Чтение 57–й страницы книги ~Разгон~

ты должен торчать в задымленной кухне!

После замужества Людмилы они встретились впервые. Тогда она как-то не
осознавала, какой удар нанесла Совинскому. Почему-то считала, что между ними
была только дружба, любовь - это Юрий, а Иван - ничего общего с этим
чувством. В своей наивной жестокости дошла даже до того, что пригласила
Совинского на свадьбу, вместо этого он пошел к Кучмиенко, подал заявление об
уходе. Кучмиенко обрадованно наложил резолюцию об освобождении. Все так
просто... и безжалостно.

Они подошли к балкону, на дворе уже темнело, но вода в заливе еще как
бы светилась неугасимым синим светом, оба засмотрелись на эту недалекую
воду, прислушиваясь к веселому гомону, долетавшему оттуда, молчали, потом
Людмила сказала:

- Какая она красивая!

- Вода? - сделал вид, что не понимает, Совинский.

- Я говорю об Анастасии.

- Это не имеет значения, - буркнул он.

- Намного красивее меня. Да что я говорю? Она просто красавица, а я...

- Не имеет значения, - повторил Совинский.

Они снова помолчали, не спешили с разговором, как будто были тут одни,
отослали Юрия с Анастасией на край света и до их возвращения имеют целую
вечность.

- Часто говорят, что женщинам свойственно предчувствовать, - снова
начала Людмила. - Как математик, я должна бы отрицать это, но... Теперь я
занимаюсь филологией, эмоциями, неуловимым, интуицией, чувствами и
предчувствиями... Мне кажется, что тогда я руководствовалась именно
предчувствием.

Совинский не ответил, да и что бы он мог ответить на такую
неопределенность. Он только как-то странно согнулся, и у него из горла
вырвался короткий звук: то ли удивления, то ли отрицания, то ли просто
что-то бессмысленное.

- Наверное, какой-то голос мне тогда говорил, - продолжала свое
Людмила, - что ты встретишь девушку намного лучше, чем я.

- Не имеет значения, - упорно повторил Иван.

- Не имеет, не имеет! - передразнила его Людмила. - Ты такой же, как
был... Что же тогда имеет значение, если не это?

Иван попытался засмеяться.

- Что? Ну, хотя бы то, что мы с тобой стоим вместе... в твоей
квартире... в самой большой малометражной квартире в Советском Союзе.

- Кстати, имей в виду... - не то в шутку, не то всерьез сказала
Людмила, - мой Юка страшно агрессивная личность. Я совсем не уверена, что...
что пока мы тут с тобой... что он в это время не пытается поцеловать
Анастасию.

- Почему ты называешь его Юкой? - спросил Совинский, никак не
отреагировав на ее предостережение.

- Потому что он называет меня Люкой.

- Это что - любовь?

- Скорее игра. А любая игра должна иметь единые правила... Видишь ли, в
Юке очень много несерьезности, какого-то дерзкого мальчишества. Наверное,
это мне и нравилось. Тогда.

Совинский снова, теперь уже пугая Людмилу, всхлипнул горлом. Не
верилось, чтобы в таком большом теле рождался столь слабый, мучительный,
почти детский всхлип.

- Прости. - Она ласково дотронулась до его большой теплой руки. - Тогда
я была глупее, чем сейчас. Меня пугала и, если хочешь, угнетала твоя
чрезмерная серьезность. Хотелось спрятаться иногда от твоих глаз... Человеку
иногда хочется беззаботности...

- Но ведь не на всю жизнь, - вздохнул Совинский.

- Не на всю, - послушно подтвердила Людмила. Она снова помолчала. Не
было надежды, что Совинский поведет разговор дальше. Собственно, говорить
надлежало только ей - она имела все права, потребность, необходимость. - Мы
живем счастливо. Это и теперь уже можно сказать. Ибо что такое, собственно,
счастье? Немного обыкновенного благополучия, покоя, взаимопонимания - вот
тебе и идеал.

- Не знаю, не пробовал. Может, потому и повторяю, что для меня ничто не
имеет значения.

- Ну так я могу тебе немного объяснить. Потому что уже имею опыт... и
принадлежу к так называемым счастливым, как выражается мой Юка. Ты знаешь,
что я работаю над лингвистическими проблемами для кибернетики.
Проблемно-ориентировочные машинные языки. Фортран, Кобол, Алгол, Лисп,
Анкол, Снобол, Симскрипт, Симула, РТЛ, Алмо, Эпсилон... Мы конструируем
искусственные языки для общения человека с машиной, пытаемся достичь
взаимопонимания между машиной и человеком, хотя это звучит довольно
необычно. Что такое язык для нас, кибернетиков? Это прежде всего
коммуникативный код, и наша задача - изучить язык с точки зрения
формализованной теории, определить нормативность, достичь наивысшей
стандартизации на все случаи значений. Тогда мы удовлетворены, мы достигли
своего идеала, мы счастливы. А что такое язык на самом деле? Весь ли он в
правильностях и нормативности синтаксических построений или в сплошных
нарушениях и отступлениях от нормы? В живой речи иногда даже молчание может
быть исполнено наивысшего значения. Людей объединяет, делает людьми язык
естественный, страстный, полный воображения. Стандарт обедняет, разъединяет,
отталкивает. Можно ли представить себе людей, которые бы дома объяснялись с
помощью газетных фраз или трибунной фразеологии?.. А жизнь подчас, внешне
даже совершенно счастливая, начинает напоминать общение с помощью машинных
языков или стандартных газетных фраз... Конечно, когда своевременно это
заметишь - борешься, жизнь, как и язык, привлекательна именно своими
неправильностями, отклонениями от норм, может, даже от здравого смысла.
Например, сейчас все пугаются демографического взрыва, отовсюду раздаются
запугивания угрозой перенаселения, обыватель радостно подхватывает голоса
новейших современных пророков, ибо дети мешают ему наслаждаться жизнью.
Особенно "передовым" в этом вопросе оказался обыватель киевский, так как
Киев, если я не ошибаюсь, занимает в Союзе последнее место по естественному
приросту населения. Родители, когда дети женятся, уговаривают их: "Не
спешите с детьми. Поживите для себя..." А что такое "поживите для себя"? Вот
мы живем два года, а Юка до сих пор не хочет ребенка...

- Ты уже говорила об этом кому-нибудь?

- Тебе первому.

- Почему же именно мне?

- Сама не знаю. Вырвалось. Это и не жалоба, а... жизнь. Ты знаешь, что
такое жизнь. С малых лет работаешь, до всего дошел собственными силами,
готовенького, как мы с Юрием, ты не получал.

- Юрий такой же специалист, как и я. Если не лучше. У него технический
талант. Редкостный.

- Да я не о талантах... Наверное, я в самом деле стала
формалисткой-структуралисткой, как Ноам Хомский. Для него язык - это просто
бессодержательный инструмент передачи смысла. Вот так и у меня... Увидела
тебя и растерялась. Если бы ты пришел один, этого бы не было. Но ты привел
эту... Анастасию. А женщины ревнивы. Даже если не имеешь никакого права, все
равно ревнуешь.

Совинский отодвинулся от Людмилы, сказал куда-то на балкон, в воздух, в
сторону залива:

- Я тебя любил. И до сих пор... не перестаю...

- Молчи! - испуганно вскрикнула Людмила. - Зачем все это?

- Но теперь это не имеет никакого значения.

Она все же была намного рассудительнее, чем он. Даже удивительно было:
откуда могло браться в этой хрупкой молодой женщине столько твердости и
рассудительности по сравнению с Совинским, таким массивным, таким с виду
уверенным в себе, но в действительности всякий раз пасовавшим? Но разве
физические данные, если можно применить их к человеческой внешности, были
когда-нибудь прямым свидетельством и отражением тех бурь и штормов, которые
властвуют в человеческом сердце?

Иван походил на горный массив, весь в мучительных судорогах, в
страдании, в безнадежном тяготении к небу, в страстном молчании, но
угадываются в нем мучительные стоны, невысказанные жалобы, клокочущие голоса
страстей, далекие громы бурь, которым никогда не дано вырваться на
поверхность.

- Ты всегда придавал слишком большое значение символам, - снова
заговорила Людмила. - А для счастья этого недостаточно. Слово "люблю", когда
просто произносится, это что? Символ, звук, колыхание воздуха. Нужно еще
что-то. Этого нельзя объяснить. У меня есть подруга в Обнинске. Она физик,
муж ее тоже физик, имя... Двое детей, чудесные мальчишки. Она ассистентка у
мужа в лаборатории. Часто ездит за границу, его без конца приглашают.
Работа, семья, друзья, любовь, - казалось бы, все есть, все прекрасно. Так
нет же. Наташа много лет любит другого человека. Почему любит? Не может
объяснить. Да и кто может?.. Тот человек часто бывает в Обнинске в
командировках. Тоже физик, хотя и не светило. Обычный физик. Даже не из тех,
кто шутит. Знаешь, когда-то они выпустили книжку "Физики шутят", и там
Наташин муж фигурирует, а того нет. Тот обыкновенный, рядовой. И все же...
Он приезжает, не звонит Наташе, никому не сообщает о своем приезде, кроме
тех, к кому придется обратиться по делу, сидит в гостинице, смотрит в окно
своего номера. И вот Наташу будто толкает что-то в сердце, она бросает все,
бежит в сквер напротив гостиницы, останавливается там, смотрит на то окно,
за которым прячется ее любимый, и плачет... Может вообще такое быть? Как
сказал бы мой Юка, можно поверить в такую бессмыслицу? Но, к сожалению...

- Я видел одну зарубежную пьесу, - сказал Совинский, - там герой
говорит: "Я ненормальный, поэтому я человек".