Чтение 57–й страницы книги ~Американская трагедия~

Она слушала так серьезно, так напряженно следила за каждым его
движением, что он даже смутился немного и взволновался. Ее взгляд был
странно проницателен и пытлив. Когда Клайд снова повторил, сколько платят
за каждую пачку воротничков, и как много вырабатывают некоторые
штамповщицы, и как мало успевают другие, она захотела попробовать; он
подозвал мисс Тодд, и та отвела девушку в гардеробную, чтобы она повесила
в шкафчик пальто и шляпу. Вскоре она вернулась; пушистые светлые волосы
обрамляли ее лоб, щеки слегка зарумянились, глаза смотрели внимательно и
серьезно. По совету мисс Тодд она засучила рукава, обнажив до локтя
красивые руки. И по первым же ее движениям Клайд понял, что она будет
быстрой и аккуратной работницей. Видно было, что ей страстно хочется
получить это место.

Немного погодя он подошел к ней и стал смотреть, как она один за другим
берет воротнички из лежащей рядом стопки, ставит штамп и потом быстро
откладывает их в сторону. Она действительно работала проворно и аккуратно.
И когда, обернувшись на мгновение, она наивно, но смело и весело
улыбнулась ему, он ответил улыбкой, очень довольный.

- Ну, я вижу, вы отлично справитесь, - отважился он сказать, чувствуя,
что она и в самом деле справится.

Она снова мельком улыбнулась ему, и Клайд невольно ощутил глубокое
волнение. Она мгновенно пленила его, но его положение здесь и обещание,
данное Гилберту, обязывали воздерживаться от проявления симпатий к своим
подчиненным, даже и к такой очаровательной девушке. Иначе нельзя. Он
должен быть так же осторожен с нею, как и со всеми остальными, - но это
уже казалось ему странным, так сильно его влекло к ней. Она такая милая и
хорошенькая. И, однако, она всего лишь работница, - фабричная девчонка,
сказал бы Гилберт, - а он, Клайд, ее начальник... и все-таки она очень
милая и хорошенькая.

Он поспешно отошел к другим девушкам, принятым в тот же день, а затем
попросил мисс Тодд поскорее дать ему отзыв о мисс Олден: он хочет знать,
справляется ли она с работой.

В ту самую минуту, когда он обратился к Роберте и та в ответ улыбнулась
ему, Руза Никофорич, работавшая от нее через два стола, подтолкнула локтем
свою соседку и незаметно, взглядом и легким кивком, показала на Клайда и
Роберту. Ее подруга внимательно посмотрела на них. А когда Клайд отошел и
Роберта вновь принялась за работу, эта девушка наклонилась и шепнула Рузе:

- Он уже уверен, что она справится! - Она подняла брови и поджала губы.

И Руза ответила так тихо, что больше никто не мог услышать:

- Быстро пошло дело! А раньше он и смотреть ни на кого не хотел.

И обе понимающе улыбнулись, уязвленные выбором Клайда. Руза Никофорич
была ревнива.

13

Совсем особые причины заставили Роберту Олден искать места на фабрике
"Грифитс и Кь", да еще столь скромного. Подобно Клайду, недовольная своей
семьей и своей жизнью, она думала о собственной судьбе с чувством
глубокого разочарования. У ее отца Тайтуса Олдена была ферма неподалеку от
Бильца - городка в округе Маймико, милях в пятидесяти к северу от Ликурга.
С самого детства Роберта не видела ничего, кроме бедности. Ее отец,
младший из трех сыновей Эфраима Олдена, такого же фермера, был
неудачником; в сорок восемь лет он жил все в том же доме, который достался
ему от отца и еще тогда был стар и требовал ремонта, а теперь пришел в
полную ветхость. Дом этот был некогда прелестным образцом превосходного
вкуса, создавшего очаровательные домики с остроконечными крышами -
украшение небольших городов Новой Англии, но стены его были давным-давно
не крашены, недоставало многих черепиц на крыше и каменных плит на
дорожке, ведущей от калитки к дверям, и весь он теперь выглядел так
плачевно, словно готов был сказать со старческим кашлем: "Да, плохи мои
дела!"

Внутренность дома соответствовала его внешнему виду. Полы и ступени
лестницы расшатались и отчаянно скрипели; далеко не на всех окнах уцелели
ставни. Мебель - и старинная, и более позднего происхождения - вся
обветшала и была перемешана в неописуемом беспорядке, который, впрочем, и
нет нужды описывать.

Родители Роберты были классическими американцами старого склада - из
тех, что отвергают факты и чтут иллюзии. Тайтус Олден был одним из
множества людей, которые рождаются, живут и умирают, так ничего и не поняв
в жизни. Они появляются, бредут наугад и исчезают во мгле. Подобно своим
двум старшим братьям - людям с весьма смутными, туманными понятиями и
представлениями, - Тайтус жил словно вслепую; фермером он стал только
потому, что и отец его был фермер. Ферма досталась ему по наследству, вот
он и жил на ней: оставаться и кое-как работать здесь было проще, чем
искать счастья где-то в другом месте. Он состоял в республиканской партии,
потому что до него республиканцем был его отец и потому что весь их округ
стоял за республиканцев. Ему и в голову не приходило, что может быть
иначе. Свои политические и религиозные воззрения, все представления о том,
что хорошо и что плохо, он заимствовал от окружающих. Никогда ни одному
члену этой семьи не довелось прочесть ни одной серьезной, умной и
правдивой книги. Но все же, с точки зрения религиозных и моральных
условностей, это были превосходные люди, честные, прямые, почтенные и
богобоязненные.

Дочь таких родителей, хоть и одаренная от природы качествами,
возвышавшими ее над окружающей средой, не могла не быть в значительной
мере продуктом этой среды; в ее сознании отразились преобладавшие здесь
религиозные и нравственные понятия - взгляды местных пасторов и их
прихожан. Но при этом она отличалась пылким темпераментом и живым
воображением, и уже лет с пятнадцати ею овладела старая, как мир, мечта
всех дочерей Евы от самых безобразных до самых прекрасных: что ее красота
и обаяние когда-нибудь - и скоро - с колдовской и неодолимой силой поразят
некоего мужчину или мужчин. И хотя все годы детства и юности ей пришлось
провести среди тяжкой бедности и лишений, она всегда мечтала о чем-то
лучшем. Кто знает, быть может, где-то там, впереди - большой город вроде
Олбайи или Утики... и новая, прекрасная жизнь!

Какие мечты! Когда ей было четырнадцать, пятнадцать, восемнадцать лет,
она любила выйти весенним утром в фруктовый сад; раннее майское солнце
зажигало розовые огоньки на каждом старом дереве, землю розовым ковром
устилали душистые опавшие лепестки, а она стояла, глубоко дыша, и порой
смеялась или вздыхала, широко раскрывая объятия навстречу жизни. Она
живет! Она молода - и перед ней весь мир! Она вспоминает глаза и улыбку
юноши, что живет по соседству, - он случайно проходил мимо и взглянул на
нее, и может быть, никогда больше не взглянет, а все же он пробудил
столько грез в ее душе...

И, однако, она была очень застенчива, а потому и необщительна; она
побаивалась мужчин - особенно заурядных, грубых местных жителей, и они, в
свою очередь, избегали ее: их отталкивала ее застенчивость и сдержанность,
а ее красота казалась в этих краях слишком утонченной. Правда, шестнадцати
лет она переехала в Бильц и поступила на службу в мануфактурный магазин
Эплмена за пять долларов в неделю и здесь стала встречать молодых людей,
которые ей нравились. Но она была слишком невысокого мнения о своей семье,
и ее неопытному глазу казалось, что положение этих юношей куда лучше ее
собственного, а потому они не могут ею интересоваться, - и она своим
поведением сама отпугивала их. Все же она работала у Эплмена почти до
девятнадцати лет, все время сознавая, что ничего не может для себя
сделать, потому что слишком тесно связана с родными, которые нуждаются в
ее помощи.

А потом произошло событие, которое для этого уголка означало чуть ли не
революцию. Так как в этой сугубо земледельческой местности был очень дешев
труд, то в городке Трипетс-Милс открылась маленькая трикотажная фабрика. И
хотя Роберта, следуя общепринятым здесь понятиям и нормам, воображала,
будто такого рода труд ниже ее достоинства, все же ее соблазнили слухи,
что на фабрике хорошо платят. Итак, она переехала в Трипетс-Милс,
поселилась там у одной знакомой, жившей раньше в Бильце, и каждую субботу
приезжала домой; она мечтала скопить немного денег, чтобы затем пройти
курс в коммерческой школе где-нибудь в Ликурге или Гомере, изучить
счетоводство или стенографию, словом - занятие, которое откроет перед нею
какое-то лучшее будущее.

В этих мечтах и попытках отложить немного денег прошло два года.
Роберта зарабатывала все больше (под конец двенадцать долларов в неделю),
но ее родные во многом нуждались, а ей хотелось по возможности уменьшить
их лишения, от которых она сама так страдала, и потому почти весь ее
заработок уходил на семью.

Здесь, как и в Бильце, большинство молодых людей, которые были ближе ей
по развитию и по характеру, смотрели на фабричных работниц свысока, словно
на существа второго сорта. И хотя Роберта отнюдь не была работницей
обычного типа, все же, постоянно общаясь с этими девушками, она усвоила их
психологию, их пренебрежение к самим себе. Именно тогда она прониклась
убеждением, что никто из молодых людей, которые ей нравятся, не
заинтересуется ею, а если и заинтересуется, то уж, во всяком случае, не с
серьезными намерениями.

Два события заставили ее всерьез задуматься не только о браке, но и о
будущем вообще, независимо от того, выйдет ли она замуж. Ее двадцатилетняя
сестра Агнесса (она была тремя годами моложе Роберты) вновь встретила
недавно молодого учителя, который преподавал раньше в школе по соседству с
фермой Олденов; теперь он пришелся ей больше по вкусу, чем во времена,
когда она была школьницей, и она решила выйти за него замуж. И Роберта
поняла, что если она тоже не выйдет в ближайшее время замуж, ее станут
считать старой девой, а пока она раздумывала об этом, фабрика в