Чтение 57–й страницы книги ~Пещера~

владелец фотоаппарата, чей-то, по-видимому, еще школьный друг. На Ковича не
обратили ни малейшего внимания; поколебавшись, он переступил порог циркового - в
вестибюле пахло мокрой половой тряпкой, потом и пылью.

Никто и ни о чем его не спросил; коридоры были пусты, за дверью какого-то
кабинета стрекотала пишущая машинка, откуда-то сверху доносилась скверная
магнитофонная музыка; Раман не знал, куда и зачем идти, а потому пошел на звук.

Дверь небольшого зала была настежь открыта, запах пота здесь крепчал,
доходя до наибольшей возможной концентрации; в углу на матах сидела,
раскинувшись в поперечном "шпагате", тощая девушка в линялом спортивном
купальнике. Неестественная поза, казалось, ничуть ее не беспокоила - девушка
рассеянно листала страницы потрепанной книги. На горе желтых, провонявших потом
матов валялись в расслабленных позах еще две девушки и парень. Магнитофон хрипло
орал, его звук отражался от высокого белого потолка, падал на голову и
ввинчивался в уши, но, похоже, только пришелец Кович испытывал от этого
неудобство.

На него посмотрели- с умеренным интересом; одна из возлежащих на матах
девушек о чем-то спросила, - он не расслышал, но на всякий случай кивнул, и
девушка этим и удовольствовалась. Надо было уходить, но он стоял неизвестно
почему; парень лениво поднялся с матов, подобрал пару валяющихся здесь же
бутафорских кинжалов и вереницей запустил их под потолок, только руки
замелькали.

Раман отступил, собираясь уходить,- и теперь только заметил еще одного
парня, вернее, сперва он увидел его ноги в потертых кожаных тапочках и на каждой
ступне- по стакану воды. Парень стоял на руках, с натугой сгибая и разгибая
локти; стаканы подрагивали, но вода не расплескивалась. Хотя тапочки, разглядел
Раман, были уже насквозь мокрыми.

Раман опустил голову.

Волосы парня, какого-то неопределенно-желтого цвета, свешивались, почти
касаясь пола.

- А ну встань, - приказал Раман негромко, но даже сквозь рев магнитофона
парень ухитрился его расслышать.

Один стакан удалось подхватить. Второй упал на маты, оставив немедленно
впитавшуюся лужу.

- Я Раман Кович, - веско сказал Раман в круглое, красное от прилива крови
лицо.

- Я у-узнал, - проговорил парень, с трудом перекрывая хриплую музыку. -
Д-добрый день...

Парень заикался. Не слишком сильно, но вполне явственно.

Нам пора, - сказала Павла в третий раз. Вечер получился скучным. Павла с
самого начала не понимала, зачем он нужен, - но Стефана была почему-то убеждена,
что на другой день после шумной свадьбы железным образом необходим такой вот
вечер в узком кругу семьи.

Павла устала. Еще со вчерашнего дня. Еще с прошлой недели. За целый месяц.
За целый год.

Митика деловито ползал под столом, от чего высокие бокалы то и дело
вздрагивали, оставляя на белоснежной скатерти красные круги, отпечатки ножек.
Павла дергалась, когда по ее ноге бесцеремонно проходился локоть племянника:

- Митика, перестань!!

Тритан молчал и вежливо улыбался. Влай молчал и смущенно сопел; Павла
молчала просто потому, что не знала тем для общего разговора. Стефана
неторопливо пересказывала последние события, предвкушала открытие, на пороге
которого стоит ее отдел, но никто, кроме самой Стефаны, не понимал, о чем идет
речь.

- Нам пора, - сказал наконец Тритан, и всем сразу стало ясно, что визит
вежливости закончен. В прихожей Павла на секунду остановилась, пораженная: это
ведь ее дом, она что же, приходила сюда в гости?! Из ностальгического шока ее
вывел крик Стефаны: оказывается, Митика успел натолкать картофельного пюре в
летние туфли Тритана, оставленные на полочке для обуви.

За смущенными извинениями и поспешной ликвидацией аварии миновали лишние
десять минут; Павла стояла, прижавшись к Тритановому боку, и ей почему-то
казалось, что он ее не видит. Что, стоя в одних носках на лысом коврике
прихожей, сокоординатор Познающей главы Тритан Тодин странствует мыслями где-то
далеко, где не слышен рев Митики, где тем не менее неуютно, пусто и холодно...

Ей пришлось дважды окликнуть его, прежде чем он ее услышал:

- Да?.. До свидания, Стефана, до свидания, Влай.

Спасибо за вечер... Пока.

Переступив порог, он крепко сжал ее ладонь, да так и не отпускал.

Внизу на скамейке сидели, любуясь луной, двое парней в спортивных костюмах.
Павла почему-то подумала, что они возвращаются с вечерней пробежки, и удивилась,
когда один из них вытащил из кармана нечто с короткой антенной и приглушенно
сказал что-то вроде "пуск".

- Пойдем, - Тритан потянул ее за руку.

У бровки стояла машина с затененными стеклами. Дверь распахнулась сама;
Павла успела коротко махнуть рукой стоящей на балконе Стефане:

- Пока!..

Оба любовавшихся луной парня пересели со скамейки в машину, один сел
впереди, рядом с водителем, другой устроился по правую руку от Павлы. По левую
руку от нее сидел Тритан.

- Вот это да, - сказала она громко и удивленно. Ехали минут пятнадцать.

Любители вечерних пробежек вышли из машины первыми - один остался стоять,
любовно поглаживая стриженый куст самшита, другой прошел к дому- в глубь сада,
по кирпичной тропинке, высветленной фарами; Павла вспомнила вдруг день, когда
приехала сюда впервые: маленькая, совершенно негородская улица, гаснущий шум
метро в ушах, первые прикосновения его рук...

Тот, что ходил к дому, вернулся и кивнул. Павла успела заметить, что за
спиной его на тропинке стоит еще один - с виду спортсмен спортсменом, но с
миниатюрной рацией в руках.

- Пойдем, малыш.

- Вот это да! - повторила она, сжимая его ладонь. - Как в кино... Как в
детском муль...

Порыв ветра качнул фонарем над дверью. Павла не поняла, как это фонарь
может издавать такой звук; у нее моментально заложило уши.

И сразу же оказалось, что парень с рацией уже не стоит на тропинке, а
медленно падает на нее, будто внезапно лишившись сознания.

- А-хх-а! - закричали за спиной.

Павла почувствовала, как уходит из-под ног земля. Трава, хлестанувшая ей по
лицу, была высокая и влажная.

- Лежать!..

По обе стороны от тропинки трещали ветки. Павла подняла голову; в резком
свете фар прыгали, отбрасывая черные тени, плоские, будто вырезанные из картона
фигурки.

Пещера.

Уже спустя секунду она поняла, что именно напоминает ей это по-своему
красивое действо; кажется, со всех сторон потянуло сыростью, неповторимым духом
лишайников и черного мха. Зависшие в небе звезды показались скопищем огненных
жуков; наваждение было таким правдоподобным и явственным, что Павла вцепилась в
траву и часто, со всхлипом, задышала.

Она видела, как один из нападающих, во всем черном, но с зеленой
хирургической маской на лице, опускает на чью-то голову резиновую полицейскую
дубинку. Отвратительный звук; валится на землю грузное тело в спортивном
костюме, человек в черном перемахивает через него, как через кучу тряпья, и
заносит дубинку снова- но его противник ускользает, и в стремительном,
обтекающем врага движении бьет чем-то в живот - снизу вверх, так, что человек в
черном хрипит и сгибается пополам, и на освещенной фарами дорожке с пугающей
скоростью растет блестящее черное пятно.

- Не щадить!!

Впервые в жизни Павла услышала, как звучит в полную силу знаменитый голос
Тритана.

И, будто разбуженная этим голосом, взвыла сирена в машине.

- Убью!- скрежет металла. - С дороги, убью!! Взя-ать!..

Двое катились по земле - не разобрать было, кто из них в черном, кто носит
на лице хирургическую маску, а в руке вместо скальпеля - длинный изогнутый
нож...

На узкой тропинке, посреди переломанных уже кустов, варился,
расплескиваясь, котел ярости. Павле, наполовину ослепшей от прямого света фар,
мерещились клочья шерсти- схрульей ли, саажьей; то, что носителями убийства
выступали двуногие люди, приводило в шок, лишало возможности двигаться.

А потом ее грубо схватили поперек туловища и потащили сквозь изломанные
кусты- туда, где за домом уже ждала, оказывается, еще одна машина.

А потом она услышала крик и покрылась потом, потому что это был вопль
Тритана, похожий на рев раненого зверя; руки, тащившие ее, мгновенно разжались,
выпуская ее обмякшее тело на траву. Свет фар остался где-то сбоку, но она все
равно прекрасно видела, как Тритан, в разорванной куртке, кидается сразу на
двоих, как воздух над его головой рассекает полицейская дубинка, а потом он
взвивается в воздух, пропуская удар понизу, а потом нападающий получает ногой в
пах и орет, будто придавленный кот, а Тритан бьет его такой же дубинкой по лицу,
и крик обрывается в хрип, а второй тем временем бросается на Тритана со спины, и
на мгновение кажется, что изогнутый нож по рукоятку погрузился в тело, - но
потом Павла видит его острие, чистое, без крови, насквозь пропоровшее Тританову
куртку под рукавом. Тритан, продолжая движение нападающего, рывком швыряет его
через себя, швыряет с оттяжкой, и падающее тело приземляется с негромким
хрустом, и нет времени ужасаться, потому что из темноты выныривают еще двое, со
свистом режет воздух нечто на железной цепи. Тритан глухо ревет и ловит цепь
рукавом, а другой рукой бьет нападавшего по глазам, тот отшатывается и что-то
невнятно кричит, а его напарник тем временем поднимает перед собой железную
трубку, уродливую и тяжелую.

- А-а-а!..

Трубка разразилась грохотом, и удерживающий ее человек отлетел назад, будто
отброшенный сильным толчком; мгновением раньше Тритан успел кинуться на землю.