смертоносные стальные дьяволы с ревом понеслись над океаном.
Недолет! Перелет!
Ротенау, глянул с нетерпением на экран радара, выругался и
шепотом спросил:
бешено схватил трубку телефона. - Эй, акустик, как там
слышимость? Что, никаких шумов? Химмель-доннер-веттер!
Сакрамент!
словно обиженный ребенок, пожаловался Хорсту:
оказался "Академик Иоффе", взлететь не мог, испариться тоже,
значит, залег на дно. Похоже, инженерная мысль в стране
Советов не дремала.
впадины достану, суку! - Вильгельм фон Ротенау вынул из
нактоуза запасной бинокль и велел ложиться на боевой курс -
приступать к немедленному глубоководному бомбометанию.
приступили. Заухал за кормой, вздыхая тяжко, океан,
взметались к небесам обрывки у пены, бледнела полная луна,
мерцая, содрогались звезды, а разъяренный Ротенау все никак
не унимался - еще заход, еще, еще. Пирамида не пирамида,
Mептун не Нептун, академик Иоффе не академик Иоффе. Огонь!
Огонь! Огонь!
напоследок, все равно нужно убираться, так и не открыв
загадочную дверь в подводной пирамиде...
совсем рядом, между щетинистых верхушек сосен. "Люблю грозу
в начале мая", - он зевнул, лениво потянулся и, нехотя
открыв глаза, разочарованно фыркнул - все вокруг было сер
словно штаны пожарного. Серый полумрак комнаты, серый в
полумраке кот, серая рубашка Лены спавшей "лягушкой", на
животе. А снаружи было еще хуже, иссиня-фиолетово,
невыразимо мрачно, дождь выстукивал на хай-хэте крыши
грустную свингово-блюзовую тему: "Скоро осень, за окнами
август... Хрен вам, а не ностальгически-романтический
медовый месяц на берегу реки детства. И чтобы жизнь медом не
казалась, идите-ка растапливайте печь".
верхушками сосен, хлопнул резко полузакрытой рамой и погнал
лиловые сполохи дальше.
перевернулась на спину, открыв глаза, и крепко прижалась к
Тиму. - Расслабься, тебе все это снится.
воздухом детства, побродить, взявшись за руки, по берегам
сонной Оредежи и вот - низкая облачность, осадки по колено,
промозглая не по сезону свежесть вечером. Гроза в начале мая
это, может, и хорошо, а вот весь август напролет - сыровато
для ног и утомительно для души. Приходилось днями, на
радость Тихону, ловить на удочку пескарей, искать моховики и
красненькие в лесу или самозабвенно сплетаться в объятиях
под стук барабанящего по крыше дождя. Однако одной любовью
сыт не будешь - после баловства Лена шла на кухню возиться с
керосинкой, Тим садился поближе к свету и с видом академика
на отдыхе лис тал какую-нибудь заумную книжонку.
провел полтора месяца в поле на раскопках гнездовских
курганов под Смоленском и в душе начал считать себя
заправским археологом. Теперь его идеалом, объектом
преклонения и подражания стал Игнатий Стелецкий,
прославившийся исследованиями подземной Москвы. Вот кто
истинный ученый, положивший всю свою жизнь на алтарь науки.
Не какая-нибудь там кабинетная крыса, вроде папочки-
академика!
на веранде, затем они сражались то в шахматы, то в шашки, то
в подкидного дурака, разговаривали ни о чем и снова шли
сплетаться в неистовых объятиях...
Qловом, как-то монотонно, невесело было в просторном доме с
запущенным яблоневым садом, построенном, если верить Лене,
еще во времена молодости ее бабушки-колдуньи.
сидела у раскрытой дверцы, глядела в огонь, и его неверные
отблески плясали в ее бездонных глазах.
наглядеться, растягивая мгновения, чище и прекраснее которых
- он знал это наверняка - в жизни его уже не будет.
услышала, вопросительно повернула голову. Тень пламени
переметнулась на щеку, волшебство истаяло.
тобой... Я люблю тебя, я не могу без тебя... Выходи за меня.
Я понимаю, я пока еще никто, мальчишка...
именно... Сколько тебе лет?
весить центнер. Как мамочка. А ты - красивый тридцатилетний
доцент - будешь стыдиться меня и изменять направо-налево со
смазливыми студенточками. Мерси!
смехом своим разряжая взрывоопасную ситуацию.
руки будущий центнер, завалил на продавленный диван и младым
вампиром впился в ее пухлые алые губы...
медовая ностальгия закончилась. Тим довез до места
жительства кота в лукошке, трогательно попрощался с Леной и
почему-то с легким сердцем отправился домой. Знать бы ему,
какая там собиралась буря...
придвинула тарелку с бутербродами, села рядом. В полнейшем
гробовом молчании. Тиму, хоть и был он изрядно голоден,
кусок в горло не полез.
Комиссаржевской, Зинаида Дмитриевна с трагическими
модуляциями произнесла:
Отец!
книжкой в красной обложке.
"Мастер и Маргарита".
найденная матерью в твоем столе, когда она прибирала у тебя
" комнате, - отчеканил Антон Корнеевич.
Тим. - Это мое дело, что я там держу!
и на Колыму загреметь!.. А если бы эту антисоветчину нашли в
моем доме, в доме академика Метельского?! Ты не подумал, что
это могла быть спланированная провокация против меня? От
кого ты получил это издание?
Левка подарил, Напал. Перед отъездом.
задание меня скомпрометировать, а за это выпустили из
страны!
недругам, завистникам, интриганам... Которые хотят отобрать
у меня кафедру, вычеркнуть из списка на квартиру в
академическом доме!