Сергеевичу на свою судьбу. Он, конечно, сознает, что это его партийный долг,
но, с другой стороны, и в его положение войти надо. Хрущев поступил в
соответствии с духом демократических веяний и поставил вопрос на Политбюро:
ездить с женами или без? Члены Политбюро высказывались осторожно! Есть, мол,
в этом свои плюсы и свои минусы. После этого Никита Сергеевич подвел итоги
дебатам. Он сказал историческую фразу:
срочном порядке привезли несколько платьев из Парижа, Брюсселя и Рима. Тем
временем прогрессивное постановление было спущено ниже -- изучалось
заведующими отделов ЦК. Тут, видимо, не обошлось и без давления самих жен.
Намечался государственный визит в Великобританию. Тогда-то Игорь Иванович
вместо столовой ЦК неожиданно приехал обедать домой и заставил Зинаиду
быстро написать автобиографию. Но решение вопроса взяла на себя супруга
Никиты Сергеевича.
государственные деньги швырять на ветер?
да и то ненадолго. Некоторые жены, правда, позже стали ездить в
туристические поездки за границу. Зинаида же особенно никуда не стремилась.
Биография ее осталась в служебном досье мужа.
говорила, родилась она в семье графа Андрея Андреевича Жевнякова,
получившего великолепное образование в Сорбонне и Гейдельберге и имевшего
угодья на юге России, подаренные его предкам императрицей Екатериной Второй.
Молодой ростовский адвокат и землевладелец после революции потерял все, что
ему принадлежало, титулы скрыл и пошел служить в суд, когда советской власти
понадобились адвокаты. Защищая других, он сумел защитить и себя, чудом
уцелел, женился по любви на учительнице, но вскоре умер, оставив двух
дочерей.
что-то холодное в их красоте. Мать потихоньку называла их графинюшками. Жили
в Ростове трудно, голодно. В войну попали в Среднюю Азию. Зина кончила
десятилетку и поступила в эвакуировавшийся туда медицинский институт.
Профессор Флейтман, читавший студентам курс общей терапии, сразу обратил
внимание на красивую студентку, к тому же интеллигентную. Жена Флейтмана
погибла в самом начале войны. Она была хирургом и добровольно ушла на фронт.
Флейтман сделал Зине предложение, отказываться было глупо. Она окончила
институт, и профессор через коллегу, который тогда работал в Четвертом
управлении Минздрава, устроил ее в спецполиклинику.
что им лучше разойтись. Она ничего не поняла и гордо ушла от него. Уже
будучи женой Макарцева, Зинаида узнала, что Флейтман был отстранен от всех
постов, а позднее посажен по делу врачей. Разведясь, профессор Флейтман спас
ее. Он ее любил.
муж. Она давно оставила службу и больше к ней не возвращалась. О
благополучии ей тоже не приходилось думать: оно было всегда, даже когда
Макарцев был на волоске от гибели. Зинаида привыкла к трудной должности жены
ответственного работника и мужественно несла это бремя. Хотя ей пошел сорок
пятый год, время, казалось, не коснулось ее: лицо, фигура, походка -- все
было в полном порядке. Когда она шла, держа под руку сына, дистанция
чувствовалась, конечно, но не реальная. Игорь старел гораздо быстрей, а ведь
вполне могло бы быть наоборот.
удавалось побывать где-нибудь вместе. Но это случалось редко. Едва она
начинала говорить, что соскучилась без природы, он отправлял ее на госдачу;
едва намекала, что устала, он спустя час звонил ей и говорил, что заказал
для нее путевку. Она любила отдыхать в Грузии, в Ликани, в закрытом
санатории ЦК возле Боржоми. Старый дворец царей Романовых в сказочно
красивом лесу, мало людей, целебная вода. Семейное прошлое будто вставало
перед ее черными очами.
невоздержанность мужчин и особенно женщин, легко сходящихся на один вечер. В
этом было что-то кошачье, она брезгливо морщилась, старалась не заводить
знакомств, чтобы не слышать: "Выпили коньяку, а потом..." Иногда она
пыталась пожалеть этих женщин, понять их. Но тут же с брезгливостью думала:
"У нас с Гариком тоже ведь немало трудностей, но ни я, ни он не стали бы вот
так..."
здоров. Другие по два и по три инфаркта переносят, а работают, хоть бы хны!
Единственный, кто ускользал из ее логики жизни, был сын. Но, с другой
стороны, сейчас у всех с детьми проблемы. Боренька вырастет, поумнеет. Если
бы муж помог, почаще вмешивался, и она нервничала бы меньше. А он полагался
в этом вопросе на жену. Зинаида Андреевна не раз просила всерьез заняться
сыном, проявить мужской характер. Макарцев обещал, подолгу собирался,
обдумывал, пытался это сделать, откладывал. А теперь, когда он заболел, она
думала: "Ну вот, теперь у Игоря Ивановича больше будет времени подумать о
сыне, а мальчик станет терпимее к отцу. И все наладится".
нет, а все же принадлежит ей и хоть изредка она обретает полную власть над
ним, -- она успокоится. Ведь ей от него ничего не надо, а то, что было надо,
получено. Любовь до тех пор приносит состояние дискомфорта, вычитала где-то
Надя, пока эта любовь не удовлетворена. А теперь, поскольку уже все было, а
ничего большего не может быть, потому что это не входило в ее планы, интерес
к спецкору Ивлеву должен пойти на убыль. Она уже отбыла свой срок в тюрьме у
Ивлева. Но амнистия для Нади не наступила.
изредка, и больше ничего. Ну, еще слышать, что он говорит, -- пусть не ей,
другим. Главное, переключиться на что-нибудь другое: ведь все позади! Но
какая-то новая власть распоряжалась теперь Надеждой. Если раньшe в мыслях,
на работе или дома, за полночь ложась в постель, она говорила с ним, слушала
его, они гуляли по улицам, и этого было достаточно, то теперь во рту было
кисло, яблоко хотелось откусить еще раз. Она стыдилась, уверяла себя, что
долго играть в современную активную женщину выше ее сил. А это была не игра.
металась. С вечера говорила себе, что завтра подойдет к нему и пригласит в
кино. Она брала билеты, но утром видела его в редакции, устремленного к
целям, содержание и глубина которых были ей непонятны или казались
второстепенными, когда между ними произошло такое. Он спорил с кем-то в
коридоре, отчаянно матерясь, и она спешила пройти мимо, хотя безо всякой
неприязни слушала эти жуткие и сочные слова. Ему было не до нее. Она убегала
в туалет, рвала там билеты и, спуская воду, уносившую клочки, плакала, и
потом долго стояла, глядя в окно на корпус печатного цеха, в котором гудели
ротационные машины, ждала, пока спадет краснота с глаз. Наконец Сироткина
решилась.
Вячеслава в коридоре.
задохнулась, слова смешались, легкости хватило только на одно слово.
затянутой, она наконец вспомнила что заранее придумала сказать. Шепотом,
медленно выдавливая слова и заставив себя опять беззаботно улыбнуться,
Надежда произнесла:
в Дом журналиста... Деньги у меня есть.
субботнике. Сам Paп в Сибирь не любит ездить -- надо же выручить старика.
резко ответить или ударить Ивлева, чтобы точка была поставлена. Но она
улыбнулась опять и ушла, стараясь шагать легко и независимо. День тянулся
нудно, как пленка в магнитофоне с подсевшими батареями. А вечером Сироткина
взяла у Инны Светлозерской в машбюро перламутровую помаду, накрасила губы и
поехала в Дом журналиста. Одна. С твердым намерением наперекор приличиям
выпить за светлую память о своем аппендиксе.
рюмку коньяку. Сироткина высмотрела пустой столик у стены, заполненный
обертками от конфет. Она села спиной к проходу, чтобы никого не видеть.
После глотка коньяку стало тепло. Ивлев передумает и заедет сюда перед
отлетом на полчаса. Она глотнула еще, и Ивлев стал более расплывчатым.
Надежда вынула сигарету, рассчитывая, что остатки этого негодяя улетучатся
вместе с табачным дымом -- единственным (если не считать алкоголя)
наркотиком, почему-то разрешенным в ее родной стране. У нее не было спичек,
Самойлова Елена
Прозоров Александр
Афанасьев Роман
Шилова Юлия
Лукин Евгений
Каменистый Артем