Чтение 57–й страницы книги ~Двойной капкан~

Артист с кофром Крамера на плече, словно бы он подрядился быть его
ассистентом. Крамер незаметно сунул мне в руку "уоки-токи", одновременно я
почувствовал, как в карман моей камуфляжки скользнули ключи от сейфа. На мой
быстрый вопросительный взгляд Крамер негромко сказал, глядя в сторону:

- Приказ прежний: "Никакой самодеятельности".

Дежурные операторы главного щита управления, в белых халатах и белых
докторских шапочках, провожали нашу процессию хмурыми взглядами.

Я чуть поотстал и включил "уоки-токи":

- Муха, я - Пастух. Как слышишь?

- Слышу тебя.

- Ты где?

- В комнате отдыха. Десять мужиков и четырнадцать женщин.

- Обстановка?

- Нормальная. Смотрят по "Тринитрону" попсу. Женщины говорят, что хотят
пить и есть.

- Возьми пару мужиков и принесите из кабинета главного инженера. Там
должна быть еда, сыр, соки.

- Понял тебя. Я вызвал Боцмана, приказал:

- Спустись вниз. Проверь вход. И тех шестерых, ВОХРу. И будь там,
присматривай.

- Ясно, Пастух. Что происходит?

- Пока не знаю. Конец связи.

Еще несколько переходов и железных лестничных маршей, и мы оказались на
крыше энергоблока, как раз над машинным залом. Плоская площадка была залита
асфальтом, огорожена металлическими перильцами и по периметру обозначена
желтыми натриевыми фонарями. Метрах в пятидесяти от площадки, над реакторным
блоком, уходили "в белесое небо две белые, с широкими красными полосами
вентиляционные трубы. На верхушке каждой из них горели красные
предупреждающие огни.

Сверху открывался обширный обзор. Сопки и черные промоины озерных проток
на фоне снежного наста на севере, плотная кучка очень уютных огней на юге -
поселок Полярные Зори мирно доживал свой воскресный вечер. На окраине
поселка прожекторами была подсвечена ажурная вышка местного телецентра и
ретранслятора, наверху горел красный фонарь, предупреждая летчиков об
опасности.

Я подошел к перильцам ограждения, осторожно глянул вниз и ахнул: все
подъезды к энергоблоку были заставлены милицейскими "Жигулями" с мигалками,
армейскими грузовиками, а со стороны мурманской дороги подтягивалась пара
бронетранспортеров. Гарри Гринблат последовал моему примеру, сказал Вполне
по-русски: "Еж твою мать!" - плюхнулся животом на асфальтовую площадку и
нацелился вниз объективом камеры. Грохнула автоматная очередь, трассирующие
пули прошли в метре от козырька крыши. Гарри чуть высунулся и продолжал
съемку. Выплюнул очередь тяжелый пулемет, тоже трассирующими.

- Уберите этого идиота! - закричал Генрих и сам подскочил к Гарри и
оттащил за ноги от края площадки. Гарри остервенело лягался, матерился и
продолжал снимать. На помощь Генриху поспешил Блейк.

Воспользовавшись суматохой, я негромко приказал Доку:

- Спустись в кабинет главного инженера. В ящике с толом, между шашками,
набор аэрозолей "Экспрей". Проверь эту чертову замазку. Этим "Экспреем"
пользоваться очень просто...

- Я умею, - перебил меня Док.

- Вот как? - поразился я. - Ладно, как-нибудь расскажешь мне, где ты
проходил стажировку и чему тебя там учили. А сейчас - быстро. И сразу
возвращайся назад.

Док исчез в темном дверном проеме. Генриху и Блейку удалось наконец
оттащить Гринблата от опасного места. Тут он спокойно поднялся на ноги,
перезарядил кассету, а отснятую отдал Блейку:

- Такого еще никто не снимал! Эти кадры обойдут весь мир!

Генрих извлек из кармана австрийский "глок" и приставил ствол ко лбу
Гарри:

- Если вы, мистер Гринблат, еще хоть раз включите камеру без моего
приказа, я буду вынужден вас пристрелить.

- Да пошел ты! - отмахнулся Гринблат. - Меня и не такие расстреливали!

- Он больше не будет снимать без вашего разрешения, - пришел на выручку
напарнику осторожный Блейк.

- Всем отойти к стене реакторного зала! - приказал Генрих. - Освободить
площадку!

Со стороны Мурманска послышался рокот вертолетного двигателя. "Ми-1"
приблизился к станции и круто пошел на посадку. Снизу грохнула очередь и
словно бы захлебнулась. Пилот вывел легкую машину точно на центр освещенного
пятачка.

- Всем оставаться на своих местах! - крикнул Генрих и побежал к
вертолету, двигаясь спиной навстречу воздушным вихрям.

Двигатель заглох, лопасти остановились. Из вертолета выпрыгнул пилот -
крупный смуглый молодой человек с пышными черными усами. Почему-то не в
форменной шинели "Аэрофлота", а в длинном сером плаще. В руке у него был
довольно увесистый дюралевый атташе-кейс. Он помог выйти пассажиру. Тот был
пониже ростом, узкоплечий, заметно старше. Тоже в плаще, в широкополой шляпе
и в темных очках, закрывавших половину лица. Генрих подошел к вертолету и о
чем-то довольно долго говорил со старшим.

За моей спиной появился Док, прошептал в ухо:

- Тол - муляж. Замазка - пластит. Не чешский аналог. Семтекс. Ливийского
производства. Он в ходу у всех арабских террористов. Ты понял, что я сказал?

- Да.

- Остается надеяться, что в детонаторах вместо взрывчатки действительно
пластилин.

- Можешь не надеяться. В детонаторах - тетрил.

- Уверен?

- Да.

- Откуда ты знаешь?

- Случайно узнал, я тоже любознательный человек.

- Тетрил, - повторил Док. - В каждом детонаторе граммов по сто. Этого
хватит, чтобы подорвать танк. И в сумке килограммов пятьдесят семтекса.
Нужно немедленно что-то делать!

- У нас есть приказ: "Никакой самодеятельности".

Док хмуро отошел, а его место заняла Люси Жермен:

- Какие проблемы, Серж?

- Да так, мелочи жизни, - неопределенно отозвался я.

- Взрывчатка настоящая? - быстро спросила она. - Я не про тол, а про ту,
что в сумке.

- Да. И детонаторы настоящие.

- И взрывное устройство настоящее. А я-то сокрушалась, что в России
кругом туфта. Нет, оказывается. Твои действия. Ковбой?

- Никаких.

- Почему?

- Приказ.

- Ладно, выкрутимся. У меня другой приказ.

- Какой?

- Действовать по обстоятельствам.

Генрих закончил переговоры, натянул на голову и лицо черную "ночку",
такую же, как у нас, и обернулся к присутствующим:

- Господа корреспонденты, можете снимать! Оба прибывших сбросили плащи и
оказались в камуфляжных военных формах. На груди у молодого висел короткий
десантный "Калашников". Старший откинул в сторону шляпу, надел буро-зеленую
фуражку чеченского полевого командира и предстал перед камерой Гарри и
фотообъективом Крамера. Генрих не без торжественности произнес:

- Разрешите представить вам, господа: командующий армией освобождения
Ичкерии, национальный герой Чеченской Республики полковник Султан Рузаев!

Вспыхнула красная сигнальная лампочка на камере Гринблата, со скоростью
стробоскопа заработала фотовспышка Крамера.

- Внимание! - раздался снизу усиленный и искаженный громкоговорителем
резкий мужской голос. - Говорит представитель Федеральной службы
безопасности России полковник Голубков. Станция окружена. Сопротивление
бесполезно. Предлагаю лицам, захватившим первый энергоблок, немедленно
сдаться.

Рузаев что-то приказал по-чеченски своему молодому спутнику, тот подбежал
к вертолету и вернулся с радиомегафоном, точно таким же, какими на митингах
пользовались ораторы.

- Сейчас я ему отвечу, - со змеиной улыбкой на тонких губах пообещал
Рузаев.

- Отвечу я, - возразил Генрих. - Ваше слово - еще впереди..

Он взял мегафон и подошел к краю площадки:

- Говорит представитель командующего армией освобождения Ичкерии Султана
Рузаева. Полковник Рузаев не намерен вести никаких переговоров с полковником
Голубковым. Он будет вести переговоры с полномочным представителем
Президента России. Предостерегаю полковника Голубкова от попытки захватить
станцию силой. У нас в заложниках находится весь персонал первого
энергоблока, и среди них главный инженер станции. После каждого выстрела,
произведенного по станции, мы вынуждены будем убивать по одному заложнику.
Основа для переговоров будет предоставлена вам в ближайшее время. На этом
наши местные консультации прекращаются.

В подтверждение своих слов Генрих бросил мегафон вниз и обернулся к
корреспондентам.

- А теперь, джентльмены, прошу пройти в кабинет директора АЭС, -
пригласил он. - Полковник Султан Рузаев сделает там официальное заявление.

Ко мне наклонился Арнольд Блейк:

- Серж, ты уверен, что это проверочный захват станции?

- Какая тебе разница? - ответил я. - Главное, что это "прайм-тайм".

Блейк с сомнением покачал головой:

- Это не прайм-тайм. Это, как у вас говорят по-русски, полный п....ц!