расставаясь с Пинчем, - но я его зову дорогой Том Пинч, потому что он это
любит и это ему льстит.
когда можно, а как я уже говорил, он отличный малый. "Дорогой Том Пинч, я
посылаю это письмо на имя миссис Льюпин, в "Синий Дракон", и в короткой
записке прошу ее передать письмо вам, никому об этом не сообщая, и в
дальнейшем поступать так же со всеми письмами, какие она получит от меня.
Почему я прибегаю к этому, догадаться нетрудно..." - не знаю, впрочем,
поймет ли он, - сказал Мартин, прерывая чтение, - потому что он туго
соображает, бедняга; но со временем поймет, конечно. Причина очень простая:
я не хочу, чтобы другие читали мои письма, а в особенности этот негодяй,
которого он считает ангелом.
приготовления к отъезду в Америку закончены, и вы удивитесь, услышав, что
меня сопровождает Марк Тэпли, на которого я случайно натолкнулся в Лондоне и
который хочет, чтобы я был его покровителем..." Я имею в виду, дорогая моя,
- сказал Мартин, опять прерывая чтение, - нашего друга, который идет за
нами.
который ради такого случая отвел глаза от тумана и встретил ее взгляд с
величайшим восторгом. Она сказала вслух, достаточно громко, что он добрая
душа и весельчак и, конечно, будет предан Мартину; и мистер Тэпли про себя
поклялся заслужить такие похвалы из ее уст, хотя бы ему пришлось умереть
ради этого.
оказать вам большое доверие, зная, что я вполне могу положиться на вашу
честь и на вашу скромность, а также потому, что мне сейчас не на кого больше
положиться".
надобности с ним церемониться. Но все-таки я это вычеркну, если хотите, и
поставлю точку после "скромность". Очень хорошо! "Я не только..." - это,
понимаете ли, опять письмо.
которой я вам говорил, когда она потребует, но и самым серьезным образом
поручаю ее вашим заботам и попечениям, если вам придется встретиться с ней
за время моего отсутствия. У меня есть основания думать, что возможность
встречаться - и даже весьма часто - у вас скоро появится; и хотя вы в вашем
положении можете сделать очень мало для того, чтобы облегчить ее тревогу, я
вполне уверен, что вы сделаете все что можно и таким образом оправдаете
доверие, которое я к вам питаю". Видите ли, дорогая Мэри, - сказал Мартин, -
для вас будет большим утешением иметь кого-нибудь, хотя бы и совершеннейшего
простака, с кем можно было бы говорить обо мне; а как только вы заговорите с
Пинчем, вы сразу же почувствуете, что стесняться его решительно не стоит:
все равно что какой-нибудь старухи.
довольно.
говорил ему, что мы всегда будем относиться к нему хорошо и оказывать ему
покровительство, и он за это очень благодарен, действительно благодарен, это
в нем хорошая черта. Я знаю, вам он понравится, милая. Вы подметите много
комичного и старомодного в Пинче; не бойтесь посмеяться над ним, он не из
обидчивых. Скорее ему это даже придется по вкусу, право!
удержаться от улыбки. Однако это к делу не идет и уж конечно не относится к
письму, которое кончается так: "Зная, что мне нет надобности
распространяться более о характере поручения, которое я вам доверил, так как
оно достаточно запечатлелось в вашей памяти, скажу только, прощаясь с вами и
надеясь на скорую встречу, что с этого времени я беру на себя заботу о вашем
преуспеянии и счастье, как о своих собственных. Можете на это положиться. И
верьте мне, дорогой Том Пинч, я остаюсь навсегда вашим верным другом. -
Мартин Чезлвит. При сем прилагаю ту сумму, которую вы по доброте вашей..."
Ну, это неважно, - спохватился Мартин, складывая письмо.
заметил, что часы на здании Конногвардейского штаба бьют девять.
леди сама настоятельно не просила меня.
готова вернуться. Время не терпит, дорогой Мартин, и хотя мне надо сказать
вам очень многое, пусть оно останется недосказанным до будущей счастливой
встречи. Дай вам бог удачи и скорого возвращения! Я верю, что так и будет.
месяцев? Что такое хотя бы и целый год? Когда я вернусь торжествуя, проложив
себе дорогу в жизни, - тогда нынешнее наше свидание действительно покажется
печальным, если на него оглянуться. Но сейчас! Да я и не желал бы себе более
благоприятных обстоятельств для отъезда, даже если б это было возможно: ведь
тогда я не захотел бы уезжать и не был бы убежден, что это необходимо.
как говорят. Через месяц, самое большее, мы будем на месте. Но что такое
месяц! Сколько месяцев прошло со времени нашей последней встречи!
жизнерадостному тону, - но время идет незаметно!
другую природу, других людей, другие нравы, узнаю другие заботы и надежды!
Время полетит, как на крыльях! Я могу вынести все, потому что главное для
меня - быть в движении, Мэри.
беспокоясь о том, что принесет разлука на ее долю: о безмолвном,
однообразном терпении, о грызущем страхе изо дня в день? Разве не было
фальшивой ноты в этой браваде, в этом "я, я, я", звучащем поминутно, в каком
бы возвышенном тоне ни велась речь? Да, но только не для ее ушей! Может, для
нее лучше было бы, если б дело обстояло иначе, но такая уж это была натура.
Ей слышался в его речах все тот же смелый дух, который ради нее отбросил,
словно грязную ветошь, всякую выгоду, всякую корысть, презрел опасности и
лишения, чтобы она была спокойна и счастлива! Ничего другого она не слышала.
То сердце, которому чужд эгоизм и которое не воздвигает ему алтарей, не
сразу узнает его безобразную личину, столкнувшись с ним лицом к лицу. В
старину считалось, что только одержимый злым духом видит демонов, таящихся в
сердцах других людей; не так ли и ныне родственные пороки всегда узнают друг
друга, где бы ни скрывались, в то время как добродетель легковерна и слепа.
Мартин. Несколько минут назад вы просили у меня ответа всего лишь на один
вопрос, но вы непременно должны знать - иначе я не буду спокойна, - что со
времени нашей разлуки, несчастной виновницей которой была я, он ни разу не
назвал вашего имени, ни разу не упомянул его, хотя бы в самом отдаленном
намеке, с горечью или гневом, и всегда был одинаково добр ко мне.
Хотя, как подумаешь, я мог бы поблагодарить его и за молчание, тем более что
я вовсе не желаю и не жду, чтобы он когда-нибудь упомянул мое имя. Он. может
быть, упомянет его с упреком - в своем завещании! Что ж, пускай, если ему
угодно! К тому времени, как его упрек дойдет до меня, сам он будет лежать в
могиле воплощенной насмешкой над собственным гневом, помоги ему боже!
летом на воздухе, слушая тихую музыку или думая о смерти, о родине, о своем
детстве... если бы вы в такое время вспомнили хоть раз в месяц, хоть раз в
год о том, кто причинил вам зло, вы простили бы его в душе, я знаю!
решил совсем не вспоминать о нем в такое время, чтобы избавиться от
постыдной слабости. Я родился не для того, чтобы стать чьей бы ни было
игрушкой, марионеткой, а тем более забавой для человека, в жертву чьим
капризам и прихотям была принесена вся моя юность, как бы в уплату за добро,
которое он мне сделал. Это было для нас обоих чем-то вроде полюбовной
сделки, не больше; и за мной не осталось долга, мне не надо со слезами
умолять о прощении. Я знаю, он запретил вам упоминать мое имя, - прибавил
Мартин. - Ну же! Ведь правда?
как вы ушли из дома. С тех пор он ничего больше не говорил.
сказал Мартин, - но так или иначе, это отнюдь не важно. Пускай отныне между
мной и вами будет запрещено всякое упоминание о нем. И потому, дорогая, - он
быстро привлек ее к себе, так как пришло время расставаться, - в первом
письме, которое вы мне пошлете, адресуя его на почтамт в Нью-Йорке, и во
всех остальных, которые вы мне будете пересылать через Пинча, вы не станете
писать о нем: помните, что он не существует и все равно что умер для нас.
Ну, бог с вами! Здесь не место для такой встречи и такого прощания, как
наше, но в следующий раз мы встретимся иначе и лучше, с тем чтобы уж не
расставаться до последнего горького прощания.
гордость, быть может желание успокоить ее. - Есть ли у меня деньги? Да, это
вопрос для жены эмигранта! Как же я мог бы без них передвигаться по суше и
по морю, дорогая моя?
Посняков Андрей
Лукин Евгений
Свержин Владимир
Шилова Юлия
Никитин Юрий
Корнев Павел