фляжки. И нервишки в узду возьми. Все! Больше ни слова!
паникерство! - выговорил едко Рубин. - А мне, сержант, умереть - легче воды
выпить. Страшнее того, как я дочек своих ногтями выкапывал, не будет. Как
хочешь обо мне думай...
умирать будем. - Уханов усмехнулся. - Веселее... А может, еще и попляшем!
там в тени, незаметно стряхнул злые слезы с глаз, достал кисет, стал
сворачивать цигарку корявыми, скачущими пальцами.
спрашивает, жив ли ты, лейтенант. Вы из одного училища?
вывезти в медсанбат, с ним кончится плохо. И с остальными тоже. Ничем уже не
могу помочь им. Обманываю, что скоро прибудут повозки. Но, по-моему, мы
совсем отрезаны от тылов. Куда вывезти? Кто знает, где медсанбат?
Дроздовским. Где ты был, лейтенант, после того, как я побежала к орудию
Чубарикова? Ты видел тот танк, который раздавил орудие?
дрожали коленки. Ах да, кажется, я тебя просила насчет моего "вальтера".
Это, конечно, смешно. Хочу жить сто лет, нарожу назло себе и всем десять
детей. Ты представляешь, десять очаровательных мордочек за столом, у всех
белые головки и измазанные кашей рты? Знаешь, как на коробке "Корнфлекса"?
они кричали...
осталось еще семь снарядов. Никто никого не будет бросать. Даже думать об
этом нечего.
валенками вдоль кромки берега тропке. Острым первобытным холодом дуло с
речного льда, окатывало густым паром из дымящихся внизу огромных прорубей,
образованных утренней бомбежкой. Зарево над противоположным берегом ослабло,
снизилось; в эти часы ночи его будто душило накалившимся до железной
крепости морозом. Стояло над впадиной решки неколебимое ночное безмолвие, и
обоим было трудно говорить, дышать на жестоком холоде. И Кузнецов не смог бы
объяснить себе, зачем успокаивал он Зою в этой неопределенно зыбкой, не
понятной никому обстановке, когда неизвестно, что может случиться через час,
через два этой ночью, кто из них проживет до утра, но он не лгал ни себе, ни
ей - убежден был: отходить, прорываться отсюда некуда - впереди и сзади
чужие танки, а дальше за ними, за спиной тоже немцы, сжатые в котле, куда
нацелено было сегодня наступление, показавшееся целым годом войны. Что в
Сталинграде? Почему немцы сделали передышку на ночь? Куда они
продвинулись?..
- некуда?..
Кузнецова на зарево, на противоположный, занятый немцами берег; белое лицо
ее, суженное бараньим мехом, длинные полоски бровей, странно темные,
отрекающиеся от чего-то глаза выражали усталое, углубленное в себя
страдание.
батарею, крича на бегу друг другу команды, врываются с автоматами в землянку
с ранеными, а она, не успев вынуть "вальтер", отходит в угол, прижимается
спиной и руками к стене, как распятая. И он спросил, сбавляя голос:
воротника, видны были вздрогнувшие черточки бровей.
меня как-то очень странно обнимал - защищал, да? Спасибо тебе, лейтенант. Я
здорово струсила.
вздрагивать от этого неожиданного смеха. - А что было, когда я ушла к орудию
Чубарикова?
ногу сломала? Подожди, я сейчас вспомнила. Когда шли сюда, Рубин мне сказал
одну жуткую фразу: "Сергуненков и на том свете свою погибель никому не
простит". Что это такое?
льдистость воротника, как влажным наждаком окорябавшего щеку. - Только зачем
он тебе это говорил?
бы у меня хватило тогда воли остановить его... Но что я скажу ей о гибели
Сергуненкова? Говорить об этом - значит говорить о том, как все было. Но
почему я помню это, когда погибло две трети батареи? Нет, не могу почему-то
забыть!.."
Кузнецов. - Нет смысла сейчас говорить.
значит, и к нему, думал между тем: "Неужели она любит Дроздовского? Неужели
ее губ, неприятно искусанных, распухших, мог касаться он? И неужели она не
могла заметить, что у Дроздовского холодные, безжалостные глаза, в которые
неприятно смотреть?"
как послышалось ему, шепотом спросила она. - Смотришь и смотришь, будто ни
разу меня не видел...
еще не ранен и не убит. Тем более не хочу умирать бессмысленно и глупо.
остался живым. Чтоб ты долго жил. Сто пятьдесят лет. У меня счастливое
слово. Ты будешь жить сто пятьдесят лет. И у тебя будет жена и пятеро детей.
Ну, прощай. Я к раненым... Нет, почему ты так смотришь на меня, лейтенант?
Наверно, я тебе нравлюсь немного? Да? Вот не знала! - Она придвинулась к
нему, отогнула одной рукой мех воротника от губ, взглянула с пытливым
удивлением. - Ой, как все это глупо и странно, кузнечик!
слышу, становится очень легко. Представляю почему-то теплую ночь, сено в
поле и такую красную луну над озером. И кузнечики везде...
ее полушубка. Ее глаза, улыбаясь, поблескивали, темнели над меховым
воротником, отогнутым книзу ее рукой в белой варежке; белеющим инеем обросли
полоски бровей, мохнато торчали, отвердели кончики ресниц, и Кузнецову опять
показалось, что зубы ее тихонько постукивали и она чуть-чуть вздрагивала
плечами, как будто замерзла вся. И совершенно явно представилось ему, что
зубы так постукивали не у нее и говорила сейчас не она, а кто-то другой и
другим голосом, что нет ни берега, ни зарева, ни немецких танков, - и он
стоит с кем-то около подъезда в декабрьскую ночь после катка; вьюжный дым
сносит с крыш, и фонари над снежными заборами переулка в сеющейся мгле...
Когда это было? И было ли это? И кто был с ним?
сестры? Нас ведь обоих могут убить, кузнечик...
половину лица. - Это совсем другое... Возле орудия ты меня защищал как
сестру, лейтенант. У тебя ведь есть сестра?
потом побежала к орудию Чубарикова, когда танк пошел на таран. Потом
пулеметной очередью несколько раз перевернуло Сергуненкова перед
самоходкой... Задымилась на спине шинель. И перекошенное, ошеломленное лицо
Дроздовского: "Разве я хотел его смерти?.."
он, но ее поднятое к нему, настороженно наблюдающее лицо внезапно резко
озарилось красным сполохом, так разительно высветив широко раскрывшиеся
глаза, губы, иней на тонких бровях, что он в первый миг не понял, что
случилось.
очереди, снова встали ракеты. И он, взглянув вверх, туда, где было орудие,
тотчас хотел крикнуть ей, что началось, что немцы начали, и это, наверно,
последнее, завершающее, но крикнул срывающимся голосом не то, что прошло в
его сознании:
сестры! И не говори глупостей! Не было и нет!..
ее, двинувшись по тропке, а она отшатнулась, сделала шаг назад с жалким,
изменившимся лицом, выдавила шепотом:
Шилова Юлия
Русанов Владислав
Лукин Евгений
Херберт Фрэнк
Шилова Юлия
Рыбаков Вячеслав