носили генералы, в кожаном черном пальто без знаков различия.
генерал-лейтенант Звягин, заместитель командующего армией.
Командир батальона старший лейтенант Момыш-Улы.
непосредственно к вам, командиру дивизии?
глубокими складками около рта румянец проступил темными пятнами. Мы знали,
эту черточку Панфилова: когда нервничал, то этак, пятнами, краснел.
Впрочем, это быстро проходило.
действительно водился такой грех: обычно он держал себя столь не
по-начальнически, столь явно избегал чинопочитания, что, случалось, к нему
обращались вопреки уставу не только командиры батальонов, но и взводные и
даже солдаты, которых он не умел или не хотел оборвать.
Хрипловатый голос Панфилова звучал тихо. Казалось, Панфилов чувствует себя
в чем-то виноватым, теряется перед начальником.
что у него крупные свежие губы, которые раньше были словно сжаты.
словах рассказал о батальоне, о том, как мы, отрезанные немцами, в свою
очередь, перехватили скрещение дорог в тылу у них и на сутки пригвоздили к
месту рвущихся в Волоколамск и в Москву гитлеровцев.
меня.
и напряжение мысли. Ему, вероятно, хотелось что-то уяснить себе,
поразмышлять вслух. Рука потянулась к черным с проседью, стриженным
по-солдатски, под машинку, волосам - в затруднительных случаях Панфилов
любил поскрести затылок, - но, спохватившись, он опустил руку.
говоря, у него был другой приказ: отходить, присоединяться к дивизии. А он
остановился, захватил узел дорог. Беспорядок? Конечно, беспорядок... Но
все-таки... Все-таки вот он каков, этот партизан с шашкой.
Ему явно хотелось обрести свой обычный, простой, нередко шутливый тон. Но
улыбка лишь мелькнула. Лицо опять стало расстроенным, угрюмым,
постаревшим. Брови - очень заметные, черные, без единой седой нити, как бы
изломанные под прямым углом - опять насупились.
казах". Такого рода одобрения мне доводилось выслушивать от русских - они
не понимали, что этим походя, не думая, задевают мою национальную
гордость. Однако Звягин в этом, видимо, был чуток.
не много. Противник прорвал на правом фланге фронт дивизии. Вам придется
контратаковать в темноте, отбросить немцев, восстановить рубеж и
закрепиться. Закрепиться и не отходить. Ясно, товарищ командир батальона?
Противник измотан, обескровлен, он делает последние усилия, мы можем и
должны остановить его здесь. Можем и должны, пусть даже всем нам, всему
политическому и командному составу, пришлось бы с винтовками отправиться
на поле боя. Позор, что мы все еще отходим! Позор, что мы позволили опять
прорвать линию дивизии.
дважды или трижды прорывали оборонительные рубежи дивизии: казалось, фронт
крошился: но наши боевые части, даже разрозненные, изолированные,
продолжали драться, нападали, удерживали дороги, перед прорвавшимися
немцами опять появлялись роты, батареи, батальоны; фронт снова смыкался.
выслушать упрек: "Позор, что мы позволили опять прорвать линию дивизии".
Панфилова.
открыл дверь.
вновь слегка наклонил голову. Теперь это движение показалось мне упрямым.
манера Панфилова, его склонность советоваться, раздумывать вслух. К
подчиненным он тоже обращался как-то не по-военному: "товарищ Момыш-Улы",
"товарищ Дорфман". У него был несильный голос с хрипотцой застарелого
курильщика, он не любил, не позволял, чтобы перед ним тянулись, и словно
не умел разговаривать повелительно. Мы скоро привыкли к этому. Однако
теперь я словно увидел Панфилова глазами Звягина.
сутуловатый, с впалой грудью, с глубокими морщинами на худой шее, он,
несомненно, выглядел совсем не молодцевато, выглядел "заштатным
генералом", как однажды в шутку сам себя назвал.
дивизией, подчинять своему приказу, своей воле несколько тысяч человек...
Момыш-Улы, попрошу сюда.
столу. Дорфман развернул папку. Перед нами лежала оперативная карта штаба
дивизии.
счищая синие и красные карандашные линии. В разных местах была несколько
стерта и печать, особенно вдоль оси главного удара немцев, вдоль шоссе,
ведущего в Волоколамск с юга. Там в отчаянных боях положение менялось
иногда по два-три раза на дню. Нанесенная красным карандашом теперешняя
линия дивизии, выгнувшаяся дугой или полупетлей вокруг Волоколамска, была
в двух местах разорвана - на юге и на севере. Обстановка на юге мало
изменилась с того часа, как она была обозначена на карте, к которой еще
днем в своем домике подвел меня Панфилов. Разорванные, разрозненные
красные звенья, или, вернее, звенышки, кое-где со значками пулеметов и
пушек, и сейчас еще жили, противостояли рвущимся в наши тылы немцам.
неожиданное, страшное. Там зиял пролом в несколько километров по фронту.
На карте эту брешь пронзила широкая синяя стрела с раздвоенным жалом.
Раздвоенное острие было нанесено пунктиром, означающим, что движение
противника в этих направлениях установлено не точными данными, а
изображено предположительно. Между немцами, прорвавшимися севернее города,
и самим городом не было никакой преграды, никаких наших заслонов, лишь в
садах у городской черты краснели в двух или трех пунктах значки зенитных
пушек.
сопротивления, уже идут сюда, к штабу Панфилова, к Волоколамску? Указывая
взглядом на этот пролом, Панфилов спросил:
Кондратьев, командир сводного полка. Недавно я слышал, что такой полк был
сформирован в Волоколамске и занял участок обороны где-то по соседству с
нашей дивизией.
и, не затворив, прошел дальше. Панфилов последовал за ним.
лишь слова прибывшего. Казалось, он в чем-то оправдывается. И вдруг на
Сертаков Виталий
Василенко Иван
Зыков Виталий
Шилова Юлия
Корнев Павел
Шилова Юлия