со всей округи, многие по старинному обычаю начинали оплакивать Эрназара еще
издали: "Эрназар, родной ты мне, как печень моя, где увижу тебя?" - и он
помогал им спешиться, успокаивал их... А в тот день вроде вечер выдался
более или менее свободный, и Бостон, раздевшись до пояса, умывался у себя во
дворе, поливая себе из ковша. Арзыгуль была у Гулюмкан: эти дни она почти
все время находилась у соседки.
я не смогла ее остановить.
вытираясь на ходу, побежал догонять обезумевшую Гулюмкан.
Гулюмкан в таком состоянии может сейчас бросить ему в лицо обвинение,
которого он больше всего боялся, скажет, что это он, Бостон, погубил
Эрназара, и эта мысль как крутым кипятком ожгла его, ведь и сам он казнился,
терзался этим, и не было покоя его душе. И что тогда ответит он ей?
Как доказать, что, бывают роковые обстоятельства, над которыми человек не
властен? Но и эти слова не утешали, и не было в природе таких слов, чтобы
душа смирилась с тем, что произошло. И не было слов, чтобы объяснить
Гулюмкан, почему он еще жив после всего, что случилось.
Остановись, послушай меня, пойдем домой...
в тихом сумраке медленно угасающего дня, и когда Гулюмкан обернулась,
Бостону показалось, что от нее, как призрачное излучение, исходило горе,
черты ее лица были искажены, словно она смотрела на него из-под толщи воды.
Ему было невыносимо больно видеть ее страдания, больно за ее жалкий вид -
ведь еще вчера она была цветущей, жизнерадостной женщиной, - больно за то,
что она бежала не помня себя, за то, что помятое шелковое платье, в которое
ее нарядили, разъехалось на груди, за то, что новые черные ичиги казались на
ней траурными сапогами, а коса ее была расплетена в знак траура.
за руку.
голосом.
доберешься? Да ты там околеешь в одночасье в таком тонком платье!" - он стал
просить ее:
раз. Я сам покажу тебе это место. А сейчас не надо. Пойдем домой. Там
девочки плачут, Арзыгуль тревожится. Скоро ночь. Пошли, прошу тебя,
Гулюмкан.
головой. - Как же он остался один совсем, не похороненный, не оплаканный -
без могилы?
виноватый, в выбившейся, обвисшей на худых плечах майке, с полотенцем на
шее, в кирзовых сапогах, в которых чабан неизменно ходит и зимой и летом.
Несчастный, виноватый, удрученный. Он понимал, что ничем и никак не может
возместить утрату этой женщине. И если бы он мог оживить ее мужа,
поменявшись
люди приходят вспоминать Эрназара. Должны быть дома.
что-то неразборчиво бормотала, захлебываясь рыданиями, содрогаясь. Он
поддержал ее под руку и так, вместе горюя и плача, они вернулись домой.
Угасал тихий летний вечер, полный терпких запахов цветущих горных трав.
Навстречу им, ведя за руки Эрназаровых девочек, шла Арзыгуль. Увидев друг
друга, женщины обнялись и с новой силой заплакали, точно после долгой
разлуки...
Гулюмкан давно переехала в рыбацкий поселок на Побережье, Бостону вспомнился
тот вечер, и глаза его затуманились от нахлынувших чувств.
смотрел на ее изможденное, обескровленное лицо. День был теплый, осенний,
соседи по палате все больше гуляли во дворе, и потому и состоялся тот
разговор, начала которой сама Арзыгуль.
Арзыгуль с трудом подняла глаза на мужа, и Бостон заметил, что она еще
сильнее пожелтела и исхудала за эту ночь.
Бостон.
должны серьезно поговорить с тобой.
вытер на лбу пот.
попытался отвести назревающий разговор, но по взгляду жены понял, что
настаивать нельзя.
все думала - а что еще делать в больнице, если не думать? Думала о том, что
прожила с тобой хорошую жизнь, и судьбой своей я довольна. К чему бога
гневить - детей вырастили, на ноги поставили, теперь они могут жить
самостоятельно. Про детей у меня с тобой отдельный разговор будет. Но тебя,
Бостон, мне жалко. Больше всех мне жалко тебя. Неумелый ты, к людям подхода
у тебя нет, ни перед кем не кланяешься. Да и немолод ты уже. После меня не
сторонись людей. Я к тому, что после меня не ходи в бобылях, Бостон.
Справишь поминки, подумай, что тебе делать дальше, я не хочу, чтобы ты жил
один. У детей ведь своя жизнь.
После смерти ведь не скажешь. Так вот думала я тут и о тебе и о себе. Часто
приходит ко мне Гулюмкан. Сам знаешь, не посторонний она для нас человек.
Так уж обернулась жизнь, что осталась она вдовой с малыми детьми. Достойная
женщина. Мой тебе совет - женись на ней. А уж там сам решай, как тебе
поступить. Каждый волен сам за себя решать. Когда меня не станет, скажи ей
об этом нашем разговоре... А вдруг и выйдет так, как мне хотелось. И у
Эрназаровых детей будет отец...
озера, а озера не видят - все некогда им. Вот и Бостон в кои веки вырвался к
берегу, а то все издали да мимоходом любовался иссык-кульской синью.
потянуло побыть в одиночестве у синего чуда среди гор. Бостон глядел, как
ветер гонит по озеру белые буруны, вскипающие ровными, будто борозды за
невидимым плугом, рядами. Ему хотелось плакать, хотелось исчезнуть в
Иссык-Куле - хотелось и не хотелось жить... Вот как эти буруны - волна
вскипает, исчезает и снова возрождается сама из себя...
x x x
вокруг кошта, что вынудили его встать с постели. Но сначала они разбудили
Кенджеша. Малыш проснулся с плачем, Бостон придвинул сынишку поближе, стал
успокаивать его, обнимая и прижимая к себе:
вот она, видишь? Хочешь кис-кис? Хочешь, чтобы свет зажег? Да ты не бойся.
Это кошки кричат. Это они так воют.
унимался. Пришлось зажечь свет.
Пойду все же припугну зверей. Так дальше невозможно.
это годится? Эта проклятая Акбара сведет нас с ума. Что за наказание такое?!
ты-то хоть. Вот наказание, ей-богу. Я снаружи запру дверь на замок. Не
беспокойся. Ложись спать.
ногу. Бостону хотелось наконец столкнуться с волками, и потому он нарочито
громко скликал собак, ругал их последними словами. Он был готов на все - так
осточертели ему эти остервеневшие от горя волки.
пристрелить волков, если он их увидит, благо у него была полуавтоматическая
винтовка.
домой. Но и заснуть он тоже не смог. Долго лежал в темноте, в голове
неотвязно крутились беспокойные, наболевшие мысли.