теле молодого мускулистого раба-нубийца.
Возможно, он почуял меня и приготовился к атаке. Но у меня в руках
было кое-что получше голкондского клинка:
мохнатые пальмовые стволы. Дракон ринулся вперед, но было поздно.
Ударившись о незримую преграду, он пометался недолго и вдруг смирился,
поняв, что против его древней воли встала другая, еще более древняя
сила:
окопались на острове!
мог ее покинуть без отпускного билета.
ангирасов уже сидели верхами и проверяли луки и аркебузы.
сухой прут, на который сверху повесил свою соломенную шляпу. :Атака
началась на рассвете. Солнце стояло уже в самом зените, но атаку в
любом случае положено начинать на рассвете. Гром пушек оглушил нас, и
белый дым английского пороха поплыл над гладью залива. Визжала
картечь. Кони грудью таранили волны.
собаки!
Одна пробила мне ухо, да так и осталась болтаться там до конца битвы.
Боли я не чувствовал. Потом я велю мастерам племени позолотить стрелу
и буду носить как украшение. Все раненые остались в строю, к
величайшему неудовольствию противника. Минги вынуждены были покинуть
мангровые заросли тальника, где коварно таились. и принять бой в
чистом поле. Мы сошлись грудь в грудь. Моим противником оказался
реалист Саша Быстроногий Удав. Голкондская сталь против тартесской,
ловкость против силы, искусство против коварства. Его вороной жеребец
грыз железо. Черные латы мрачно сверкали.
ответил прямым выпадом в грудь, я уклонился. Мы обменялись ударами.
Искры летели от клинков, озаряя мрак ночи. Кони сцепились и кусали
друг друга, обильно роняя на траву кровавую пену. Копыта вязли в
песке. Император глядел на нас с крепостной стены в подзорную трубу,
скрестив на груди руки, и размышлял, не послать ли нам на помощь
Старую Гвардию. Но это было бы позором для нашего славного племени.
брюха, но, видимо, в горячке боя забыл, что лошадь неоседлана. Он
рухнул плашмя, и доспехи взгремели на павшем. Я рванул поводья на себя
так сильно, что и сам едва не слетел. Голова Быстроногого Удава
оказалась как раз между копытами
соскользнуть.
раскинув руки.
Если бы он нахлебался воды из пруда, тогда дело ясное: перегнуть через
колено и колотить по спине. А здесь: Кто-то побежал за водой.
великовозрастный парень принимал самое деятельное участие в наших
забавах.
себя набольшим.
не принято.
быструю ногу Быстроногого. Он заорал и ожил.
перевернутой. Дракон ушел, и следов коварной твари я не смог различить
в наступающих сумерках, потому что на берега озера
проводил.
не решающая, но эффектная и заведомо успешная операция для поднятия
духа войск:
желательности и целесообразности присутствия нашего человека (в
скобках: меня) на грядущем Съезде писателей. Будь здесь Брюс, я мог бы
распинаться до второго пришествия; Софроний же был человеком
сомневающимся, но при том и рисковым.
оставлять:
создания единого Союза Писателей.
настолько неприятный процесс, что стоит о нем поговорить особо. Я стал
гораздо лучше понимать Ашоку:
майской росой, собранной с ростков пшеницы, а голод - единственным
куском хлеба. На семнадцатый день полагалось кровопускание, и только
после этого начинался прием раствора ксериона в малых дозах,
постепенно нарастающих вплоть до тридцать второго дня. Потом опять
кровопускание, укладывающее вас при такой диете на целую неделю в
постель. Мало того, постель приходилось постоянно менять, потому что
человек впадал в некое подобие комы и за деятельность организма не
отвечал. Потом начиналось кормление легкими блюдами и прием того же
снадобья, но уже в гранулах - то есть в настоящих дозах. Постепенно во
сне у человека выпадали волосы, зубы, ногти, отслаивалась и сползала
кожа. На тридцать девятый день все это безобразие завершалось приемом
десяти капель эликсира Ахарата в двух ложках красного вина. Наступал
день сороковой, и вы могли считать себя обновленным. Правда, еще две
недели было невыносимо тяжело: страшно чесалось все тело и резались
новые зубы:
белым кыргызом, представителем исчезающе малой народности, ютящейся в
хакасских степях, жертвы царского самодержавия и
Корнев Павел
Маркеев Олег
Конан-Дойль Артур
Суворов Виктор
Посняков Андрей
Сертаков Виталий