Чтение 57–й страницы книги ~Испытай себя~

оглянутся, оливковое полупальто Тремьена, в которое я был одет, сделает меня
неразличимым на фоне зелени.

Помимо карты, со мной был мой верный компас, по которому я все время
сверял наше местоположение. Ребята забрали несколько к северо-востоку, но я
посчитал, что пока мне еще рано вмешиваться.

Я не упускал их из виду. Они о чем-то громко болтали, чтобы поддержать
уверенность в собственных силах; в этом не было ничего удивительного -- мне
и самому приходилось испытывать нечто подобное, когда я один на один
оставался с матерью-природой. На закате дня любой взрослый мужчина
почувствовал бы себя неуверенно. Что же говорить о мальчиках. В
пятнадцатилетнем возрасте и я бы в таком диком лесу начал нервничать.

Однако в этот день, идя по их следам, я ощущал покой и умиротворение,
как будто был у себя дома. Первозданную тишину нарушало только редкое
щебетание птиц и неожиданные восклицания мальчиков. Лес жил ожиданием весны,
ее дыхание ощущалось в набухших почках и талых ручьях. Чувствовалось, что
зима уходит: в воздухе ощущались запахи перегноя, прелой травы и соломы, и
только веточки хвои добавляли свой неповторимый аромат. Смола сосен
напомнила мне о том, как с ее помощью я когда-то разжигал костер.

Эту несчастную милю мы шли довольно долго, но наконец с шоссе стали
доноситься гудки машин. Последние метры до опушки Гарет и Кокос сопровождали
восторженными криками, точно так же, как и неделю назад во время нашей
первой вылазки.

Прибавив ходу, я неожиданно возник перед ними, к великому удивлению
Гарета.

-- Откуда вы взялись?

-- Вы забыли о своих метках.

-- Краска почти кончилась. -- Гарет протянул мне склянку темного
стекла, перевернул ее, и на шоссе вылилось довольно большое пятно краски. --
Извините, я думал, там ничего не осталось.

-- Не имеет значения. -- Я взял пузырек, завинтил его и вместе с
кисточкой уложил в пластиковый пакет, который спрятал в подсумок.

-- А еще такой краски можно достать? -- спросил Кокос.

-- Конечно. Без проблем. Собираемся домой? Мальчики, возбужденные
своими успехами, не переставали бегать и прыгать вплоть до того момента,
пока за следующим поворотом мы не увидели наш "лендровер". Домой наша троица
вернулась в прекрасном расположении духа.

-- Потрясающе! -- доложил отцу Гарет, после того как мы, забросив
Кокоса домой, вернулись в Шеллертон. -- Фантастически!

Тремьену, Мэкки и Перкину вне зависимости от их желания пришлось
выслушать подробнейший отчет о нашем путешествии, естественно, без
упоминания откровений относительно Анжелы Брикел.

-- Это настоящая дикая местность, -- закончил свое повествование Гарет.
-- Там абсолютная тишина. Я сделал кучу фотографий.

Он осекся и неожиданно нахмурился.

-- Одну минуту.

Гарет выбежал из комнаты и вернулся со своим голубым рюкзаком.

-- Здесь нет камеры, -- озадаченно сказал он, выворачивая рюкзак
наизнанку.

-- Той, которую я подарил тебе на Рождество? -- не совсем довольным
тоном спросил Тремьен.

-- Может быть, ее захватил Кокос? -- апатично спросил Перкин.

-- Спасибо! -- Гарет схватил телефонную трубку и начал названивать
другу в надежде, что эта проблема сейчас разрешится. -- Он говорит, что
после нашего обеда он ее вообще не видел, -- с ужасом в голосе доложил
Гарет. -- Нам немедленно следует возвратиться.

-- Нет, ни в коем случае, -- голосом, не терпящим возражений, сказал
Тремьен. -- Путь туда не близкий, а уже начинает темнеть.

-- Но мы пометили дорогу светящейся в темноте краской, -- начал умолять
отца Гарет, -- ив этом все дело. Ее видно в темноте.

-- Нет, -- отрезал Тремьен. Гарет повернулся в мою сторону:

-- Мы не можем вернуться назад? Я покачал головой:

-- Твой папа абсолютно прав. В этих лесах ночью очень легко
заблудиться, вне зависимости, есть там светящиеся метки или нет. Стоит
пропустить одну из них, и придется "загорать" там до утра.

-- Вы же сам не заблудитесь.

-- Могу заблудиться, -- сказал я. -- Мы останемся дома.

-- Может быть, ты обронил ее по дороге домой? -- сочувственно спросила
Мэкки.

-- Нет... -- Гарет задумался. -- Я наверняка оставил ее там, где мы
обедали. Я подвесил камеру на сук, чтобы она не промокла. А потом забыл о
ней.

Он был так расстроен, что я не выдержал:

-- Завтра днем я схожу за ней. Отчаянность сменилась надеждой.

-- Правда? О, это грандиозно!

-- И вы сможете разглядеть на ветке крошечный фотоаппарат среди всей
этой простирающейся на многие мили дичи? -- с сомнением в голосе спросил
Тремьен.

-- Конечно, он сможет, -- уверил отца Гарет. -- Я же говорил, что мы
оставили след. И к тому же... -- он на секунду задумался. -- Не правда ли,
нам повезло, что я пролил на дороге краску? Теперь сразу будет видно, откуда
мы вышли из леса, ведь увидев дорогу, мы перестали метить деревья.

-- Объясни, пожалуйста, -- попросила Мэкки. Гарет объяснил.

-- Вы действительно сможете найти дорогу? -- обратилась ко мне Мэкки,
покачивая головой.

-- Смогу, если кто-нибудь не смажет к тому времени покрышками это
светящееся пятно на дороге.

-- О нет, -- забеспокоился Гарет.

-- Уймись, -- сказал я. -- Если она там еще висит, то я ее найду.

-- Конечно, висит. Уверен. Я точно ее там повесил.

-- Тогда все в порядке, -- заключил Тремьен. -- Давайте поговорим о
чем-нибудь другом.

-- О кормежке? -- с надеждой отозвался Гарет. -- О пицце?

ГЛАВА 16

Рано- утром в понедельник я вновь очутился в седле Дрифтера.

-- Послезавтра ему выступать на скачках в Вустере, -- говорил мне
Тремьен, когда мы в семь утра вышли из дому и направились на конюшенный
двор. -- Сегодня последняя тренировка перед заездом, поэтому постарайтесь не
упасть. Ветеринар пробудет здесь все утро -- необходимо брать анализы крови.

Перед последней тренировкой ветеринар брал анализ крови у всех лошадей,
заявленных к заездам. Результаты детального анализа говорили о многом: от
повышенного лимфоцитоза до неправильного обмена веществ, ведущего к травмам
мускулов. Если по результатам анализов было слишком много противопоказаний,
то ветеринар предостерегал Тремьена. Тремьен пояснил, что такая процедура
оберегает владельцев от излишних расходов на перевозку лошадей в фургонах к
месту скачек и на оплату труда жокеев, не говоря уже о бесполезных волнениях
и разочарованиях.

-- А сами вы поедете в Вустер? -- спросил я.

-- Не исключено. Впрочем, может быть, пошлю Мэкки. А что?

-- Э-э... Мне бы хотелось посмотреть заезд Дрифтера.

Он повернулся ко мне, как бы не понимая моей заинтересованности;
осмыслив наконец мою просьбу, Тремьен сказал, что я, если того желаю,
естественно, могу ехать.

-- Благодарю.

-- Во время второй смены можете потренировать Бахромчатого.

-- Благодарю второй раз.

-- Благодарю также вас за то, что вы помогли Гарету так прекрасно
провести вчерашний день.

-- Мне самому было приятно.

Мы зашли на конюшенный двор и наблюдали за обычными приготовлениями.

-- То была хорошая камера, -- с сожалением буркнул Тремьен. --
Глупенький он еще.

-- Я найду се.

-- По этим меткам? -- В голосе Тремьена звучало сомнение.

-- Не исключено. Кроме того, у меня вчера о собой была карта и компас.
Я вполне хорошо представляю себе наш путь.

Покачав головой, он улыбнулся:

-- Из всех нас вы наиболее компетентны в подобного рода делах. Или, как
сказала Фиона, вы находите выход из любого бедственного положения,

-- Это не всегда возможно.

-- Пустите Дрифтера хорошим галопом.

Мы поднялись на холм, и в седле ко мне пришли какие-то новые ощущения
-- здесь я дома, здесь мне легко и спокойно. Непривычное дело и связанные с
этим трудности напомнили мне то вромя, когда я учился летать на вертолете.
Скаковые лошади, вертолеты: и в том, и в другом случае требуется пара рук,
способных управлять ими и реагировать на малейшие нюансы их настроения и
поведения.

Дрифтер прошел дистанцию уверенным быстрым галопом, и Тремьеп заметил,
что, если кровь не подкачает, у него есть все шансы на победу в Вустере.

Когда я, отдав лошадь на попечение конюха, вернулся домой, чтобы
позавтракать, то застал на кухне Тремьена, Мзкки и Сэма Ягера, которые за
столом обсуждали результаты скачек в Ноттингеме -- заявленная Тремьеком
лошадь захромала, вторую лошадь, на которой должен был скакать Сэм, сняли с
забега в связи со смертью жены владельца.

-- Ничего иного не остается, как заболеть. Не может же эта полоса
неудач тянуться вечно. Итак, я простужаюсь. Буду обустраивать свою плавучую
резиденцию.

Он куда-то позвонил и хриплым голосом принес свои извинения, на другом
конце провода-ему выразили искреннее сочувствие, и он положил трубку.

А где же ваши замечательные тосты?