Чтение 57–й страницы книги ~Фаэты~

- Кровь солена на вкус и горяча, когда стекает с сердца. Она пьянит, как
пульке, и она искупает все. Этими вот руками Великий Жрец за свою долгую
жизнь служения богам вырвал из груди жертв и бросил на золотое блюдо больше
сердец, чем бьется сейчас у всех жителей города Толлы.

Мотылек слушала с поникшей головой.

- Змея Людей уйдет под покровом ночи, - сказал ее отец. - Жрецы будут
охранять его дочь, и горе ей, если она не дождется отца. Ее сердце ляжет
первым на тоскующее по крови нетускнеющее блюдо.

Краска залила смуглое лицо Мотылька.

- Шочикетсаль сама просила в свое время сделать это! - с вызовом и
презрением бросила она.

- Богам угодна даже поздняя жертва, - с загадочным ехидством сказал Змея
Людей и скрылся в тайниках храма.

Подземный ход должен был вывести его прямо в сельву. Перед путешествием ему
пришлось впервые за много лет отмочить свои спекшиеся волосы. Это было
трудно, потому что кровь, смешанная с соком аки, предохранявшим ее от
разложения, стала каменной. Но все же в конце концов искусно сделанная змея
исчезла с его головы. Никто не должен был узнать жреца.

Мотылек вымеряла шагами площадку для наблюдения звезд.

Перед нею расстилался город Толла. Прямые, как лучи солнца, улицы.
Великолепные ступенчатые пирамиды в центре зеленых прямоугольников.
Роскошные каменные дворцы внизу. Извилистая синяя змея реки, словно
улегшейся меж строений города. А вдали зеленый простор непроходимой сельвы.

Может быть, по ней уже крадется одному ему известными тропами Великий Жрец,
чтобы оружием варваров вернуть силу поверженным богам и помочь оскорбленной
женщине жестоко отомстить белому бородатому пришельцу и его бледной
подруге, не сводящей с него влюбленных глаз.

При одной мысли об этом Шочикетсаль содрогнулась. Сейчас она готова была в
самых страстных и гневных словах разоблачить ЛжеТопельцина, отдать его на
растерзание толпе, бросить на жертвенный камень...

Но сможет ли она это сделать, когда внизу, среди дымящихся развалин, в
дикой оргии будут неистовствовать дикари?

Глава третья. ОГОНЬ НЕБЕСНОЙ ЧАШИ.

Исступленное улюлюканье, вопли боли и ужаса, стоны умирающих, топот сотен
ног, стук оружия, визг женщин, плач детей - все это смешалось в дикую
какофонию.

Трупы убитых и тела раненых завалили улицы. Размалеванные краской воины
перебирались через эти жуткие препятствия, пиная ногами мертвых,
приканчивая копьями еще живых.

Они врывались в дома, громя все внутри, поджигая мебель и дорогие циновки,
разбивая бесценные статуи. Горожан, пытавшихся спастись в дальних комнатах,
запирали там, а в окна забрасывали горящие факелы.

Никто в Толле не оказал северным кочевникам сопротивления. Город был
захвачен врасплох, разграблен, подожжен.

Дым пожарищ стелился у подножия пирамид. А сверху, из портиков храма,
бесстрастно взирали жрецы. Их пышные головные уборы сверкали на солнце.

Наконец с высокой пирамиды главного храма пронзительно заревели морские
раковины.

Подвывая и приплясывая, победители стали остриями копий сгонять
окровавленных мужчин и рыдающих полураздетых женщин на площадь.

Бывшие рабы и их недавние господа, избитые и жалкие, все с веревками на
шеях, задыхаясь от дыма, смотрели вверх.

По замыслу Великого Жреца, сейчас перед ними должна была в сиянии солнца
предстать Шочикетсаль назвав истинного виновника всех несчастий Толлы. Змея
Людей еще до ухода к варварам подготовил ей речь.

Змея Людей приказал жрецам привести Мотылька.

Испуганные жрецы пали ниц. Его дочь исчезла в разгар набега варваров. Может
быть, она рискнула спуститься по крутому откосу пирамиды. Возможно, она
разбилась или дикари приняли ее за обычную горожанку, что еще хуже.

Змея Людей в бешенстве приказал распластать на камне двух жрецов,
охранявших Мотылька, и сам после долгого перерыва с наслаждением погрузил
им под ребра нож из обсидиана, вырвав их неверные сердца.

Это были первые жертвоприношения, которые должны были вернуть Толле
прощение богов и былое процветание.

Но пока что руины города дымились в толпа горожан ждала внизу приговора или
искупления.

И тогда речь произнес сам Змея Людей:

- Горе людям Толлы, горе? Лжебоги усыпили их, чтобы не было сопротивления
набегу, и теперь, справедливо побежденные, люди должны вернуться к истинным
богам. Милость богов будет тем щедрее, чем скорее пленные, переданные
жрецам великодушными победителями, будут принесены в жертву по давнему
закону предков.

Стон прошел по толпе. Никто не знал, поднимется ли он с веревкой на шее по
ступенькам пирамиды или дождется милости богов.

- Смерть ЛжеТопельцину, обманувшему и людей Толлы, и доверчивую девушку
Шочикетсаль, - хриплым голосом кричал Великий Жрец. - Жертвенный камень -
Кетсалькоатлю. Пусть будет уничтожен и он сам, и все его мерзкие
изображения, святотатственно выбитые на камне. На штурм дворца владыки, на
штурм вместе с победителями!

Вовремя предупрежденные обитатели дворца владыки успели укрыться за
крепкими запорами.

Мотылек была дочерью своего народа. Нежная преданность, доставшаяся ей от
матери, вдовы нукера - военачальника, - приглянувшейся жрецу, и не терпящий
препятствий бешеный нрав отца всегда противоборствовали в ней. После гибели
Топельцина Мотылек, безутешная в горе и безмерная в гордыне, отреклась от
радостей жизни, решив стать жрицей. И вдруг все переменилось:

Топельцин вернулся, но отверг ее.

Когда она металась по площадке, смотря с вершины пирамиды на звезды и
зловещую черную сельву, противоречивые начала попеременно брали в ней верх.
Но к восходу солнца любовь все же восторжествовала над ненавистью.

"Во что бы то ни стало предупредить Топельцина!" - решила она.

Однако жрецы-стражи неотступно следили за ней.

Прошли томительные дни и столь же томительные ночи, в течение которых
Мотылек не знала сна. Не спали и бдительные стражи. И только когда первые
отряды дикарей ворвались в город, стражи отвлеклись видом начавшейся бойни.
Мотылек бросилась к откосу пирамиды, но жрец вцепился в нее. Тогда девушка
ринулась вниз вместе с ним. Они катились по крутой гладкой стене. Жрец
оказался внизу, и это спасло жизнь Мотыльку.

Придя в себя, она вскочила, перепачканная кровью погибшего жреца, и
побежала к дворцовой двери.

В первом же зале она наткнулась на величественного Гремучего Змея,
спешившего узнать, что за шум снаружи. Мотылек сказала ему о набеге. Старый
вождь снял со стены боевой топор и, ударив в звонкое блюдо, дал сигнал
тревоги.

Появились шестеро его сыновей и заперли двери дворца на все засовы.

Гремучий Змей с сыновьями, все с боевыми топорами, и рыжебородый
бог-великан с Карой Яр стояли наготове, прислушиваясь к воплям дикарей,
завершавших погром.