все встали. - Желаю вам счастливого пути, преуспеяния в чужих краях и
благополучного возвращения на родину!
быстро попрощался с присутствовавшими леди, поспешил к двери и, садясь в
карету, был встречен громовым "ура" наших школьников, собравшихся для этой
цели на лужайке. Бросившись к ним, чтобы пополнить их ряды, я очутился около
отъезжавшей кареты, и когда, среди шума и поднявшейся пыли, с грохотам
промчался мимо меня мистер Джек Мелдон, я отчетливо разглядел, что у него
лицо взволнованное, а рука сжимает какой-то предмет вишневого цвета.
его супруги мальчики разошлись, а я вернулся в дом, где застал всех гостей,
столпившихся вокруг доктора и обсуждавших отъезд мистера Джека Мелдона и то,
как он себя при этом держал, и что он чувствовал, и прочее, и прочее. Этот
разговор был прерван восклицанием миссис Марклхем:
выбежали из комнаты, чтобы разузнать, в чем дело, и мы нашли ее лежащей на
полу в холле. Сначала поднялся переполох, потом выяснилось, что с ней
обморок и она начинает приходить в себя благодаря обычным в таких случаях
средствам. Доктор положил ее голову к себе на колени, отвел с ее лица
рассыпавшиеся кудри и сказал, обращаясь к окружающим:
Всему виной разлука с любимым кузеном, товарищем детских игр. Ах, как жаль!
Я очень огорчен!
вокруг, она поднялась с нашей помощью и отвернулась, чтобы уронить головку
на плечо доктора иди, - кто знает? - быть может, для того, чтобы спрятать от
нас лицо. Мы удалились в гостиную, оставив ее с доктором и ее матерью, но
она сказала, что чувствует себя гораздо лучше и выразила желание, чтобы ее
привели к нам. Итак, ее привели и усадили на диван, и мне она показалась
очень бледной и слабой.
Ты потеряла бант. Может быть, кто-нибудь будет так любезен и поищет ленту -
ленту вишневого цвета?
сам искал его повсюду, но никто не мог его найти.
спросила ее мать.
пылал яркий румянец, когда она ответила, что, кажется, видела его совсем
недавно, но не стоит его искать.
больше не искать, но было сделано еще несколько беспорядочных попыток
разыскать бант, пока миссис Стронг совсем не оправилась, после чего гости
распрощались.
Агнес восхищались лунным светом, а мистер Уикфилд почти не отрывал глаз от
земли. Когда мы добрались, наконец, до дому, Агнес обнаружила, что забыла
свой ридикюль. Радуясь возможности услужить ей, я побежал за ним.
Дверь из столовой в кабинет доктора, где виднелся свет, была приоткрыта, и я
направился туда, чтобы объяснить, зачем пришел, и взять свечу.
ног. С благодушной улыбкой доктор читал вслух какие-то рукописные пояснения
или изложение какой-то теории, имевшей отношение к нескончаемому словарю, а
она сидела, глядя на него снизу вверх. Но такого лица, какое было у нее в
тот миг, я никогда еще не видел. Оно было так прекрасно, так
мертвенно-бледно, казалось таким напряженным в своей отрешенности, столько
было в нем какого-то безумного, смутного, лунатического ужаса неведомо перед
чем! Глаза были широко раскрыты, а каштановые волосы падали двумя пышными
волнами на плечи и белое платье, сбившееся на груди, где недоставало
потерянной ленты. Отчетливо помню я ее лицо, но не могу сказать, что оно
выражало. Не могу сказать даже теперь, когда оно возникает на фоне моих
воспоминаний. Раскаяние, унижение, стыд, гордость, любовь и доверие - все
это читаю я в нем и во всем этом вижу ужас неведомо перед чем.
Потревожил я также и доктора, ибо, когда я вернулся, чтобы поставить на
место свечу, которую взял со стола, он отечески гладил ее по голове, упрекал
себя за безжалостность, за то, что сдался на ее уговоры и стал читать; он
полагал, что ей надо лечь в постель. Но она торопливо, настойчиво просила у
него разрешения остаться. Просила дать ей возможность почувствовать (я
слышал, как она бормотала эти несвязные слова), что в этот вечер она
пользуется его доверием. А потом, бросив взгляд на меня, когда я уже
направлялся к двери, она снова повернулась к нему, и я видел, как она
скрестила руки на его коленях и подняла к нему лицо, уже более спокойное,
когда он вновь приступил к чтению.
много времени спустя, о чем мне еще предстоит рассказать в дальнейшем.
ГЛАВА XVII
Пегготи, но, разумеется, я написал ей письмо, как только поселился в Дувре,
а затем послал второе, более длинное, в котором сообщал обстоятельно обо
всем происшедшем со мной, когда бабушка формально взяла меня под свое
покровительство. Поступив в школу доктора Стронга, я написал ей снова со
всеми подробностями о том, как мне хорошо живется, и о моих надеждах на
будущее. Никакой иной способ истратить подаренные мистером Диком деньги не
принес бы мне того удовольствия, которое я испытал, послав Пегготи в письме
золотую полугинею в погашение моего долга; и только в этом письме - не
раньше, я упомянул о долговязом парне с повозкой и ослом.
предприятия, хотя и не так кратко и точно. Она исчерпала весь свой талант
выражать свои чувства (на бумаге он, несомненно, был не слишком велик),
пытаясь изобразить то, что она перечувствовала, узнав о моем путешествии.
Четыре страницы, испещренные междометиями, несвязными фразами, концы которых
заменялись пятнами, были бессильны принести ей облегчение. Но пятна говорили
мне больше, чем самое совершенное произведение, ибо они свидетельствовали о
том, что Пегготи плакала все время, покуда писала письмо, а чего еще мог бы
я желать?
бабушке. Слишком долго она была предубеждена против нее, и мои сообщения
явились неожиданными. Мы никогда не знаем человека, - писала она, - подумать
только, что мисс Бетси, оказывается, совсем не такая, какой ее считали! Вот
это настоящая "мораль" - так выразилась она. И все же Пегготи еще
побаивалась мисс Бетси, так как свидетельствовала ей свое почтение и
выражала благодарность весьма робко; побаивалась она, очевидно, и за меня,
вполне допуская возможность моего нового побега в ближайшем будущем; это я
мог заключить из многочисленных ее намеков, что, по первому моему
требованию, она вышлет мне деньги для поездки в Ярмут.
была распродана вся обстановка, мистер и мисс Мэрдстон выехали оттуда, а дом
заперт и будет сдан внаем либо продан. Богу известно, какое незначительное
место я занимал в этом доме, пока они там жили, но мне больно было думать,
что дорогой моему сердцу старый дом заброшен, сад зарос сорной травой, а на
дорожках толстым слоем лежат мокрые опавшие листья. И мне представлялось,
как зимний ветер завывает вокруг, в окна стучит ледяной дождь, а луна
бросает призрачные тени на стены пустых комнат и всю ночь напролет стережет
это запустение. Вновь обратились мои мысли к могиле, там, на кладбище, под
деревом, и казалось мне, что умер также и дом и все, связанное с матерью и
отцом, исчезло навеки.
превосходный муж, разве только чуть-чуть скуповат; но все мы не без греха, а
у нее их множество (я понятия не имел, каковы они), и мистер Баркис посылает
мне привет, а моя комнатка всегда в моем распоряжении. Мистер Пегготи
здоров, и Хэм здоров, миссис Гаммидж прихварывает, а малютка Эмли не
пожелала послать мне нежный привет сама, но сказала, что Пегготи может
передать его, если хочет.
упомянув только о малютке Эмли, к которой - я инстинктивно чувствовал - она
не могла бы питать особей симпатии. Пока я был еще новичком у доктора
Стронга, бабушка несколько раз приезжала в Кентербери проведать меня, и
всегда в неурочные часы, намереваясь, кажется, застигнуть меня врасплох. Но
каждый раз она заставала меня за уроками и со всех сторон слышала, что я
примерно веду себя и делаю большие успехи, а потому она скоро прекратила
свои посещения. Я виделся с ней раз в три недели или раз в месяц по
субботам, когда приезжал в Дувр, чтобы провести там воскресный отдых, а
каждые две недели, по средам, мистер Дик приезжал в полдень в почтовой
карете и гостил до утра следующего дня.
бумаги и Мемориалом. Теперь он полагал, что время не ждет и надлежит
поскорее закончить сочинение.
были еще более для него приятны, бабушка предписала мне открыть ему кредит в
кондитерской, но на сумму, не превышающую одного шиллинга в день. Это
обстоятельство, а также возложенная на меня обязанность посылать бабушке все
его маленькие счета, - до уплаты по ним в загородной гостинице, где он
Круз Андрей
Роллинс Джеймс
Каргалов Вадим
Шилова Юлия
Лукьяненко Сергей
Ибсен Генрик