Чтение 57–й страницы книги ~Место для битвы~

наловили рыбы. Ловили так: Машег, с берега, бил стрелой, а нурманка, ныряя,
вытаскивала подбитую рыбину, добивая, если требовалось, ножом. Плавала она как
русалка, наблюдать за ней было - одно удовольствие. Но Серега решил: нехорошо
глазеть на обнаженную женщину, если это женщина твоего друга, а своей под рукой
нет. Мысли от этого возникают неправильные.

Поэтому Серега тоже занялся делом: набил перепелов на уху. По ухе мастером
считался Устах. И заслуженно. Наелись так, что даже дышать трудно.
Бездельничали, болтали о том о сем. Когда начало смеркаться, Машег с Элдой
куда-то испарились. То есть понятно куда, и зачем - тоже понятно.

- Что ты решил? - спросил Устах. - Пойдешь к Свенельду?

- Пойду, - ответил Духарев. - После того, что было, врагов у меня в Киеве
прибавится, но это уже не важно. Без Игоря я даже Скарпи не боюсь, а Игорево
время кончается. Этой осени он не переживет.

- Именно осени?

- Да.

Устах кивнул. Его друг - ведун. Раз он так говорит - значит, так и будет.

- А ты? - спросил Духарев. - Пойдешь со мной к Свенельду?

- Он меня не звал, - сказал Устах.

- Я зову!

- Коли так - пойду. Привык я к тебе, Серегей, - варяг усмехнулся, -
заскучаю без тебя. А с тобой весело. То бежишь от кого, то с великим князем
сваришься. Ни дня без драки.

- Зато и прибыль, - резонно заметил Духарев.

- В этом ли дело? - Устах махнул рукой.

- А в чем?

Из темноты донесся голос Элды. Машег с нурманкой возвращались.

- А вот в них хотя бы, - сказал синеусый варяг. - Понравилась хузарину
твоя женщина - ты и отдал.

- Машег - мой друг, а Элда - вовсе не моя женщина! - запротестовал Серега.

- Халли ее тебе поручил, сам же сказал! - возразил Устах. - По закону она
твоя была. А ты отдал. Это, брат, истинно княжья повадка. Помнишь, как мы с
тобой в лесу встретились? Как ты с Гораздом дрался, а потом я тебе бороду брил?

- Помню, конечно!

- Помнишь, как ты спросил: а голову?

- А ты сказал: "Пока так походишь!" Голову, мол, вожди бреют, - засмеялся
Духарев.

- Верно, - кивнул Устах. - А теперь говорю: пора тебе голову брить.

- Только не сейчас, ладно? Теперь засмеялся Устах:

- Голову тебе пусть Свенельд бреет! Я для того статью не вышел.

Машег и Элда, держась за руки, возникли из темноты, присели к костру. Так
же держась за руки.

- Слышь, хузарин, что главное для вождя? - спросил Устах.

- Доблесть! - ни на секунду не задумавшись, ответил Машег.

- А ты, Элда, что скажешь?

Нурманка поглядела на Машега, словно спрашивала разрешения. Хузарин ей
улыбнулся. Глаза у них были почти одинаковые: синие. Только у Элды немного
светлей.

- Храбрость, слава - это для воина важно, - очень серьезно ответила
нурманка. - А для вождя главное - удача. У отца моего дальний родич есть, Грим
Лысый, сын Кведульва. Он - великий воин. Сильней его, говорят, только сын его,
Эгиль. Но поссорился Грим с конунгом Харальдом Прекрасноволосым, которого
раньше Косматым звали. И покинул дом свой Грим и бежал в Исландию. Потому что,
хоть и не уступает Грим конунгу храбростью, а силой даже и превосходит, но
удача Харальда больше.

И опять поглядела на Машега: хорошо ли сказала?

Хузарин кивнул: хорошо. И Элда вспыхнула улыбкой.

- Все это правильно, - сказал Духарев. - Однако спать пора. Чья первая
стража будет?

- А вот сейчас жребий потянем и узнаем, - ответил Устах, обрывая травинки.

Сереге выпала последняя стража, перед рассветом. Уснул мгновенно, несмотря
на лягушачий концерт.

Снилось опять прошлое. Где он тоже спал, но проснулся один, в незнакомой
квартире. За окном уныло тиликала сигнализация. Сон ушел. Серега, не настоящий,
из сна, встал с постели, зажег сигаретку, подошел к окну... услышал за спиной
мягкие шаги, начал оборачиваться и упал...

Вокруг опять была теплая южная ночь. Лягушки умолкли, слышно было, как
плещет в реке рыба... И еще мягкие шаги!

Серегу будто бросило вверх, меч сам прыгнул в руку.

- В-ви-и-и-и! - пронзительно, как заяц, заверещал враг. И захлебнулся
кровью.

И тут же появились еще...

Серега завертелся волчком, сбил петлю, достал еще одного...

Услышал, как Машег кричит; "Прыгай, прыгай!" Кинулся на звук, споткнулся
обо что-то, покатился по траве, вскочил, увидел, как птицей метнулась с кручи
светлая фигурка, услышал чей-то вопль, тонкий свист Машеговой сабли, звук
прорубаемой плоти, еще один вопль. Впереди возник враг. Серега ударил - и в
лицо ему полетел светлый ком. Серега отмахнулся, но ком оказался тряпкой,
накрывшей руку с мечом. И тут же на шею упал аркан. Серега успел перехватить
крученый из конского волоса канатик, но из-под ног рванулась земля, и Духарев
полетел на спину, прямо на подброшенную сеть. Кто-то кинулся сверху, и Серега
принял его на меч. Хлынула кровь. Рукоять вывернулась из руки. Серега потянулся
к засапож-нику, забыв, что босой, жесткие пальцы вцепились в Серегину правую
руку. С левой не ударить, левая - держала аркан: отпустишь - задушит. Ноги
спутаны сетью. Серега все же извернулся, достал коленом. Чужие пальцы
соскользнули с окровавленной руки... Черный молот ударил из темноты в лоб - и
Серега вырубился.

Очнулся с ноющей головой и вкусом рвоты во рту. Конечно, спутанный по
рукам и ногам.

Поблизости горел костерок. У костерка, на корточках, сидел Албатан. Лицо
его было замотано черной от крови тряпкой, но глаза так и сияли от
удовольствия. Хан сделал знак, Серегу грубо ухватили за волосы, усадили. Было
больно, зато Духарев теперь видел больше. Например, он увидел запеленутого, как
мумия, Машега и спутанного арканом Устаха с заплывшим глазом и лицом, залитым
кровью из разбитого виска.

"Связан, значит, жив", - утешил себя Духарев, огляделся 6 поисках Элды, не
обнаружил нурманки, вспомнил метнувшуюся с обрыва фигурку и обрадовался. Ушла
Элда!

Глаза хана злобно прищурились: варяг улыбается!

Албатан сделал знак: к Сереге подскочил степняк, разорвал на нем рубашку,
ударил по губам.

Хан недовольно заворчал, взял короткую пику, сунул в огонь. Покопался за
пазухой, извлек золотую монету, показал Духареву, сделал вопросительный жест.

- Не понимаю, - нагло заявил Серега,- Ты словами скажи!

Албатан зашипел. Один из степняков схватил Серегу за ухо.

- Золото! Где? - выкрикнул он по-славянски. Воняло от него, как от старого
козла.

- Иди заправь своей кобыле! - посоветовал ему Духарев.

Печенег выхватил нож, намереваясь отмахнуть Сереге ухо, но хан снова
зашипел, и его воин с большой неохотой спрятал нож. Второй степняк отпустил
Серегины волосы.

Пленников на время оставили в покое. Печенеги отошли подальше,
переговаривались по-своему. Наконечник пики постепенно заливался красным. Было
довольно легко догадаться о его предназначении.

- Ты как, Машег? - негромко спросил Духарев.

-- "Пока неплохо", - падая, сказала мышка, которую нечаянно выронил
ястреб. Машег тихо засмеялся.

- Ловко они нас взяли, - сказал он. - Устах проворонил.

- Я, может, тоже проворонил бы, - отозвался Духарев. - Расслабились мы.
Полянские земли. До Орели рукой подать. Леса! Что теперь делать будем, Машег?

- Что делать? Умирать. Медленно.

- Про золото будем молчать?

- А какая разница? Скажем - не скажем, все равно мучить будут. Так лучше
уж их без поживы оставить. А то, может, и Элда моя подмогу приведет. Надейся,
Серегей! Бог тебя любит.

- Слыхал я историю, - произнес Духарев. - Про иудея вроде тебя. Раз он со
скалы упал, да успел за край зацепиться. Висит, держится из последних сил.
Молится: "Помоги, Господи! Жил я праведно, заповеди соблюдал, молился вовремя,
жертвовал щедро! Помоги, Господи!"

И слышит Голос:

"Ладно, коли ты такой праведный, помогу не бойся. Отпускай руки!"

- Выходит, он спасся, этот праведный,-совершенно серьезно заявил Машег.
-Раз сумел об этом рассказать.

Духарев, изумленный хузарской трактовкой анекдота, даже не нашелся, что
ответить.

А пика все калилась. Наконечник - точно такой же, каким варяги жгли
печенега в Тагане.

Духарев попытался вспомнить: каково это было когда он на глазах князя
протыкал себе ножом руку? Мало, что не больно, так еще и рана заросла менее чем
за сутки. Даже шрама не осталось. Может, и с каленым железом получится?

"Стыдно тебе трусить, Серега! - сказал он сам себе. - Вон, Машег не
боится!"

Тут он был не прав. Хузарин боялся. Но одно дело - бояться, другое -
выказать страх.

Печенеги поговорили. Албатан подсел к костру, вынул пику. Показал знаком:
ты мне язык попортил, а я твой сейчас выжгу.

Серегу схватили, сунули в зубы железную ложку, развели челюсти. Жаркий,
красный лист наконечника приблизился к лицу. Серегу держали крепко. Духарев
терпел. Не станет хан ему язык жечь, если хочет услышать, где золото спрятано.
Но глаз - вполне может. Жалко глаз. Хотя мертвому глаза не нужны. Как и золото.

Пика отодвинулась. Ложку тоже убрали. Хан пристально глядел в лицо варягу: