это?.. Это жена его!
с робостью, ищет чего-то в глазах его, просит, умоляет о чем-то и боится
подойти. Никогда не казалась она ему так хороша! Любовь и еще какое-то
чувство, не менее горячее, но более чистое, вооружили ее в эти минуты всеми
своими прелестями для победы над неверным.
упрек нежностью выражения, и слезы заструились по ее лицу. - Ты не выгонишь
меня теперь; разве выбросишь меня мертвую, истоптав прежде своими ногами; но
знай... ты погубишь со мною своего младенца. Я пришла к тебе на суд мужа и
отца.
объятиях его. И он увлекает ее к себе на колена, прижимает ее руки к сердцу,
целует ее в очи и в уста. Она прильнула к нему всем существом своим,
обвилась около него, как плющ, то прижимает его страстно к груди своей, то
посмотрит ему в очи, не веря своему счастию, то милует его, резвится, как
дитя, убирает его кудри, потопив в них свои розовые пальчики, то путает с их
черною смолью лен своих кудрей.
меня любишь по-прежнему... А как они мне солгали, жестокие!.. Будто ты...
нет, нет, язык не двигается, чтобы выговорить их ложь. Не верю! Они, может
статься, хотели испугать меня и заставить скорее приехать. Но ты простишь
меня, когда узнаешь, зачем я так мешкала.
здесь наше дитя... ты отец его!
этого слова, все его очарование. Но Волынской боится верить и предаться
новому чувству: оно так неожиданно! Не обманывает ли жена, чтобы более
привязать его к себе? Она знает, как он желает детей.
стоявший в углу в киоте. - Поверь ей!.. Возьми, положи свою руку, вот
здесь... слышишь, как трепещет твое дитя, будто рыбка; он отозвался своему
отцу, он тебя приветствует... Я сама не верила, когда поехала в Москву,
долго не верила. Но когда узнала совершенно, что я мать... не ведаю, что со
мною делалось от радости; счастие мое было так велико, что я не смела ему
предаться и потом боялась его потерять. Я прибегнула к богу, к святым
угодникам его с молитвами сохранить наше дитя; ездила к Троице на поклонение
Сергию-чудотворцу, в Киев к почивающей там святыне, в Нилову пустынь. Для
чего ж другого оставаться было мне так долго без тебя! Но везде мысль о тебе
меня не покидала; на пути, в храмах божьих, у святых гробниц ты был со мною;
везде молилась о тебе, о твоем здоровье, о твоей любви ко мне. Думала, как
ты обрадуешься неожиданной вести - тебе так хотелось детей!.. Пишу к тебе
письмо об этом; но ты, видно...
твоего молчания. Но я все-таки не переставала думать, как тебя это обрадует.
И вдруг в Москве говорят мне, что ты полюбил какую-то молдаванскую княжну...
брат мой пишет, что ты хочешь... Господи! не понимаю теперь, как у меня
достало сил жить после этого письма... он писал, что ты хочешь развестись со
мною. И брат сам уговаривал меня, для какого-то общего блага, согласиться на
этот развод. Меня с тобою разлучить?.. О! они не знают меня! Пускай сам бог
придет развести нас! (Наталья крепче обвила его своей рукою, как будто
боролась еще, чтоб его не отняли у нее.) Злодеи! едва не убили меня, наше
дитя. Не знаю, как я все это перенесла. Я молила пречистую деву-богородицу
сохранить тебя от этого убийства; едва не выплакала душу свою в молитвах.
Милости ее велики: все, что насказали мне о тебе, - ложь, я это вижу, я это
чувствую по твоим ласкам. Хочу думать, что все это был сон ужасный! Повтори
мне, милый Артемий, что это все солгали злые, завистливые люди, что ты
любишь меня по-прежнему.
самыми пламенными ласками, от которых она убиралась в лучшие цветы счастия,
как невеста к венцу, и горела неизъяснимым восторгом. - Может статься, это
вышло оттого, что я пошутил с одною полоненной княжной... но божусь тебе,
это была шалость, глупость, вспышка одинокого сердца, развлечение от скуки
без тебя... Негодные! стоило ли из этих пустяков пугать тебя!.. С чем могу я
тебя сравнить, тебя, прекрасного, бесценного друга!.. Как сладко любить без
боязни! Ни бог, ни люди не мешают нам.
любовниками? Не правда ли?
дорогого в любви на земле и в небе, соберу в груди моей все сокровища ее,
весь мир любви, открою все заповеданные тайны ее и буду истощать их для
тебя, милый друг! Сердце научит меня находить для тебя новые ласки, каждый
день изобретать новые.
сказать: и я мог променять тебя!.. но остерегся.) Так у нас будет дитя,
милое, прелестное, похожее на тебя? может быть, дочка!
Посмотри, сдержу ли слово!
Мариорица забыта.
* ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ *
небо, он знал, что говорил. Поспешая воспользоваться этою любовью для своих
видов, написал следующее письмо к княжне:
адресоваться прямо к вам без околичностей. Я Зуда, секретарь и друг его; от
меня ничего не имеет он скрытого. Этот приступ достаточен, чтобы меня
выслушать.
герцога курляндского посажены в крепость и ждут там своего смертного
приговора. Не миновать этого ж и Артемию Петровичу, если какая-нибудь
могучая рука, силою чудотворною, силою беспредельной дружбы или любви не
оградит его заранее и сейчас от удара, на него уж нанесенного. Требуется
высокая энергия, самоотвержение, готовое на все жертвы. Угадываю, скажете
вы: мне предстоит этот подвиг, и никому другому.
этот подвиг; вы позавидуете, если он будет предоставлен другому. Может
статься, нужно броситься прямо в огонь; но это единственное средство спасти
человека, который вам дорог, не говорю уже - необходим для России. Не
упоминаю вам о благе человечества в этом случае: вы этого теперь не поймете.
Представляю только гибель любимого человека, обращаюсь только к сердцу
вашему и, уверен, скорее достигну, чего хочу. Грустно, больно было бы мне,
да и напрасно объяснять вам, что появление ваше в Петербурге, ваши наружные
и душевные совершенства, которым никто не мог бы противиться, отняли у нас
государственного человека, вырвали краеугольный камень из-под храма,
начатого им во имя спасения отечества. С тех пор как он узнал вас, он забыл
все святые обязанности свои, изменил супруге, друзьям, чести, богу. Враги
его воспользовались слабостью его или страстью, чтобы сделать ее орудием
своих козней. Но да идут мимо вашего сердца эти слова. И пойдут они наверно
мимо! Все это для вас вздор; ваше сердце не поймет теперь ничего из этого. И
потому не говорю: возвратите его святым его обязанностям, - напоминаю только
гибель любимого человека, твержу только: спасите его от плахи и унижения,
которое для него еще ужаснее смерти.
увидела и прочла, но под условием, чтобы Бирона при этом случае с нею не
было. Да благословит вас любовь на этот подвиг! Провидение, конечно, вас
назначило спасти любимого человека от гибели и позора. Что может быть
сладостнее этого для вас, существо необыкновенное!
Учитель ваш Тредьяковский - скажете вы - оставил у вас книгу (которую при
сем посылаю); перебирая листы ее, нашли вы бумаги и при них записку (тоже
здесь прилагаемую). С Тредьяковским мы уж сделаемся на случай, если б
потребовали его к государыне налицо для допроса. Записку можете ей показать.
Вручаю вам судьбу А.П."
добрая слава ее и спокойствие дороги, вручите ей осторожнее вложенные в
книгу Тредьяковского бумаги, но только тогда, когда не будет у нее злодея
Бирона".
приятельницы, жившей во дворце, и никто не видал, какими путями эта посылка
закралась на грудь Мариорицы.
залог его спасения. Ей, одной ей!.. Провидение знает, что она любит его
более всех на свете. Как радует ее, возвышает это поручение! Она забывает уж
свое горе, бедственную ночь, мать: спасение милого Артемия тут, у сердца ее,
тут он сам, его жизнь, его спокойствие, счастие, честь! Какая нужда для нее,