опасности, нет противников. Только жалкие грешники, Если не шуметь, то
сумеем прошмыгнуть у них под носом.
пытался везде идти под зов боевого рога, с опущенным забралом и надежным
копьем в недрогнувшей руке. Таких было много, их кости и сейчас белеют в
жарких песках. А он выжил, ибо в Британии воевал по-британски, а в
Сарацинии -- по-сарацински. Здесь, правда, не Сарациния, но кто сказал,
что он неспособен учиться воинскому искусству еще и еще? Это не книги, при
виде которых скулы сворачивает зевотой.
камнями. Томас дважды спотыкался так, что железный лязг сотрясал воздух
как призыв к битве, а однажды запнулся за соринку, пытался удержаться,
бежал, сильно наклонившись вперед, с разбега налетел на стену, грянулся
как камень из мощной баллисты в склад с побитыми железными доспехами,
зазвенело так, что Олег скривился и зажал уши, а Томас, еще и отброшенный
ударом, рухнул на спину, покатился, гремя как сцепившиеся колесами боевые
тараны.
выкрики. Осторожно выглянул, в глазах недоверие, медленно выдохнул:
ничего не видя, кроме вспышек в глазах:
далеко, могли в самом деле не услышать. Да еще когда вон тот пьяный кабан
орет погромче, это они так поют... Вон тот, у которого доспех как у тебя,
даже герб похожий, только хвостик льва не в ту сторону...
сторону, то это не лев, а леопардовидный лев, а то и вовсе львоподобный
леопард. А если хвост задран, то не лев, а леопард...
Хотя бы кто нарисовал человека.
месте ли:
волен изобразить разве что сам Господь. Плохо знаешь сложные законы
геральдики, сэр калика! Это не какая-нибудь философия, это наука важная и
нужная в повседневной жизни.
берег дыхание, помалкивал, он же первым услышал хлопанье крыльев, хриплый
яростный крик. Не разворачиваясь, выхватил на бегу меч, отскочил под
укрытие стены с криком:
словно клок травы под ударом ветра. Сверху на них обрушились толстые
потные твари. Томас люто провел по воздуху широкую блистающую дугу, лезвие
вздрагивало, разрубывая плоть, но дуга получилась полная, сверху и прямо
перед ним шлепались визжащие куски мяса, брызжущие кровью, а с неба на
плато падали крылатые мускулистые черти, все как один с нелепыми
трезубцами, глаза горят, рты перекошены в жутком визге. Томас не дрогнул,
лишь как можно быстрее вращал мечом, в руки хлынула радостная мощь, что
просыпается лишь в сладкие мгновения кровавой битвы.
пытаются протиснуться к стене. Судя по тому, что там тоже слышались их
отчаянные вопли, калика все еще держался. Меч отяжелел от выпитой крови,
Томас обливался потом, но вдруг увидел в трех шагах стену из гранита,
ударил перед собой еще крест-накрест, и стену увидел почти целиком. Перед
ним орал и тыкал в него трезубцом толстый черт с отвисшим брюхом. Томас
без труда достал его в голову, и с изумлением понял, что в глазах уже не
рябит от ярко-красных тел, волосатых крыльев, оскаленных морд. Эти морды
лежали в лужах крови по всей площадке.
перешагнуть через труп, брезгливо вытер залитый кровью посох. Лицо его
было суровое:
злобно чернеющих гор. Тучи двигались так низко, что задевали брюхом, и
тогда вспыхивали короткие злые искры, словно камнем чиркали по железу.
вдвоем!.. Ну, пусть не тысячи. Все-таки черти!
дрались! А грешников не пущать из котлов -- много ли ума и воинской
сноровки?. Боюсь, сэр Томас, эти были посланы только обнаружить...
раскололась, оттуда вырвался столб огня и дыма. Как тесто из квашни
полезла через край красная лава. Низкие тучи вспыхнули, подсвеченные снизу
багровым, там завертелись массы, свиваясь в чудовищный жгут, двигались все
быстрее и быстрее, а в центре воронки Томасу почудился мелькнувший глаз,
огромный и полный нечеловеческой злобы.
отшельник тоже заметил чудовищный смерч,-- это уже за нами...
пуститься бегом, но с тоской и страхом чувствовал, что не убежишь, догонит
и сомнет как бог черепаху. Калика, бледный и напряженный, как тетива лука
перед выстрелом, судорожно шарил взглядом то по небу, то у себя под
ногами. Пальцы щупали стену, словно пытался вжаться, войти в камень,
укрыться внутри скалы.
рыцарское достоинство,-- мы можем красиво умереть!
увидит?
прыгающую лягушку. Отшельник взмахнул длинной дланью, его огромная, как
лопасть весла, ладонь подхватила лягушку на лету. Она отчаянно
забарахталась, он зажал в ладонях, что-то пошептал, подул в морду. Лягушка
смотрела злобно, надувала белые щеки, кряхтела недовольно. Задние лапы
подвигались в слабой попытке освободиться, потом застыла, только
отвисающий подбородок мерно раскачивался, будто там переливалась вода.
Начинает двигаться в нашу сторону!
смерча,-- но всякая тварь сперва берет разгон... Голова его в тучах, а
хвост скребет землю!
рождаются с хвостами, а потом теряют...
теряют?
попы сказали бы -- грехе, который совершили их хвостатые родители.
сторону, перевел недоверчивый взор на лягушку:
пещеры... или из болота. Не знаю в чем жила. Когда шла через лес, самые
высокие деревья были до коленей... ну, пусть до пояса. Ударами хвостов
такие жабоньки рушили скалы! Хвосты у них были -- ого! Даже утолщение
мозга постепенно перемещалось из переднего конца спинного мозга в самый
конец. Это с той поры стали говорить, что один умен сперва, а другой
потом... Мол, задним умом крепок. Кто говорил? Конечно же -- они,
лягушки... Но я лично не знаю более безгрешных и оболганных созданий, чем
лягушки. Да и не только я... Знаю еще одну философскую школу в Афинах, там
ищут иное объяснение, почему лягушки рождаются с хвостами, а потом
теряют...
ладони кверху пузом, блаженно шевелила лапами. Олег сказал несколько слов,
от которых у Томаса мурашки помчались по спине, обгоняя друг друга,
бережно посадил пузатое земноводное на камешек, снова сказал что-то
негромко, но настойчиво.
поудобнее, раскрыла пасть. Томасу показалось, что лягушка смотрит на
калику с укором, но лишь еще раз вздохнула, квакнула негромко, прочищая
горло, квакнула громче, а потом выдала такую жуткую трель, что Томас
пошатнулся и невольно отступил на шаг, будто невидимый кулак ударил в
железную грудь.
побыстрее, а то нас сейчас накроет.
затем, чтобы подождать каких-то красных мух, что в великом множестве
вились по обе стороны. Присмотревшись, Томас с холодком узнал крылатых