меня нет дружины, которой я мог бы его раздать? Зачем земли, если я не
могу построить на них замка, из которого я мог бы грабить прохожих? И я
дал зарок: не носить никогда белого цвета моих войск, не есть мяса барсука
и не класть руку на рукоять меча.
похоже на личный талисман. Один знатный человек сам, допустим, отыщет
личного бога, а другой положит себе запрет, какой взбредет в голову: не
носить, скажем, меча за спиной, а только у пояса, или не угонять скота в
первый день первой луны.
глаза его заблестели: видно было, что он любит и умеет рассказывать - хотя
бы по-аломски.
обет: построить в Варнарайне храм Шакуника, и украсить его мехами. Я
снарядил за мехами лодки в Шебем, но цехи запрещают морякам наниматься на
эти лодки.
выпущу в море ни одной лодки до тех пор, пока не получу с каждой такой
оброк, какой сочту нужным. Что же до лодки Даттама - пусть плывет по
обету.
меха, и половину денег Даттам брал себе за услугу. И говорили, что в этот
год на деньгах других людей Даттам нажил себе триста тысяч ишевиков.
настоятелем храма, плюнул в них и сказал:
следовало бы несчастье, и еще не было такого, чтоб те, кто чрезмерно
разбогатеет, не были б повешены за измену королю, а их имущество не
отобрано в казну.
чрезмерной страсти к наживе. А тот сорвал свою зеленую ряску, бросил
посреди улицы и сказал:
помочь несчастью.
Бажара. Однако вижу я, что мышь всегда найдет, где прогрызть половицу.
король-отец, в отличие от нынешнего, воевал всегда справедливо. А в
здешних местах справедливой зовется такая война, при которой побежденный
или наследник его остается при своих владениях, только из господина
становится вассалом.
чтобы раздать дружине. А со всех сторон негодовали на алчность храма.
Король позвал Даттама и попросил у него ссуду в золоте.
сказал:
его не вернет. А не дашь - отнимут силой. Погляжу-ка я, как с тебя будут
драть шкурку.
сокровища, ибо зачем существует на свете золото, как не для того, чтобы
быть наградой воину. Но прошу тебя о милости: позволь мне быть в твоей
дружине.
руки меча, обнял его и одарил золотой пряжкой.
Золотоглазый, вызываю тебя на поединок, и у меня есть тридцать названых
братьев для тридцати твоих дружинников. Пусть же тот, кто победит, и
владеет землей!
закалена в водах седьмого источника, меч его вскормлен облачным молоком. И
собаки на его рукоятке поднимают шум и лай, когда предчувствуют поживу, и
я сегодня слышал во сне этот лай.
в боях, а не на пирах. Мое рогатое копье пронзает тело сразу в тысяче
мест, и моя кольчуга висела три дня на золотом дереве в Дивной Стране, и с
тех пор ей не страшен ни один удар.
еще столько же, а князь Лахора сошелся с Даттамом. Князь Лахора метнул
свое рогатое копье с шелкового ремня, но оно отскочило от заколдованного
панциря Даттама и ушло далеко в землю. Даттам наклонился, вытащил копье из
земли, и пустил обратно: копье раздробило серебряное навершие щита,
пробило налокотник и пронзило руку. Князь перевесился с седла и упал на
землю, однако тут же вскочил и вырвал рогатое копье из руки, вместе с
налипшим мясом.
будешь рубить обеими руками, а я - одной.
швырнул свой черный плащ, расшитый серебряным инеем, на землю, и складки
плаща окутали холмы и пригорки, и вытащил черный меч из черных ножен.
Левый глаз Даттама вспыхнул, как солнце, и вкатился глубоко внутрь, а
собаки на рукояти меча подняли лай, похожий на свист и хохот зимней бури.
тысяча молний закружилась в воздухе: князь ударил, - но Даттам перехватил
удар и рассек клинок князя под самой рукоятью. Обломанный конец вонзился
князю в ногу. А Даттам опять поднял меч: князь заслонился щитом, но меч
снес со щита навершие и две шишки из светлой бронзы, прошел от лопатки до
позвоночника, князь упал и тут же умер.
как ястреб нападает на цыпленка, и погнали их, как ветер гонит сухие
листья, и сложили из них четыре кучи: одну из ног, другую из рук, третью
из голов, а четвертую - из всего остального.
однако, я вижу, что мечи людей из храма Шакуника длинней, а стальные
кольчуги прочней наших кожаных лорик. Думаешь ли ты, о король, возвращать
храму ссуду?
ты принимаешь меня за кожевника из цеха? Разве ты не знаешь, что короли
рассчитываются с долгами, вешая заимодавцев за корысть?
шакуников было бы легко и приятно, но вряд ли после этого мы сможем
заполучить их мечи и кольчуги.
Его кравчий заметил это и спросил:
разве не будет справедливо, если Даттам отдаст его тебе?
чужих руках оно теряет силу.
Света запрещено дарить оружие в чужие руки, потому что они трусы и боятся,
что их оружие повернут против них же, и их владыки казнят их за это. Вот и
испытай Даттама, попросив у него оружие! Если он благородный рыцарь - он
отдаст его, потому что благородный человек никогда не откажет в даре, хотя
бы это значило для него смерть. Если же он низок душой - ему не место в
твоей дружине.
что, клянусь божьим зобом, я понятия не имею, откуда взять эти деньги. И
проси у меня, чего хочешь, но подари мне Черный Иней, которым ты сегодня
бился.
ты взамен позволишь нам торговать без пошлин. Храм подарит каждому из
твоих дружинников по мечу и кольчуге, и все земли отсюда и до Голубых Гор
станут твоими. А взамен я прошу треть от каждой завоеванной земли.
Варнарайна перешли в руки короля, а золото и меха Варнарайна - в руки
Даттама.
панциря, подаренного Даттамом. На панцире было клеймо государственных
мастерских и номер казенной описи, вещь естественная, коль скоро
производство оружия было монополией государства. И хотя Бредшо знал, что в
Варнарайне такое клеймо считается за заклятие, - все же ему казалось, что
оружие и в самом деле было из государственных мастерских, и торговля им,