греховодник воображает, что его боготворят?"
Эуфрасии, так как ужинаю у нее почти каждый вечер. Ты увидишь весьма
приятную сеньору и будешь в восхищении от ее благоразумия и скромности.
Она нисколько не похожа на тех вертопрашек, которые интересуются молодежью
и увлекаются внешностью. Напротив, донья Эуфрасия обладает зрелым умом и
рассудительностью; она требует от мужчины искренних чувств и предпочитает
самым блестящим кавалерам поклонника, который умеет любить.
объявил ее кладезем всех совершенств. Но на сей раз он нарвался на
слушателя, которого нелегко было убедить в этих делах. После всех
фортелей, которые выкидывали на моих глазах актерки, я перестал верить в
любовное благополучие старых вельмож. Из вежливости я сделал вид, что
нисколько не сомневаюсь в словах своего господина; более того, я похвалил
рассудительность и хороший вкус Эуфрасии. У меня даже хватило наглости
заявить, что ей трудно было бы найти более обаятельного поклонника.
Простак даже не заподозрил, что я кадил ему бесстыднейшим образом,
напротив, он был в восторге от моих слов: ибо так создан свет, что с
великими мира сего льстец может отважиться на что угодно, - они готовы
слушать самую преувеличенную лесть.
подбородка, затем промыл глаза, которые слипались у него от густого гноя.
Он вымыл также уши и руки, а по совершении этих омовений покрасил черной
краской усы, брови и волосы. Он занимался своим туалетом дольше любой
старой вдовы, силящейся затушевать следы времени. Когда он кончал
прихорашиваться, вошел другой старец. То был его приятель, граф д'Асумар.
Как не похожи были они друг на друга! Граф не скрывал седых волос,
опирался на трость и не только не стремился выглядеть молодым, но,
казалось, похвалялся своей старостью.
обеда.
этого. Они вспомнили о кавалерах, отличившихся на этом состязании
ловкостью и силой, на что старый граф, подобно Нестору (*95), которому все
современное давало повод восхвалять минувшее, сказал со вздохом:
видать на турнирах той пышности, что бывала в дни моей молодости.
который не ограничился одними турнирами. Помню, что за десертом он сказал,
глядя на прекрасные персики, которые ему подали:
каждым днем.
были, вероятно, сказочной величины".
избавиться от него, как тотчас же вышел из дому, приказав мне следовать за
собой. Мы отправились к Эуфрасии, которая жила в хорошо обставленной
квартире в ста шагах от нашего дома. Она была одета с большой
элегантностью и выглядела так моложаво, что я было принял ее за
несовершеннолетнюю, хотя ей перевалило, по меньшей мере, за тридцать. Ее,
пожалуй, можно было назвать красавицей, а в ее уме я вскоре убедился. Она
не походила на тех прелестниц, которые щеголяют блестящей болтовней и
вольными манерами: в ее поведении, равно как и в речах, преобладала
скромность, и она поддерживала беседу с редкостным остроумием, не пытаясь
при этом выдавать себя за умницу. Я приглядывался к ней с превеликим
удивлением.
скромницей, была способна вести распутную жизнь?"
бесстыдными, и был изумлен проявленной Эуфрасией сдержанностью, не
рассудив, что эти особы умеют притворяться и стараются приспособиться к
богачам и вельможам, попадающим к ним в руки. Если клиенты требуют
темперамента, то они делаются бойкими и резвыми; если клиенты любят
скромность, то они украшают себя благоразумием и добродетелью. Это
настоящие хамелеоны, меняющие цвет в зависимости от настроения и характера
мужчины, с которыми им приходится иметь дело.
Он не выносил этого жанра, и, чтоб его разжечь, женщина должна была
походить на весталку. Эуфрасия так и поступала, свидетельствуя этим, что
не все талантливые комедиантки играют на сцене.
где застал пожилую камеристку, в которой узнал субретку, состоявшую прежде
в наперсницах у одной актрисы. Она тоже узнала меня, и сцена нашей встречи
была достойна того, чтоб войти в какую-нибудь театральную пьесу.
себя от восторга. - Вы, значит, ушли от Арсении, как и я от Констансии?
тех пор послужить у одной знатной сеньоры. Жизнь актеров не в моем вкусе:
я сам себя уволил, не удостоив Арсению никаких объяснений.
так же поступила с Констансией. В одно прекрасное утро я весьма холодно
сдала ей свои счета; она приняла их, не говоря ни слова, и мы расстались
довольно недружелюбно.
Донья Эуфрасия смахивает на благородную даму, и мне кажется, что у нее
приятный характер.
рода, и это довольно заметно по ее манерам; а что касается характера, то
могу ручаться, что нет более ровного и мягкого человека, чем она. Донья
Эуфрасия не походит на тех вспыльчивых и привередливых барынь, которые
всегда к чему-нибудь придираются, вечно кричат, мучат слуг, словом, таких,
у которых служба - ад. Я ни разу не слыхала, чтоб она бранилась: так любит
она мягкое обращение. Когда мне случается сделать что-либо не по ней, она
выговаривает мне без всякого гнева, и не бывает того, чтоб у нее вырвалось
какое-либо поносное словцо, на которые так щедры взбалмошные дамы.
обращается со мной фамильярно и скорее, как с равным, нежели, как с
лакеем; одним словом, это прекраснейший человек, и мы с вами как будто
устроились лучше, чем у комедианток.
тогда как здесь живу в уединении. К нам не ходит ни один мужчина, кроме
сеньора Гонсало. А теперь только вы будете разделять мое одиночество, и
это очень меня радует. Я уже давно питаю к вам нежные чувства и не раз
завидовала Лауре, когда вы были ее дружком. Надеюсь, что буду не менее
счастлива, чем она. Правда, я не обладаю ни молодостью ее, ни красотой, но
зато ненавижу кокетство, а это мужчины должны ценить дороже всего: я
верна, как голубка.
предлагать свои ласки, так как никому не вздумалось бы их добиваться, а
потому и я не испытал никакого искушения воспользоваться ее авансами. Но
мне не хотелось, чтоб она заметила мое пренебрежение, и я обошелся с ней
самым вежливым образом, чтобы не лишить ее надежды покорить мое сердце.
Словом, я вообразил, что влюбил в себя престарелую наперсницу, а на самом
деле оказалось, что я снова попал впросак. Субретка нежничала со мной не
только ради моих прекрасных глаз: она вознамерилась внушить мне любовь,
чтоб привлечь меня на сторону своей госпожи, которой она была так предана,
что не постояла бы ни перед чем, лишь бы ей услужить. Я познал свою ошибку
на следующий же день, когда принес донье Эуфрасии любовное письмецо от
своего барина. Эта сеньора приняла меня весьма ласково и наговорила мне
всяческих любезностей, к которым присоединилась и камеристка. Одна
восхищалась моей наружностью, другая дивилась моему благоразумию и
сообразительности. Их послушать, выходило, что сеньор Гонсало обрел в моем
лице настоящее сокровище. Словом, они так меня захвалили, что я перестал
доверять расточаемым мне-дифирамбам, и догадался об их намерениях, тем не
менее я принял их похвалы с простодушием дурачка и этой контрхитростью
обманул плутовок, которые, наконец, сняли маску.
составить себе состояние. Давай действовать заодно, друг мой. Дон Гонсало
стар, и здоровье его так хрупко, что малейшая лихорадка, с помощью
хорошего врача, унесет его из этого мира. Воспользуемся остающимися ему
мгновениями и устроим так, чтоб он завещал мне большую часть своего
состояния. Я уделю тебе изрядную долю, и ты можешь рассчитывать на это
обещание, как если б я дала его тебе в присутствии всех мадридских
нотариусов.
только, какого поведения мне держаться, и вы останетесь мною довольны.
докладывай мне о каждом его шаге. В беседе с ним переводи разговор на
женщин и пользуйся - но только искусно - всяким предлогом, чтоб расхвалить
меня; старайся, чтоб он как можно больше думал обо мне. Но это, друг мой,
еще не все, что мне от тебя нужно. Наблюдай внимательно за всем, что
происходит в семье Пачеко. Если заметишь, что кто-либо из родственников
дона Гонсало очень за ним ухаживает и нацеливается на наследство, то
предупреди меня тотчас же. Большего от тебя не требуется: я сумею быстро
утопить такого претендента. Мне известны слабые стороны всех его
родственников, и я знаю, как выставить их перед доном Гонсало в самом
непривлекательном виде; мне уже удалось очернить в его глазах всех
племянников и кузенов.