закону, недостаточно; правда, суд надеется, что явятся и другие, и, увидев
меня, он сначала подумал, что я пришла именно с этой целью, но если никто не
явится, то он надеется получить оправдание; ему дали понять, что если он
согласится отправиться в ссылку, то его не станут судить, но он; даже думать
об этом не хочет, предпочитая ссылке виселицу.
отважный и предприимчивый человек, как он, наверное, найдет сотню способов
вернуться на родину, может быть, даже раньше, чем отправится в путь. Он
улыбнулся и сказал, что предпочел бы последнее, потому что содрогается при
одной мысли, что ему придется работать на плантации, подобно тому как
римские рабы трудились в каменоломнях; он считает, что гораздо приятнее
отправиться на тот-свет при помощи виселицы, и таково единодушное мнение
всех джентльменов, выгнанных судьбой на большую дорогу; ведь казнь положит,
по крайней мере, конец всем его нынешним бедствиям, а что касается спасения
души, то, по его мнению, человек может столь же искренно раскаяться за
последние две недели своей жизни, среди ужасов тюрьмы, в яме смертников, как
и в лесах и пустынях Америки; рабство и каторжные работы недостойны
джентльмена; это лишь средство заставить человека рано или поздно сделаться
собственным палачом; что может быть ужаснее? Поэтому он и думать не хочет о
ссылке.
испытанное женское красноречие - слезы. Говорила, что позор публичной казни,
наверное, окажет гораздо более гнетущее действие на джентльмена, чем все
унижения, которым он может подвергнуться за морем; что в атом последнем
случае у него, по крайней мере, есть надежда остаться в живых, тогда как
виселица исключает всякую надежду; ничего нет легче, как столковаться с
капитаном корабля, - народ этот, как правило, добродушный и сговорчивый. А
по прибытии в Виргинию легко можно будет откупиться, если хорошо себя вести,
а тем более если располагаешь деньгами.
денег; однако я ошиблась, он не то хотел сказать.
найду способ вернуться назад прежде, чем уеду, - я это понял так, что можно
откупиться и здесь. Я предпочел бы дать двести фунтов, чтобы избежать
высылки, чем сто фунтов за получение свободы по приезде в Америку.
хорошо, как я.
разве только пожелала бы увидеться с матерью, ведь ты мне говорила, что она
в Америке.
других родственников, которые там, может быть, есть у меня, то я их не знаю;
с тех вор как мои несчастья довели меня до того положения, в котором я
находилась последние годы, я прекратила всякую переписку с ними; ему
нетрудно вообразить, что я встречу самый холодный прием, если появлюсь у них
в качестве ссыльной воровки. Поэтому я решила, в случае если туда поеду, не
видеться с ними; но у меня все же связаны с этой ссылкой большие надежды,
которые с лихвой возмещают все ее неприятности; и если ему тоже придется
отправиться туда, то я легко его научу, каким образом избежать рабства,
особенно имея деньги, единственного друга в подобном положении.
тотчас же его перебила, сказав, что, надеюсь, он не заключил из моих слов,
будто я рассчитываю на его поддержку; напротив, хотя я не могу назвать себя
богатой, однако же и не нуждаюсь, и так как у меня кое-что есть, то я скорее
поделюсь с ним, чем возьму что-нибудь у него, хорошо зная, что какими бы
деньгами он ни располагал, они все ему понадобятся в ссылке.
него немного, но он поделится со мною последним, если я буду нуждаться, и
стал уверять, что у него совсем не было таких опасений. Он лишь имел в виду
то, о чем я ему намекнула; ему хорошо известно, как следует поступать здесь,
там же он будет самым беспомощным и жалким существом на свете.
страшного; если у него есть деньги, как я с удовольствием сейчас услышала,
то он может не только избежать рабства, являющегося, по его мнению,
неотвратимым следствием ссылки, но и начать новую жизнь, успех которой
обеспечен при некоторой трудолюбии, столь естественном в подобных случае я
напомнила ему, какой совет я ему дала много лет назад, предлагая поправить
наши дела. Наконец, чтобы убедить его в правильности моих слов и в том, я
прекрасно знаю, как взяться за дело, и не сомневаясь в успехе, я заявила,
что готова выхлопотать себе отмену приговора о ссылке, а затем добровольно
отправиться с ним туда, взяв при этом с собой столько денег, чтобы хватило и
на его долю; я его уверила, что предлагаю это вовсе не потому, что не в
состоянии прожить без его помощи, я считаю, что, мы оба довольно натерпелись
здесь всяких невзгод и лучше нам покинуть эту часть света и зажить там, где
никто ее попрекнул бы нас прошлым, где нам не грозила бы тюрьма и муки, ямы
смертников, где мы могли бы с бесконечным удовольствием оглянуться на наши
прошлые горести, в убеждении, что наши враги совершенно забыли про нас и что
мы будем жить, как новые люди новой земле, и ни нам до людей, ни людям до,
нас не будет никакого дела.
его страстные возражения, что он меня обнял, заявив, что моя искренность и
забота покорили его; он принимает мой совет и попытается подчиниться своей
участи, в надежде на поддержку такой мудрой советницы и такого преданного
друга невзгодах жизни. Но все же он хочет мне напомнить то, о чем я говорила
ему раньше, именно, что, может быть, есть способ получить свободу еще здесь,
так чтобы вовсе не пришлось ехать за море, - это было бы гораздо лучше. Я
отвечала, что он может быть спокоен: я сделаю все, чтобы добиться
чего-нибудь и этом направлении тоже; если же меня тут постигнет неудача, я,
во всяком случае, исполню другое свое обещание.
любовно, чем некогда в Дайстебле. Только тут я поняла, почему он отказался
тогда ехать со мной дальше Данстебла и почему расставаясь со мной там,
сказал, что обстоятельства не дозволяют: ему проводить меня до самого
Лондона, как ему того хотелось. Я обмолвилась где-то на этих страницах о
том, что история его жизни еще занимательней, чем моя. Самое же удивительное
в ней было то, что своим отчаянным ремеслом он занимался целых двадцать пять
лет и ни разу за это время не попадался; успехи же его были так велики, что
время от времени ему удавалось устраивать себе передышки на год, а то и на
два; во время этих передышек он ничем не занимался, жил на широкую ногу и
даже держал лакея. Сколько раз, сидя в какой-нибудь кофейне, ему доводилось
слышать, как люди, которых он ограбил, рассказывали о своем несчастье! При
этом они часто, называли местность, где произошло ограбление, и так подробно
описывали все обстоятельства дела, что у него не могло быть сомнений в том,
что перед ним сидят его жертвы.
приданого, он, оказывается, как раз наслаждался такой передышкой под
Ливерпулем. Кабы, он не обманулся в своих надеждах, говорил он (и я думаю,
что он не лгал), он порвал бы с прошлым и зажил бы по-честному.
повезло: дело в том, что ограбление, в котором его обвиняли, было совершено
без его личного участия и никто из потерпевших не мог присягнуть в том, что
видел его, так что некому было против него показать. Однако, так как его
забрали вместе со всей шайкой, нашелся лжесвидетель, какой-то деревенский
парень, который присягнул в том, что видел его; ждали, что появятся и другие
в ответ на разосланные объявления; в ожидании дальнейших улик его и держали
под стражей.
понять, за него хлопотал один влиятельный человек, его друг, который,
понимая, что в любой момент могут явиться свидетели и дать показания против
него, всячески убеждал его принять это предложение, - не дожидаясь суда. #
была вполне согласна с его другом и не оставляла его в покое ни днем ни
ночью, уговаривая не медлить.
моего; я направлялась в ссылку решением суда, он - как бы по собственному
желанию. Поэтому ему уже нельзя было отказаться ехать, и ссылка, вопреки
тому, что я говорила ему прежде, была для него неизбежной. К тому же тот
самый влиятельный друг, который выхлопотал ему это снисхождение, поручился,
что он действительно уедет и не вернется раньше определенного ему срока.
становились излишними; те шаги, которые я начала было предпринимать для
собственного спасения, тоже оказались не нужны, разве что я решилась бы
покинуть его и предоставить ему ехать в Америку одному. Но он об этом и
слышать не хотел, говоря, что в таком случае предпочитает дожидаться суда,
хотя бы это грозило ему верной виселицей.
Моя пестунья, которая все это время оставалась моим верным другом, пыталась
выхлопотать мне прощение, но его можно было купить лишь очень тяжелой для
моего кошелька ценой; остаться же с пустым кошельком, не возвращаясь к
старому своему промыслу, было бы хуже ссылки, ибо там я могла прожить, здесь
же нет. Мой добрый священник, со своей стороны, изо всех сил старался
добиться отмены ссылки для меня. Но ему отвечали, что и так по его просьбе
мне была дарована жизнь и что поэтому он не должен просить большего. Он
очень огорчался моим предстоящим отъездом: ожидание близкой смерти, говорил
он, произвело благотворное влияние на мою душу, беседы с ним закрепили это
влияние; но он опасался, как бы я не растеряла все, если уеду. По этой-то
причине ревностный служитель Бога и скорбел обо мне.
старательно скрывала от священника причину такой перемены и оставила его в
убеждении, что уезжаю с большим неудовольствием и горечью.