фраза короля: "за ужином мы ее продолжим", - была произнесена с таким
хладнокровием, что даже королева не могла не признать: за этим спокойствием
кроется немалое мужество.
Святого Людовика по-прежнему пребывает во власти пошлых физических
потребностей.
Глава 26
КАК УЖИНАЛ КОРОЛЬ ВЕЧЕРОМ 14 ИЮЛЯ 1789 ГОДА
покоях.
заставил всех ее приближенных умолкнуть лишь для того, чтобы они не
отвлекали его от ужина.
король поглощал яства.
глядели на короля с куда меньшим почтением, чем следовало бы.
аристократическая, нервная натура не могла постичь этого господства материи
над духом. Она подошла к королю, надеясь, что это соберет вокруг его стола
начавших расходиться придворных.
приказаний?
приказания? Разве что в эти тягостные дни вы станете нашей Эгерией.
куропаткой.
нам сегодня, по всеобщему убеждению, потребен король воинственный, и если
вашему величеству угодно искать примеры в древности, то, раз уж вы не можете
сделаться Тарквинием, вам следовало бы стать Ромулом.
стоявшим поодаль офицерам.
воодушевлено отвагой.
хотим только одного - войны!
приятно сознавать, что при необходимости я могу на вас рассчитывать. Но в
настоящую минуту я слушаюсь только двух наставников: Королевского совета и
своего желудка; первый присоветует мне, как действовать впредь, а по совету
второго я уже действую.
знаку короля пролить за него кровь.
подобно мне, что лучше всего обождать. Его величество действует так из
осторожности, и, хотя я, к несчастью, не могу похвастать этой добродетелью,
я уверен, что осторожность - качество по нашим временам весьма необходимое.
крови кусая губы.
камину.
удерживала слезы. Король продолжал поглощать ужин с аппетитом, отличавшим
всех Бурбонов и вошедшим в пословицы.
первых солнечных лучах снег в садах, обнажая там и сям черную унылую землю.
королева почувствовала, как тает ее могущество; так некогда по велению Божию
полчища ассирийцев и амалкитян гибли в морской пучине или ночном мраке.
ней вместе с Дианой де Полиньяк.
мрачном свете, вновь явилось ее воображению в цветах и пальмовых ветвях:
искренняя и верная подруга стоит десятка королевств.
подруга у меня все-таки осталась.
омыли ее щеки и оросили грудь впрочем, слезы эти были не горькими, а
сладостными, они не мучили, но облегчали муки.
я хочу открыть вам один план, который, быть может, не вызовет у вас
неодобрения.
герцогиня, говорите скорее.
приготовилась выслушать герцогиню Диану.
- не мое мнение, но мнение лица, чья беспристрастность не вызывает сомнений,
- ее королевского высочества госпожи Аделаиды, тетушки короля.
королева, - переходите прямо к делу!
милости, оказанные вами нашей семье. Клевета пятнает августейшую дружбу,
которой вы благоволите отвечать на нашу почтительную преданность.
удивилась королева. - Разве я не отстаивала нашу дружбу, идя наперекор
общественному мнению, двору, народу, даже самому королю?
поддерживали своих друзей, защищая их собственной грудью и отражая
направленные против них удары; именно поэтому сегодня, в минуту большой,
быть может, даже ужасной опасности, эти друзья показали бы себя бесчестными
трусами, если бы не встали в свой черед на защиту королевы.
пылко обняв графиню, пожала руку герцогине де Полиньяк.
та крепко прижимала ее к себе.
не совсем хорошо понимаете, что именно мы имеем честь предложить вам, дабы
отвратить от вашего трона и от самой вашей особы бедствия, причиной которых
может оказаться ваша драгоценная дружба. Есть мучительное средство, тяжкая
жертва, которую мы, однако, обязаны принести, ибо такова печальная
необходимость.
герцогини она под маской отважной и преданной дружбы различила мучительный
страх.
какой жертве идет речь?
Бог знает почему, сделались для французов предметом ненависти; избавив ваш
двор от своего присутствия, мы вернем ему прежний блеск, вернем вам любовь
народа, которую наше присутствие гасит либо извращает.
сказал? Кто это придумал?
отстранила ее от себя.
вами.
уехать, и я уеду".
неразрывными узами! О священная дружба, которой приносится больше жертв, чем
любви и честолюбию, этим благородным болезням сердца человеческого. Королева
разом разбила алтарь, возведенный ею в собственном сердце;
одного-единственного взгляда ей достало, чтобы увидеть то, чего она не могла
разглядеть в течение десяти лет: холодности и расчетливости; пусть оба
порока были простительны, объяснимы, быть может, даже законны, но разве
может измена того, кто предал свою любовь, казаться простительной,
объяснимой, законной тому, кто еще любит?
которым смерила свою подругу с ног до головы.
руку к груди и дрожа, как в лихорадке.