пороться нам назначено. А я с братом, как говорится, не любили, здесь это,
чтобы нам штаны снимали, и больше никаких данных. Так девки же моей жалко,
видишь, какая история? Ну, думаю, здесь это, девки не тронут.
дымится его трубка. Дым от трубки крутым коленом спускается к печке,
бурлит двумя рукавами по ушам круглоголового пацана и жадно включается в
горячую печную тягу.
тому месту, откуда ноги растут, чи не погладили?
смехом:
сказал... Из-за девки, будь она неладна.
квартирам. И у Лидочки наверняка сидят Вершнев и Карабанов. Лидочка
угощает их чаем с вареньем. Чай не мешает Вершнев злиться на Семена:
к-к-когда нибудь и з-з-задуматься...
чем тебе думать? Живи, тай годи!
систы в кресло, очи вытрищать и ото... заходытысь думать. У кого голова
есть, так тому й так думается. А такому, як ты, само собою нужно чогось
поисты такого, щоб думалось...
думает, он до чего-нибудь и додумается.
такой? Колька ж Иисусик. Вин же "правды шукае". Вы бачилы такого дурня?
Ему правда нужна! Он правдою будет чоботы мазать.
песню на всю колонию, а Николай в это время нежно его обнял и уговаривает:
старушкой, жизнь которой тихонько струится в последних вечерних плесах,
укрытых прозрачными, спокойными туманами. Мать мою все колонисты называют
бабушкой.
Митьки Жевелия. Шурка ужасно востроносый. Живет он в колонии давно, но
как-то не растет, а больше заостряется в нескольких направлениях: нгос у
него острый, острые уши, острый подбородок и взгляд тоже острый.
кустом у сада у него дощатая загородка, и там живет пара кроликов, а в
подвале кочегарки он пристроил вороненка. Комсомольцы на общем собрании
иногда обвиняют Шурку в том, что все его хозяйство назначается будто бы
для спекуляции и вообще носит частный характер, но Шурка деятельно
защищается и грубовато требует:
вертится несколько пацанов. Они иногда по ее просьбе исполняют небольшие
поручения в Гончаровке, но стараются это делать так, чтобы я не видел. А
когда наверное известно, что я занят и скоро в квартире меня ожидать
нельзя, у бабушки за столом сидят двое-трое и пьют чай или ликвидируют
какой-нибудь компот, который бабушка варила для меня, но который мне
сьесть было некогда. По стариковской никчемной памяти бабушка даже имен
всех своих друзей не знала, но Шурку отличала от других, потому что Шурка
старожил в колонии и потому что он самый энергичный и разговорчивый.
что ли?
по ситцевому новому колену. На голове у шурки топорщатся
острые, после давней машинки, белобрысые волосы. Шурка задирает нос и
рассматривает невысокий потолок.
деревянной коробочке, в которой лоскутики, нитки, клубочки - старые запасы
бабушкины.
удерживая волнение в правом прищуренном глазу.
плите, а вон стаканы. И мне налей.
высокой плиты. А бабушка с трудом подымается на цыпочки и достает с полки
розовый мешочек, в котором хранится у нее пшено.
сарайчике Козыря. Козырь здесь и спит. В углу сарайчика низенькая
самоделковая печка, на печке чайник. В другом углу раскладушка, покрытая
пестрым одеялом. Сам Козырь сидит на кровати, а гости - на чурбачках, на
производственном оборудовании, на горках ободьев. Все настойчиво стараются
вырвать из души Козыря обильные запасы религиозного опиума, которые он
накопил за свою жизнь.
Но пока собрался господь разгневаться, разгневался Калина Иванович. Он из
темного просвета дверей выступает на свет и размахивает трубкой:
Христа, скажи мне, пожайлуста? Я тебя как захвачу отседова, так не только
Христу, а и Николаю-угоднику молебны будешь служить! Ежели вас советская
власть ослобонила от богов, так и радуйся молча, а не то что куражиться
сюда прийшов.
управишься, на своих христосов не очень надейся.
сарайчика спешили разойтись по другим колонистским уголкам. Теперь не было
у нас больших спален-казарм, а расположились ребята в небольших комнатах
по шесть-восемь человек. В этих спальнях отряды колонистов сбились крепче,
ярче стали выделяться характерные черты каждой отдельной группы, и
работать с ними стало интересней. Появился одиннадцатый отряд - отряд
малышей, организованный благодаря настойчивому требованию Георгиевского.
Он возился с ними по-прежнему неустанно: холил, купал, играл и журил, и
баловал, как мать, поражая своей энергией и терпением закаленные души
колонистов. Только эта изумительная работа Георгиевского немного
скрашивала тяже-
лое впечатление, возникавшее благодаря всеобщей уверенности, что
Георгиевский - сын иркутского губернатора.
кое-что выуживал из довольно бестолкового запаса педагогических кадров. На
профсоюзном учительском огороде за городом обнаружил я в образе сторожа
Павла Ивановича Журбина. Человек это был образованный, добрый,
вымуштрованный, настоящий стоик и джентельмен. Он понравился мне благодаря
особому своему качеству: у него была чисто гурманская любовь к
человеческой природе; он умел со страстью коллекционера говорить об
отдельных чертах человеческих характеров, о неуловимых завитках личности,
о красотах человеческого героизма и терпеливо высматривал в людской толпе
признаки каких-то новых коллективных законов. Я видел, что он должен
непременно заблудиться в своем дилетантском увлечении, но мне нравилась
искренняя и чистая натура этого человека, и за это я простил ему
штабс-капитанские погоны 35-го пехотного Брянского полка, которые,
впрочем, он спорол еще до Октября, не испачкав своей биографии никакими
белогвардейскими подвигами и получив за это в Красной Армии звание
командира роты запаса.
только что окончил художественную школу и к нам был рекомендован как
художник. Художник был нам нужен и для школы, и для театра, и для всяких
комсомольских дел.
качеств. Он был чрезвычайно худ, чрезвычайно черен и говорил таким
чрезвычайно глубоким басом, что с ним трудно было разговаривать: какие-то
ультрафиолетовые звуки. Зиновий Иванович отличался прямо невиданным
спокойствием и невозмутимостью. Он приехал к нам в конце ноября, и мы с
нетерпением ожидали, какими художествами вдруг обогатится колония. Но
Зиновий Иванович, еще ни разу не взявшись за карандаш, поразил нас иной
стороной своей художественной натуры.
каждое утро он выходит из своей комнаты голый, набросив на плечи пальто, и
купается в Коломаке. В конце ноября Коломак уже начинал замерзать, а скоро
обратился в колонийский каток. Зиновий Иванович при помощи Отченаша