Чтение 57–й страницы книги ~Южный крест~

иждивении, - а главное, помогало коротать время. Сейчас Полунин так увлекся
поисками неисправности в схеме выходного каскада, что даже вздрогнул от
неожиданности, когда телефон залился знакомым сигналом междугородного
вызова.

- Слушаю! - крикнул он по-русски, сорвав трубку. - Это ты? Ну,
здорово...

- Салют, патрон, - жизнерадостно пропищал голос Кривенко. - Что это вы
такой сердитый, настроение хреновое?

- Я его и тебе сейчас подпорчу. Ты, когда уезжал, сказал что-нибудь
своему генералу?

- Нет, а чего я должен был ему говорить? Вроде же договорились, чтобы
не посвящать...

- Во что не посвящать, лопух? Договорились, что ему незачем знать о
твоих новых связях, но по поводу отъезда можно же было придумать какую-то
версию?

- А что случилось? - спросил Кривенко уже встревоженно.

- Случилось то, что по всей колонии идет треп о твоем бегстве. Исчез,
мол, а куда - неизвестно. Некоторые вообще говорят, что ты умотал за
Занавес...

- Да вы что, смеетесь?

- Мне не до смеха! Работать надо чисто или вообще не работать - если
извилин не хватает. Ты что, первый раз замужем? Чему тебя учили? Ей-богу,
сам уже жалею, что связался. Словом, давай исправляй это дело, пока не
поздно. Завтра же дай о себе знать - придумай что-нибудь, скажи, что с бабой
уехал, что ли. Поверит?

- А чего? Вполне, - подумав, сказал Кривенко. - Он меня за это сколько
раз грозился разжаловать. Кобель ты, говорит, а не русский офицер.

- Ну вот и оправдывай репутацию. Чтобы завтра же написал рапорт! С
"дедом" как дела?

- С "дедом", патрон, все тип-топ - вожу я его теперь.

- Куда возишь? - не понял Полунин.

- А куда скажет. За баранку он меня посадил, понятно?

- Слушай, это здорово! А ты что, и машину водить умеешь?

- Так я ж говорил, я все умею, - Кривенко загоготал, довольный, что
начальство заговорило другим тоном. - Вы вот сказали, в доверие, мол, надо
войти, а уж куда больше доверия - личный шофер, а?

- Молодец, хвалю. Как же это тебе удалось?

- А из-за татуировочки! Он приезжает раз, а я аккурат дюймовую трубу
гнул, - ну, скинул рубаху, вроде жарко. Он как заметил, сразу заулыбался и
по-немецки со мной: где, мол, служил, как, что... Я ему сказал, что под
конец войны возил одного штурмфюрера, он и говорит: вот хорошо, теперь меня
будешь возить. В общем, он теперь без меня прямо ни на шаг: чуть что -
давай, говорит, Алекс, поехали...

- Он разве сам не водит машину?

- Не любит он сам водить. Я его и на стройки, и домой за ним утром
заезжаю, и если он к приятелям куда - тоже я за баранкой...

- Адреса запоминаешь?

- А как же, все до единого!

- Давай...

Полунин выслушал очередную сводку о передвижениях и встречах Дитмара,
кое-что записывая на всякий случай, потом еще раз похвалил Кривенко за
службу и пообещал подкинуть деньжат.

- Вот это не мешало бы, - обрадовался тот. - Я, конечно, не жалуюсь, но
траты большие. Мы ж с ним как в бар зайдем, каждый за себя плотит,
по-немецки, а соответствовать приходится. Я бы, может, простой грапы дернул
- так вроде неудобно, сам-то он виски заказывает, а цены тут...

- Все понял. Не волнуйся, за мной не пропадет. Насчет рапорта не
забудь, слышишь?

- Яволь, завтра же напишу!

Полунин не успел отойти от телефона, как тот снова залился трезвоном.
Удивившись, кто может звонить ему в такое время, он снова снял трубку.

- Дона Мигеля, пожалуйста, - сказал по-испански приглушенный голос,
чем-то вроде знакомый.

- Он самый. Кто говорит?

- Вам привет от доктора...

- А! - догадался Полунин. - Это вы, Ос...

- Прошу без имен, - строго прервал голос. - Вы одни?

- Один.

- И никого не ждете?

- И никого не жду. Наоборот, сам собирался уходить.

- Если можно, задержитесь на полчаса.

- Сколько угодно. Вы откуда звоните?

- Здесь рядом, из бара. Буду у вас через пять минут...

Полунин, посмеиваясь, повесил трубку. Веселое занятие - эти
латиноамериканские "революции", толку чуть, зато сколько удовольствия для
таких вот, как Лагартиха. Астрид однажды верно заметила: они уходят в
подполье, чтобы не корпеть над зачетами...

Звонок в прихожей коротко тренькнул. Полунин распахнул дверь, на
площадке стояла фигура, от которой за квартал разило конспирацией: плащ с
поднятым воротником, нахлобученная на глаза шляпа. Остававшаяся на виду
нижняя половина физиономии, бесспорно Лагартихиной, была на этот раз
украшена щегольскими усиками.

- Приклеенные? - поинтересовался Полунин.

- Нет, пришлось отрастить... Салют, дон Мигель!

Гость поздоровался по-аргентински - обнял и энергично похлопал между
лопатками, словно выколачивая пыль. Хозяин ответил тем же.

- Не опасно вам было приехать именно сейчас?

- Ничего не поделаешь! Но живым меня не возьмут, - Лагартиха распахнул
пиджак - под левой рукой висел в плечевой кобуре автоматический "кольт"
какого-то гигантского калибра.

- Прямо базука, - с уважением сказал Полунин, - хоть по танкам стреляй.
Кофе хотите, тираноборец?

- Да, и если можно - чего-нибудь покрепче, я замерз как собака. Ветер,
впрочем, переменился, днем было холоднее...

Полунин вышел в кухню, поставил на газ кофейник, нашел полбутылки
джина, недопитого Свенсоном в последний приезд. Не очень-то это ему сейчас
кстати - якшаться с местными конспираторами. Но ничего не поделаешь,
назвался груздем...

- Ну вот, сейчас погреемся, - сказал он, вернувшись с подносом в
комнату. - Садитесь к столу, Освальдо, и не обращайте внимания на технику -
я здесь работал немного... Как дела в Монтевидео?

- Ничего нового, здесь теперь интереснее. Кстати, сеньор Маду просил
меня поговорить с доктором Морено насчет денег, но я так и не смог с ним
повидаться. Он тогда был в Бразилии, а оттуда улетел в Европу...

- Неважно, сейчас это не актуально.

- ...но я оставил письмо, - доктор вернется, ему передадут.

- Неважно, - повторил Полунин, - но за хлопоты все равно спасибо.
Значит, вы говорите, здесь теперь интереснее... Революционный процесс, я
вижу, вступил в завершающую фазу?

- Да, - кивнул Лагартиха, прихлебывая кофе. - Эра хустисиализма
кончена.

- Так, так... Но первую вашу попытку, скажем прямо, удачной не
назовешь.

Лагартиха чуть не поперхнулся от возмущения.

- Что значит "наша"? К событиям шестнадцатого июня мы не имеем никакого
отношения, это дело католических ультра! Бог свидетель, - он перекрестился и
поцеловал ноготь большого пальца, - я сам католик, но нельзя же быть
идиотом. Кальдерон поднял в воздух свои бомбардировщики, как только стало
известно, что Ватикан отлучил Перона от церкви. Разве так делается
революция?

- Вы правы, - согласился Полунин, - революция делается совсем не так.

- Мы были просто возмущены. Оставляя в стороне все прочее, это же
вопиющая глупость! Начать переворот с подобного побоища - значит, совершить
политическое самоубийство, это понятно всякому. В Аргентине народ и без того
уже относится к военным без особой симпатии.

- Симпатии народа здесь мало кого интересуют. У вас что же, в этом
движении, есть разные фракции?

- Конечно.

- Если обобщить - гражданская и военная?

- Грубо говоря, да. Впрочем, каждая из них тоже неоднородна.

- Понятно... Наливайте себе, Освальдо. А скажите такую вещь...
допустим, завтра вам действительно удается сбросить правительство. В этом
случае не начнется ли между фракциями борьба за власть?

- Еще какая начнется.

- И кто же, вы думаете, одержит верх?

Лагартиха пожал плечами.

- Праздный вопрос, дон Мигель. В Латинской Америке верх всегда
одерживают военные.

- Вот и мне так кажется. Хунта, по-вашему, будет лучше, чем теперешнее
правительство?

- Поживем - увидим. Всякое насильственное политическое изменение - это
риск. Однако люди шли на этот риск, идут на него сегодня и будут идти
всегда. В нашем конкретном случае хунта - даже самая реакционная - это
все-таки не более чем вероятность, а теперешняя тирания - это реальность,
которую страна больше терпеть не хочет.

- Ну, страну-то вы не спрашивали, - возразил Полунин. - Народ,
насколько можно судить, относится к Перону вполне терпимо. Поругивает,
конечно... но кого из правителей не поругивают?

- Вы, вероятно, понимаете слово "народ" по-марксистски. Но народ в этом
смысле - как численное большинство населения - в нашей стране политически