Чтение 57–й страницы книги ~Собирающая стихии~

настоящие детские книжки.

Заметив меня, Паоло отвлёкся от чтения.

- Привет, папа, - сказал он. - Ты ищешь маму?

- Да, - ответил я и вошёл в комнату. - Где она?

- Пошла убирать на кухне. Она хотела почитать вместе со мной, но я сказал
ей, что хочу читать сам. Она поцеловала меня и ушла.

- Ты хочешь, чтобы тебе не мешали?

- Нет, папа, я не хочу, чтобы мама опять плакала. Как в прошлом году. Это
плохо, когда плачут в день рождения.

- А в прошлом году она плакала?

Паоло кивнул:

- Тогда она читала мне книжку и вдруг заплакала. Это из-за Джулии, правда?

Я сел рядом с ним и обнял его за плечи.

- Да, сынок. Джулия была лучшей подругой мамы, и она очень грустит по ней.

Паоло посмотрел на меня своими большими голубыми глазами. Я бы очень
хотел, чтобы он был похож на Джулию, но природа рассудила иначе, и с каждым
годом Паоло становился всё более похожим на меня. У него были такие же
золотистые с рыжинкой волосы, такие же голубые с бирюзовым оттенком глаза,
такое же скуластое лицо с правильными, типично пендрагоновскими чертами. Он
ничем не напоминал Джулию - и это немного огорчало меня...

- Папа, - нерешительно произнёс Паоло. - А зачем вы рассказали мне про
Джулию?

- Как это зачем? - удивился я.

- Ну, если бы вы не сказали, я бы не знал, что она тоже была моей мамой. Я
бы думал, что только Дженни моя мама. Тогда я не любил бы Джулию, а любил бы
только тебя с мамой. И Фи, конечно.

Я был так поражён его рассуждениями, что не сразу нашёлся с ответом.

- Знаешь, сынок... Это было бы нечестно. И очень нехорошо. Нельзя
удерживать любовь ложью. Ложь может погубить её. Ты знаешь, что Джулия тоже
была твоей мамой, ты любишь её, но ты любишь и нас. И если в будущем кто-то
скажет тебе, что Дженни - не твоя настоящая мама, ты не перестанешь любить её.

- Как не настоящая?

- Ну, есть некоторые люди... я не говорю, что они плохие, просто они
глупые... так вот, такие люди считают, что настоящая мама может быть только
одна. Это неправда.

- Я знаю, папа. Джулия была моей настоящей мамой, и Дженни тоже моя
настоящая мама.

- Вот видишь, ты уже знаешь это. А если бы не знал, и кто-нибудь рассказал
тебе о Джулии, ты бы очень обиделся на нас за то, что мы обманули тебя. Теперь
понимаешь?

Паоло молча кивнул.

- Кроме того, - продолжал я. - Если бы мы не рассказали тебе правду, то
оскорбили бы память Джулии. Ведь она очень любила тебя и хотела, чтобы ты любил
и помнил её.

- Папа, - вдруг сказал Паоло. - Сейчас ты тоже заплачешь?

- Нет, что ты.

- А почему у тебя слёзы?

- Это бывает, сынок. Мужчины не плачут, но слёзы у них иногда бывают. - Я
поцеловал его в лоб и поднялся. - Спокойной ночи, Паолино. Не засиживайся
допоздна.

- Не буду, - пообещал он. - Спокойной ночи, папа.

Я спустился на первый этаж и действительно застал Дженнифер в кухне. Она
уже закончила уборку и теперь программировала кухонный автомат на завтрашний
день.

- Фи заснула? - спросила она, не оборачиваясь.

- Да, - ответил я, любуясь её стройной фигурой.

Дженнифер никак нельзя было дать тридцать семь лет. Тридцать, ну, на худой
конец, тридцать два - не больше. Впрочем, и я не выглядел на свои неполные
сорок шесть. Наши гены, пусть и со спящим Даром, весьма успешно противостояли
энтропии. Если бы понадобилось, мы смогли бы выдержать ещё и двадцать, и
тридцать, и даже сорок лет заключения...

К счастью, этого не понадобится.

- Дженни, - сказал я. - Нам нужно поговорить.

- Сейчас, милый, минуточку. - Она нажала ещё несколько клавиш и задвинула
консоль в стол. - Всё, готово. Выпьешь соку?

- Выпью, но не соку, - бодро ответил я и, к удивлению Дженнифер, достал с
верхней полки банку растворимого кофе.

Её удивление переросло в изумление, когда я насыпал в чашку с кипятком аж
две полные ложки кофе, добавил, не скупясь, сахар, размешал его, а затем вынул
из кармана пачку сигарет и закурил.

Дженнифер так и села.

- Эрик! Что с тобой?

- Догадайся, - предложил я.

Глаза её мгновенно расширились:

- Неужели...

- Да, - кивнул я. - Мой Дар полностью восстановлен.

- И... когда это случилось?

- Девять дней назад.

У Дженнифер был такой растерянный вид, словно она никак не могла решиться,
что ей делать - броситься мне на шею или стукнуть чем-то тяжёлым по голове. Я
решил помочь ей советом:

- Скажи, что я свинья.

- Ты свинья, Эрик! - с чувством произнесла она.

- Признаю и каюсь. Обещаю исправиться.

- Почему ты ничего не сказал?

- Боялся обнадёжить тебя, а потом разочаровать. До сегодняшнего дня я не
мог взять под контроль Формирующие. Как оказалось, я просто должен был
вспомнить и восстановить все свои прежние навыки, но я опасался куда более
серьёзных проблем.

- Значит, ты решил пощадить меня?

- Нет, Дженни. В любом случае, я сказал бы тебе правду, но прежде я хотел
разобраться, в чём состоит эта правда. Лишь сегодня за праздничным столом я
сумел укротить одну Формирующую, и только тогда мне стало ясно, что мой Дар
восстановился без каких-либо изъянов.

Дженнифер поднялась, подошла ко мне и вынула из моего рта сигарету. Мы
обнялись и поцеловались.

- Вот за праздничным столом, - заметила она, - как раз и был удобный
случай сообщить нам эту радостную весть.

- И дети не смогли бы заснуть от волнения, - возразил я. - Это первая
причина, почему я тогда промолчал.

- А вторая?

- Ты, милая. Прежде, чем вызвать отца или маму, я должен поговорить с
тобой.

- О чём?

- О нашем будущем. - Я отстранил от себя Дженнифер, забрал у неё сигарету
и сделал глубокую затяжку. - Странно. Смешно. Уже больше одиннадцати лет мы
живём вместе, у нас есть ребёнок... дети, а я... я боюсь сказать такие простые
слова: "Дженни, стань моей женой".

Дженнифер посмотрела на меня долгим взглядом, затем резко обернулась и
выбежала из кухни. Я швырнул окурок в раковину умывальника и последовал за ней.

Она сидела в холле на диване, уставившись задумчивым взглядом в
противоположную стену. Я сел рядом с ней и обнял её за талию.

- Дженни, родная. Извини, если я сказал что-то не так. Я имел в виду, что
боюсь не твоего согласия, а...

Дженнифер прижала палец к моим губам.

- Я тебя правильно поняла, Эрик. Я знаю, что ты хотел сказать. Просто я...
Понимаешь, я много раз представляла наш разговор о будущем, когда мы, наконец,
вырвемся из этого плена. Я представляла его по-разному, и... ты сказал именно
то, что я мечтала услышать.

- Значит, ты согласна?

Она посмотрела на меня сияющими глазами:

- Да, я согласна... Если ты действительно этого хочешь.

- Я хочу этого, Дженни, больше всего на свете хочу. Я люблю тебя.

- А как же Софи? Ты уже забыл её?

Я вздохнул и потупился. Эта тема была для нас своего рода табу. Вот уже
семь лет, если не больше, мы с Дженнифер ни разу не упоминали имя Софи в наших
разговорах. Да и я сам с каждым годом всё реже и реже вспоминал её. Однако...

- Нет, дорогая, - честно ответил я. - Было бы ложью сказать, что я забыл и
разлюбил Софи. И я покривил бы душой, если бы стал утверждать, что моя любовь к
ней была лишь юношеским увлечением. Двенадцать лет я провёл в ожидании встречи
с ней. Мысль о Софи помогала мне бороться с безумием. Она стала для меня
символом свободы, живым воплощением той цели, ради которой я смог вытерпеть
пытку одиночеством и снести все издевательства Александра. Софи и свобода
слились для меня воедино; я люблю Софи, потому что люблю свободу. Она всегда
будет близким и родным мне человеком. Но ты, Дженни... Ты - самое лучшее, что
произошло в моей жизни. Ты не просто скрасила моё одиночество, ты превратила
мой ад в рай, а серые и унылые будни - в бесконечный праздник. Из товарищей по
несчастью, из вынужденных любовников мы стали дружной семьёй, мы стали единым
целым, и теперь я не представляю своей жизни без тебя. Да, я по-прежнему люблю
Софи, но я уже не могу представить себя с ней, я не могу представить себя с
любой другой женщиной, кроме тебя.

Дженнифер крепче прижалась ко мне.

- Со мной то же самое, Эрик. Я продолжаю любить Кевина, я очень сильно
люблю его, но люблю как старшего брата, как друга. А ты - мой единственный
мужчина, ты один нужен мне, и только ты... - Она вздохнула. - Неужели это всего
лишь привычка?

- Это больше, чем привычка, Дженни. Не всякая любовь, я уже не говорю о
привычке, смогла бы выдержать такое испытание, которое выпало на нашу долю.
Долгие годы, проведённые наедине, не стали для нас мучительной пыткой, мы
счастливы вместе, меня не тяготит твоё общество, а тебя - моё. Многие другие