Чтение 57–й страницы книги ~Варяг~

оскорбить полочанина, то он выбрал не то слово.

- Тих-хо! - рявкнул Мятлик. - Свейни, были ли у сотника Хайнара
доказательства того, что варяг Серегей убил Виглафа?

- Он был уверен в этом! - четко ответил рыжий нурман, бросив на Духарева
яростный взгляд.

- В таком случае, почему он не предложил варягу Серегею скрестить мечи на
перекрестье дорог? - Мятлик нахмурил кустистые брови. - Почему он не захотел,
чтобы боги указали, кто из них прав?

Свейни молчал.

- Можно мне сказать? - прервал молчание голос Устаха.

- Говори, варяг!

- Я предложил ему: пусть рассудят боги! Хайнар отказался, но... - Устах
сделал паузу, поглядел сначала на Мятлика, потом на Фрелафа. - Он отказался, но
прежде того объявил, что будет поступать не как человек посадника смоленского,
а по собственному почину и по праву мести.

Толпа загудела.

- Кто еще это слышал? - Мятлик повернулся к кучке свидетелей.

- Я! Я!..-откликнулось сразу несколько голосов.

Судья обратил взгляд к жалобщику-нурману:

- Это так, Свейни?

- Так, - неохотно подтвердил тот. Лицо смоленского посадника, доселе
мрачневшее с каждым сказанным словом все больше и больше, чуточку .прояснилось.

- Кто еще хочет сказать, что не сказано? - зычно поинтересовался Мятлик
Большое Ухо. Желающих не нашлось.

- Хочет ли кто, аки сотник Хайнар, объявить вину варяга Серегея и искать
правды по воле богов?

Желающих опять не оказалось. Но многие поглядели туда, где лежало на щите
тело названного сотника, который уже нашел что искал.

- Приговор! - провозгласил Мятлик. Все притихли.

- Властью, данной мне моим господином от князя киевского Игоря, -
размеренно проговорил Мятлик Большое Ухо. -Повелеваю!

На площади стало еще тише. Каждый ждал. Все глядели на судью, только Гудым
и Духарев глядели на смоленского посадника. Серега - из любопытства, а Гудым -
потому что ждал: не возьмет ли Фрелаф обратно отданное Мятлику право суда?

Наверное, того же ждал и Мятлик, поскольку огласил приговор не сразу, а
после довольно длинной паузы:

- Повелеваю! Не признавать за сотником Хайнаром право мести, поскольку
вина варяга Серегея не показана ни людьми, ни богами.

Нурманы недовольно заворчали, но судья не обращал на них внимания.

- Признать за варягом Серегеем право на убийство Хайнара, искавшего его
смерти вопреки правде, и считать с этого времени Хайнара не сотником и
человеком смоленского посадника, а просто человеком Хайнаром. По его
собственному волеизъявлению.

Недовольное ворчание перешло в гневный ропот. Мятлик повысил голос.

- Назначить виру князю за человека Хайнара, в одну гривну, которую следует
истратить на погребение Хайнара, если у него не отыщется родичей...

Нурманы, окружившие тело человека Хайнара, возмущенно завопили, но на этот
раз уже сам посадник смоленский вмешался, гаркнул:

- Тихо!

Ропот смолк, а Мятлик продолжил:

- Доспехи и оружие человека Хайнара следует передать варягу Серегею по
праву победителя.

Прочее имущество - родичам Хайнара, если таковые объявятся. С них же
причитается вира в десять гривен за убийство свободной женщины и головное в
восемь гривен мастеру-корабельщику Чутке за убийство его водимой жены.

Это все. Что скажете, люди смоленские?

Народ одобрительно завопил. Варяги злорадно поглядывали на хмурых
нурманов.

За спиной нурмана-посадника неподвижной стеной стояли дружинники. Серега
пытался разглядеть, как отнеслись к приговору они, но шлемы дружинников были
сдвинуты по-боевому, а у иных даже кольчужная сетка на лицо опущена. Видеть же
сквозь железо Духарев не умел.

Толпа начала рассасываться.

Прошло совсем немного времени, и на площади остались только варяги,
нурманы и оружные воины посадника.

Серега чувствовал: все чего-то ждут.

Ждали, что скажет Фрелаф. Суд и Правда - для народа. Для дружины приговор
- приказ старшего. Хотя старший, не следующий правде, очень скоро остается без
дружины.

- Ты, ты и ты! - произнес посадник негромко, поочередно указав на Серегея,
Устаха и Гудыма. - Идите за мной!

Повернулся и вошел в кремлевские ворота.

- Пойдем? - настороженно спросил Устах.

- Не боись, - успокоил Гудым. - Не тронет. Не захочет Роговолта со
Свенельдом под стенами увидеть. А Мятлик-то каков! За сотника Хайнара по Правде
виру в восемьдесят гривен надо брать. А за человека Хайнара - как за смерда:
сколько судья назначит. И Серегея обелил. Скажи-ка, как брат, ты убил
ульфхеднара Виглафа?

- Да, - подтвердил Духарев.

- Кулаком, - добавил Устах.

- То есть Виглаф и впрямь оказался волколюд, - Гудым кивнул. - А признал
бы вину, Серегей, если бы Мятлик тебя прямо спросил?

Духарев пожал плечами.

- Может быть. - И поинтересовался: - А почему он, кстати, не спрашивал
прямо?

- Как можно? - усмехнулся Гудым. - А если ты не убивал Виглафа? Он -
судья. Его слово - как замковый камень*, а Мятлик не воевода, а такой же
сотник, как Хайнар. Если вина твоя не будет доказана, ты вправе вызвать его на
перекрестье дорог, чтобы кровью смыть обиду. Никто не знал наверняка, что ты
убил Виглафа, но все видели убитого тобой Хайнара. Значит, или боги на твоей
стороне, или рука твоя оказалась слишком тяжела даже для Хайнара. Здесь трое
родичей его, но никто не решился бросить тебе вызов. Ладно, пойдем. Воевода
Фрелаф показал себя достойным воеводой. Не заставим его ждать!

* Замковый камень - центральный камень, которым замыкают арку.

Глава двадцать вторая

В КОТОРОЙ СЕРЕГА ДУХАРЕВ СНАЧАЛА ЛИШАЕТСЯ ВИДА НА ЖИТЕЛЬСТВО В ГОРОДЕ
СМОЛЕНСКЕ, ПОТОМ ИМЕЕТ ЛИЧНУЮ БЕСЕДУ С ПОСАДНИКОМ ФРЕЛАФОМ И, НАКОНЕЦ, ПОЛУЧАЕТ
ПРИГЛАШЕНИЕ НА ПОСТОЯННУЮ РАБОТУ

Серега думал, что они пойдут втроем, но с ними отправилась вся варяжская
ватага. Правда, в сам кремль вошли только те, кого звали, и еще один варяг,
десятник из Фрелафовой дружины.

Фрелаф принял их один. Даже без охраны. Храбрость показывал. Или доверие?

- Доволен, Гудым? - буркнул посадник. - Замутил мне дружину? Суду моему не
поверил!

- Ты нурман, - сказал полоцкий сотник.

- Когда я вас, варягов, обижал? - сердито спросил посадник.

- Ты - нет, - спокойно ответил Гудым. - А нурманы твои на землях моего
князя безобразничают.

- Это где же?

- Да хоть под Витебском.

- Это мои земли! - сердито возразил Фрелаф. Гудым пожал плечами.

- Не мне с тобой спорить, - сказал он. - Я своему князю служу. Для меня
это земли Полоцка.

- Может, и Смоленск уже не мой?

- Смоленск твой, - признал Гудым.

- Ну, успокоил! - буркнул посадник. Снаружи раздался звучный шлепок. Затем
- хохот стражи.

Фрелаф поморщился. Взял с пояса короткий метательный нож с кольцом вместо
рукояти, повертел в руке...

- Слушай меня, Гудым! - произнес посадник негромко и веско. - Даю тебе
сроку до завтрашнего вечера. Лед с реки сошел. Садись в свою лодью и убирайся в
Полоцк. Хватит тебе моих лучших дружинников друг на друга натравливать! И этих,
- жест в сторону Духарева и Устаха, - с собой забери. Родичи Хайнара, что у
меня в дружине, их все равно живыми не оставят.

- Сдается мне, ты за своих гридней беспокоишься, а не за моих братьев, -
заметил Гудым.

- Я тебе волю свою сказал, - отрезал посадник. - Теперь идите. А ты, -
острие метательного ножа обратилось к Духареву. - Ты останься.

Трое варягов вышли. Посадников отрок закрыл за ними двери, а сам остался
снаружи.

Духарев ждал. Посадник играл ножом, не поднимая глаз. Молчание затянулось,
Серега не решался нарушить его первым.

- Есть у меня к тебе просьба, варяг, - наконец произнес посадник.

Голос его прозвучал неожиданно мягко и как бы с натугой. Совсем не так он
разговаривал с Гудымом.

- Ты вправе мне отказать, поскольку просьба эта не принесет тебе выгоды. -
Фрелаф еще немного помолчал, потом продолжил: - И скажу тебе прямо: будь ты
нурман, я не стал бы тебя об этом просить... - Он опять замолчал.

Духарев ждал.

- Мятлик отдал тебе зброю и доспех Хайнара, - после паузы проговорил
Фрелаф. - Откажись от них.

- Почему? - Духарев смотрел прямо в глаза посадника. Он хотел, чтобы
Фрелаф понял: это не дерзость, а просто желание узнать причину.

- Хайнар был моим сотником, - сказал посадник. - Я любил его, варяг, и
хочу, чтобы его предали огню в его собственном облачении и с его собственным
мечом. Что скажешь?

- Согласен, - лаконично ответил Духарев. У него была собственная броня и
собственный меч. И не было ни малейшего желания ссориться с могущественным
правителем Смоленска.