не может, не должна оставаться. Клэр с нарочито озабоченным видом
взглянула на часы.
каталог, сунула его в сумочку. Затем заставила себя задать Стефену вопрос,
который считала самым важным: - Вы, конечно, поедете в Стилуотер, Стефен?
если поеду теперь. Да к тому же они едва ли захотят меня видеть.
телефону с Каролиной. Они, право, очень скучают по вас.
зари и в вечернем воздухе чувствовалась свежесть, приятно охлаждавшая ее
пылающие щеки. Клэр легким пружинистым шагом спустилась вниз к
Сент-Джеймс-скверу, пересекла Пелл-Мелл и - вся во власти недавней встречи
- направилась к вокзалу. Ей показалось знаменательным то, что она видела
Стефена и разговаривала с ним. Инстинктивное желание оберегать его,
покровительствовать ему, которое она всегда испытывала и в котором не было
ничего противозаконного, вновь вспыхнуло в ней, и при мысли, что она может
для него что-то сделать, Клэр почувствовала себя такой счастливой, -
счастливее, чем за многие месяцы, хотя сейчас она и не отдавала себе в
этом отчета.
деревьев и невидимых поселков, где в окнах домиков уже начинали мерцать
расплывающиеся блики огоньков, она улыбалась, вспоминая подробности их
разговора. Вдруг одна мысль пронзила ее - не мысль, а, скорее наитие,
заставившее ее встрепенуться и тихо ахнуть. Вот было бы великолепно, если
бы это удалось! Она принялась спокойно обдумывать, как все устроить.
Правда, принимая во внимание некоторые обстоятельства, это будет нелегко,
но, конечно - о, конечно! - она сумеет преодолеть все препятствия. Во
всяком случае, постарается изо всех сил.
2
но такое положение, близкое к полному безденежью, не являлось для него
новинкой. К счастью, у него был кров и он мог пользоваться маленькой
кухонькой в пустой мастерской Глина, но ему приходилось самому делать
покупки, и послевоенные цены на продукты привели его буквально в ужас.
Четырехфунтовый круглый хлеб стоил теперь шиллинг и четыре пенса; фунт
самого дешевого сахара подскочил с двух пенсов до шиллинга и трех пенсов.
Жизнь что ни день дорожала, рост цен тяжким бременем ложился на плечи
трудового люда, обрекая на еще большие лишения тех, кто, вроде него, вовсе
не имел заработка.
он с трудом узнавал город. Демобилизация, которая все еще шла полным
ходом, и перемещение тысяч людей вносили в жизнь ощущение неустроенности,
делали город похожим на проходной двор. В Вест-Энде преобладало
безудержное веселье. А ведь около миллиона молодых англичан погибли в
войну и еще миллион вернулись калеками. И вот, то ли для того, чтобы
забыть об этом, то ли потому, что об этом уже было забыто, люди толпами
стекались в увеселительные места - театры, кино, рестораны и ночные
кабаки. Скорбь как рукой сняло.
проводил немало часов, бродя по набережным Челси и Бэттерси, любуясь игрою
отражений в текучей воде, бесконечными переливами различных тонов серого
цвета, среди которых вдруг вкрапливалась полоска розового или
жемчужно-белого - бледный привет октябрьского солнца. Во время его
краткого, но такого памятного пребывания в Степни нижняя Темза до того
заворожила его, что он ощущал острую, настоятельную потребность написать
ее, запечатлеть все ее прихотливые настроения. Ему особенно запомнилась
излучина реки у Собачьего острова, неподалеку от Клинкер-стрит, - стоило
ему вспомнить об этом месте, как его начинало неудержимо тянуть туда,
хотелось оживить свои впечатления. И вот как-то утром, за день до закрытия
выставки, когда ему нечего было делать, он сел на автобус и отправился в
Степни.
тихий прозрачный воздух, - словом, как раз то, что требовалось Стефену для
колорита, но на его беду, лишь только автобус въехал в переулок Семи
сестер, с реки поднялся туман, заморосил дождь, и устье затянуло пеленой.
У "Красного льва" Стефен вышел из автобуса и, взглянув на хмурое небо, с
которого сыпал дождь, поднял воротник куртки и громко чертыхнулся, ругая
погоду. Для живописи день погиб - никто, кроме Моне, не мог бы запечатлеть
такой расплывающийся пейзаж. Но все здесь было знакомо Стефену, и при виде
лавчонки на углу, где торговали рыбой с жареным картофелем, и москательной
лавки, где он покупал себе краски, на душе у него стало веселее.
Поддавшись неудержимому порыву, он свернул из переулка на Клинкер-стрит,
поднялся по ступенькам Дома благодати и позвонил.
Затем слуга, похожий на отставного сержанта, коротко остриженный, в старых
брюках, выброшенных за негодностью каким-нибудь священником, подпоясанный
зеленой суконной тряпкой вместо кушака, открыл дверь.
несколько лет назад.
жил здесь. Только он немало преуспел с тех пор. Еще в прошлом году он
получил приход церкви святого Варнавы.
молодой человек - мистер Джир.
по-моему, так и остался викарием... где-то в шахтерском поселке близ
Дургама... среди всяких оборванцев.
вы случайно не знаете, что стало с молодой женщиной, которая работала
здесь когда-то... ее звали Дженни?
живет совсем рядом, на Кейбл-стрит, дом семнадцать. Вот уж кому пришлось
хлебнуть горя! Но она славная женщина, и теперь ей живется неплохо.
Он подцепил лихорадку где-то в Австралии, и его, как полагается моряку,
схоронили в море. А почему вы о ней спрашиваете? Она ваша знакомая?
поскольку во взгляде отставного сержанта появилось любопытство, добавил: -
Благодарю за сведения, - повернулся и сошел со ступенек.
всех, с кем ему приходилось общаться в ту пору, когда он жил на
Клинкер-стрит, по-настоящему его интересовала только Дженни, и у него
потеплело на душе при мысли, что он сейчас снова увидит ее.
реке. Через десять минут Стефен уже шел по этой улочке, мимо неровного
ряда низких одноэтажных кирпичных домишек, то и дело поглядывая на номера
- нечетные были по правую руку. Он как раз подходил к дому N_17, когда
дверь отворилась и на улицу вышла женщина в макинтоше, с непокрытой
головой; в руках у нее была плетеная сумка. Он узнал бы ее где угодно.
призрак и не могла поверить тому, что видит. Затем, словно во сне, тихо
проговорила:
и всегда-то не отличались полнотой. - На щеках ее снова появился румянец,
и, все еще волнуясь, она добавила: - Рада вас видеть. Я-то как раз
собралась за покупками, но ничего. Пойдемте в дом.
Кейбл-стрит.
три месяца... день в день.
Эйфелева башня. Я часто любуюсь на нее.
Дженни под руку и повел в кафе на углу Коммершал-роуд.
охотницей до чая.
комнаты, отделилась официантка и подошла к ним.