Чтение 57–й страницы книги ~Путешествия с тетушкой~

распродать два миллиона пластмассовых соломинок, привел из отеля "Гуарани"
жену; неожиданно я увидел, что в толпе незаметно шныряет, время от времени
исчезая, как в норку, представитель экспорта-импорта, наш сосед по столу
на пароходе, серый и тощий, по-кроличьи дергающий носом. На лужайке
дымился и потрескивал бык на гигантском железном вертеле, аромат
жарящегося мяса вытеснил благоухание цветущих апельсинов и жасмина.

Воспоминания мои о вечере были очень смутными потому, вероятно, что я
еще до обеда приналег на шампанское. Женщин было больше, чем мужчин, что
характерно для Парагвая, где мужское население сильно поредело в
результате двух жестоких войн, и получилось так, что мне не один раз
выпало танцевать или беседовать с красавицей Камиллой. Музыканты играли
главным образом польки и галопы, я не умел их танцевать и был поражен,
видя, с какой легкостью тетушка и мистер Висконти моментально, прямо-таки
по наитию, овладели незнакомыми па. Когда бы я ни посмотрел на танцующих,
они всегда были среди них. Камилла, почти не говорившая по-английски,
безуспешно пыталась обучить меня танцам, но она делала это единственно из
чувства долга, и наука не шла мне впрок.

- Хорошо, что я сегодня не в тюрьме, - сказал я.

- Как?

- Вон тот молодой человек арестовал меня.

- Как?

- Видите - пластырь? Он ударил меня сюда.

Я старался просто поддерживать легкую беседу, но, как только музыка
смолкла, Камилла поспешила прочь.

Рядом вдруг возник О'Тул.

- Шикарный прием. Шикарный, ничего не скажешь. Вот бы Люсинда была
здесь. Ей бы тоже было интересно. А вон датский посланник - он
разговаривает с вашей тетушкой. Только что я видел вашего британского
посла. И никарагуанского. Удивляюсь, как мистеру Висконти удалось
заполучить к себе весь дипломатический корпус. Дело, наверное, в фамилии -
если это его настоящая фамилия. Конечно, в Асунсьоне делать особенно
нечего, так что если получаешь приглашение от человека с фамилией
Висконти...

- Вы не видели Вордсворта? - спросил я. - Я допускал, что он тоже
объявится.

- Он сейчас уже на судне. Отплытие в шесть утра, как только рассветет.
Сдается мне, не очень-то он здесь нужен в нынешней ситуации.

- Вы правы.

Гости толпились внизу у ступеней, ведущих на террасу, хлопали в ладоши
и кричали: "Bravo!" Я видел на террасе Камиллу, она плясала с бутылкой на
голове. Мистер Висконти потянул меня за рукав и сказал:

- Генри, познакомьтесь, пожалуйста, с нашим представителем в Формосе.

Я обернулся и протянул руку человеку с серой кроличьей физиономией.

- Мы вместе плыли на пароходе из Буэнос-Айреса, - напомнил я, но он,
естественно, не говорил по-английски.

- Он заведует нашим речным грузооборотом. - Мистер Висконти говорил
так, будто речь шла о каком-то крупном законном предприятии. - Вам
придется часто видеться. А сейчас пойдемте, я представлю вас начальнику
полиции.

Начальник говорил по-английски с американским акцентом. Он сообщил, что
учился в Чикаго.

Я сказал:

- У вас красивая дочь.

Он поклонился и ответил:

- У нее красивая мать.

- Ваша дочь пыталась учить меня танцевать, но у меня нет слуха, а с
вашими танцами я не знаком.

- Полька и галоп. Наши национальные танцы.

- Названия у них совсем викторианские. - Я хотел сказать приятное, но
он вдруг резко отошел.

Угли под быком почернели, а от быка остался только остов. Пир удался на
славу. Мы сидели на скамейках в саду, перед нами стояли столы - доски,
положенные на козлы, - и мы ходили с тарелками к вертелу. Я заметил, что
сидящий рядом со мной тучный человек четыре раза брал себе огромные порции
мяса.

- У вас хороший аппетит, - сказал я.

Он ел, как добрый едок с иллюстраций викторианских времен: локти в
стороны, голова низко опущена, за ворот засунута салфетка.

- Это пустяки, - отозвался он. - Дома я съедаю восемь кило говядины в
день. Мужчине нужна сила.

- А чем вы занимаетесь? - полюбопытствовал я.

- Я начальник таможни. - Он ткнул вилкой вдоль стола, где немного
подальше сидела тоненькая бледная девушка, которой, судя по ее виду, не
было и восемнадцати. - Моя дочь, - сказал он. - Я ей советую есть больше
мяса, но она упряма, как ее матушка.

- А которая здесь ее матушка?

- Она умерла. Во время гражданской войны. У нее не было
сопротивляемости. Она не ела мяса.

И вот, когда уже было за полночь, он снова оказался возле меня.
Обхватив мои плечи рукой, он стиснул их, как будто мы были старыми
приятелями.

- Вот Мария, - сказал он. - Моя дочь. Она хорошо говорит по-английски.
Непременно потанцуйте с ней. Скажите ей, что она должна больше есть мяса.

Мы пошли с нею рядом. Я сказал:

- Ваш отец говорит, что он съедает восемь кило мяса за день.

- Да. Это правда, - ответила она.

- Боюсь, у меня не получаются здешние танцы.

- Это ничего. Я уже натанцевалась.

Мы направились к рощице, я нашел два пустых кресла. Около нас
остановился фотограф и мигнул своей вспышкой. Лицо ее в резком свете
казалось особенно бледным, глаза испуганными. Потом все погрузилось в
темноту, и я уже еле различал ее лицо.

- Сколько вам лет?

- Четырнадцать.

- Ваш отец считает, что вам надо есть побольше мяса.

- Я не люблю мяса.

- А что вы любите?

- Поэзию. Английскую поэзию. Я очень люблю английские стихи. - Она с
серьезным видом продекламировала: - "Из крепкого дуба у нас корабли, из
крепкого дуба матросы" [строки из стихотворения Д.Гэррика (1717-1779)]. -
И добавила: - И еще "Уллин и его дочь" [баллада шотландского поэта Томаса
Кемпбелла (1777-1844), переведенная на русский язык В.А.Жуковским]. Я
часто плачу, когда читаю "Уллина и его дочь".

- А Теннисона вы любите?

- Да, я знаю стихи лорда Теннисона. - Теперь, обнаружив у нас общие
интересы, она держалась увереннее. - Он тоже печальный. Я очень люблю все
печальное.

Гости снова столпились в зале, так как арфист и гитарист заиграли
польку, - мы видели в окна мелькание пар. Я в свою очередь процитировал
"Мод" дочери таможенника: "И проходит в веселье короткая ночь, в озорной
болтовне и вине" [строки из поэмы А.Теннисона "Мод"].

- Этого стихотворения я не знаю. Оно печальное?

- Это длинная поэма, и конец у нее очень печальный. - Я попробовал
припомнить какие-нибудь печальные строки, но единственное, что мне в эту
минуту пришло в голову, были слова: "Страшусь я зловещей лощины в угрюмом
соседнем лесу" [первая строка поэмы "Мод"]. Но, вырванные из контекста,
они потеряли свой смысл. Я сказал:

- Если хотите, я дам вам ее почитать, у меня с собой есть сборник
стихов Теннисона.

К нам приближался О'Тул, и я ухватился за этот удобный случай, чтобы
сбежать. Я ужасно устал, и у меня ныло ухо.

- Это Мария, - сказал я. - Она изучает английскую литературу, как ваша
дочь.

Он был грустный и серьезный, и я решил, что они найдут общий язык. Было
уже около двух ночи. Я мечтал отыскать какой-нибудь тихий уголок и
вздремнуть немножко. Но посредине лужайки я встретил чеха, беседующего с
мистером Висконти. Мистер Висконти сказал:

- Генри, мы получили предложение.

- Какое?

- У этого джентльмена имеется два миллиона пластмассовых соломинок. Он
отдает их нам за полцены.

- Этого хватит на все население Парагвая, - заметил я.

- Я думал не о Парагвае.

Чех улыбнулся.

- Если вы убедите их пить матэ через соломинку...

Сам он явно не относился всерьез к их деловой беседе, но воображение
мистера Висконти, как я видел, уже заработало вовсю. Мне это напомнило
тетушку Августу, когда она начинала расцвечивать свою очередную историю.
Возможно, мистера Висконти возбудило само звучание этой круглой роскошной
цифры - два миллиона.

- Я думал о Панаме, - пояснил он. - Если наш панамский агент сумеет
завезти их в зону канала. Представьте себе, сколько через нее проходит
американских моряков и туристов...

- А что, американские моряки пьют прохладительные напитки? - удивился
чех.

- Вы разве не слыхали, - возразил мистер Висконти, - что пиво пьянит
гораздо сильнее, если тянуть его через соломинку?

- Ну, это, разумеется, легенда.

- Сразу видно протестанта, - заявил мистер Висконти. - Любому католику
известно, что легенда, в которую верят, обладает той же ценностью и силой