оснований), будто при осаде города молодой шахиншах впереди боевых
порядков своей наступающей армии выпустил шайку жалобно мяукающих кошек,
что и решило исход операции. Следуя за священными для неприятеля
животными, даже случайное убийство которых каралось смертью, персы смяли
оборону противника и отбросили войска Псамметиха к Мемфису.
инструкции потребовать безоговорочной покорности и, разумеется, уплаты
дани. Но посланцев шахиншаха изрубили на куски, а их галеру спалили. Тогда
персидские войска поднялись вверх по реке и штурмом взяли город. Псамметих
вместе со всем двором и семейством был пленен. И тут Камбиз начал
оправдывать ту репутацию неистового злодея, которая мало-помалу сложилась
о нем на Востоке.
оскорбить завоеванный, но непокоренный народ. Скудоумный и мстительный, он
только то и делал, что придумывал вс" новые и новые издевательства,
которые самому ему казались удивительно остроумными и доставляли почти
детскую радость.
послать ее на реку за водой. Утонченный, изнеженный царь вынужден был
смотреть, как его красавица дочь, сгибаясь под тяжестью кувшина, целый
день таскает воду. Но пер-о только опустил глаза. Лицо его, наследника
многих поколений богов и царей, осталось бесстрастным и гордым.
на новую низость. Он повелел предать казни царевича и еще две тысячи
юношей из самых знатных семейств. И каждого из них с веревкой позора на
шее провели мимо Псамметиха за недоуздок, продернутый через рот. Но и на
этот раз пер-о не выказал своей скорби. Только вновь опустил глаза и
вздохнул. Зато когда совершенно случайно он встретил на улице старого
друга, вернейшего из приближенных Тутмоса, вынужденного просить милостыню,
сердце царя не выдержало, и он заплакал.
врагом.
поинтересовался шахиншах, и в сумеречной глубине его зрачков мелькнул
опасный огонек.
слезами, другу же моему я еще могу посочувствовать, - ответил пер-о.
пробормотав, поспешил уйти. В его ущербной душе взметнулись на миг
противоречивые вихри, но осели вскоре, и вновь ему стало темно и тоскливо.
Он попытался отвлечь себя ловитвой в прибрежных зарослях папируса и
тростника, но, настреляв кучу цапель, лебедей и камышовых котов, быстро к
охоте остыл. Конные ристалища и казни тоже обрыдли. Ему что-то хотелось
сделать, он только не знал, что именно. Бесплодное желание изнуряло.
старались, по возможности, не попадаться шахиншаху на глаза. Особенно в
такие дни, когда он пребывал в состоянии полнейшего бездействия,
подавленный противоположными влечениями, будоражившими его больное
воображение. Никто не мог предсказать, и меньше всего сам Камбиз, что он
способен выкинуть в ближайшую минуту. Иногда он совершенно неожиданно
вручал жезл сатрапа, иногда посылал на казнь, но чаще всего просто мучил:
выдавливал глаз, колол стилетом или отрезал ухо. До убийства доходило
редко. Большей частью он с необыкновенной щедростью одаривал потерпевших.
Но не радовала сердце подобная милость.
взлета деятельности, он решил отпустить Псамметиха. Лучшие из приближенных
говорили, что шахиншаха растрогала встреча Псамметиха с бывшим номархом и
слезы пер-о. По крайней мере, им хотелось, чтобы это было именно так.
Великодушного Кира трудно было забыть.
Камбиз просто перешел из одной фазы в другую, когда угасло радостное
возбуждение, рассосалась тоска и ничего не осталось в сердце, кроме
оцепенения и пустоты.
лагерь, чтобы жить в походном шатре, как мой отец. Скоро мы все уйдем из
этого города, где так омерзительно воняет речная тина и даже крокодилы,
разинув пасть от расслабляющей лени, по целым дням валяются на песке.
Платите нам по-прежнему дань, и мы больше не станем враждовать.
мной, но и неблагодарным не желаю остаться. Возьми этот перстень. -
Псамметих снял с пальца кольцо из зеленого золота, изображающее двух
сплетенных хвостами кобр, целующих солнечный диск, с камешком того
непередоваемого красного оттенка, каким светится на исходе дня хорошее
вино. - Я носил его по праву верховного жреца. Жизнь моя на исходе. Пусть
оно принесет тебе удачу.
тайно умертвил по указанию царя нескольких военачальников, возвысился и
стал вторым лицом в государстве. - Этот камень приносит несчастье,
шахиншах.
красным камнем Даниил написал перед Бельшат-саром огненные слова, что он
измерен, взвешен и разделен.
явственно прозвучала угроза. - Бельшат-сар погиб под мечами, а Вавилон пал
под ударами непобедимых воинов твоего отца, несравненного Кира, царя
стран.
нашему роду счастье. Разве взятие Вавилона не самая великая из побед отца?
И я сам тоже теперь вавилонский царь. А Бельшат-сара мне ничуть не жаль.
Он был нашим врагом.
разграбил его отец Набонид. Он пил вино из священных сосудов и озарял свои
оргии светильниками семи планет. Теперь, когда ты взял назад данное Киром,
царем стран, разрешение на отстройку храма, камень для тебя стал
неблагоприятным. Откажись от него.
стоял на своем. - Мне не страшны ни коровы, ни кошки, ни крылатые
быки-керубим с царскими головами. Тем более не побоюсь я невидимого
бога... А как вообще попал перстень к Псамметиху?
знаешь, что они пытались толкнуть Кемт на войну с нами? Незадолго до
падения Вавилона в подземном храме Тота близ Фив состоялась встреча
представителей обеих священных коллегий. Кольцо, я думаю, осталось тут
именно тогда.
перстень в руках, но никаких чудесных свойств камень в солярном круге не
проявил.
у Камбиза и, согнув пальцы трубочкой, приставил к глазу. - Нет свечения! -
сказал он, вглядываясь в темноту. - Неведома мне тайна сия.
проволоку, которая тянется от здешнего храма Озириса-Сераписа к
загородному святилищу Птаха?
счет дани!
Мардука-Бэла в Вавилоне рассказывал мне, что по проволоке перетекает сила,
наливающая камни неистовым светом.
покосился на побледневшего визиря. - Глаза у тебя какие-то нехорошие,
бегают все... Замыслил дурное или просто боишься?
не нужно. И не показывайся на глаза, пока я не решу твою судьбу.
Только о твоем благополучии и пекусь! - пресмыкаясь по земле, целовал он
шитые золотом сапожки Камбиза.
согдийскую сатрапию? - размышлял он вслух. - Или сделать евнухом?
сплющенного носа. Что заставило его столь неосмотрительно противоречить
тирану? По всей видимости, действительно страх. В этой непонятной стране,
под леденящим взглядом звероголовых богов, затаивших недоброе,
подстерегающих каждый неверный шаг, персы чувствовали себя неуверенно.
Гнетущий ужас, который распространялся вокруг Камбиза, приобрел под вещим
небом Кемта черты массовой истерии. Она пробуждалась внезапно, без всяких
видимых причин, и, ширясь, как волна от брошенного в водоем камня,
захватывала всю царскую ставку. Бежала от шатра к шатру, толкая на
безумные поступки знатных военачальников и простых копейщиков. Дисциплина
в войске падала день ото дня. Дело дошло до того, что стражники из царской
сотни стали напиваться, находясь в карауле. Резко возросло число смертей,
нелепых, чудовищных, временами необъяснимых. Приниженная страна роптала.
Дикие выходки персов рождали ответное сопротивление, исступленное и
беспощадное. Всеобщий страх от этого только усиливался.
находится на грани умопомешательства, и оставил его на время в покое. Он