пользоваться каждым мигом для отдыха, сразу задремал.
солнцем. Спина разогнулась с трудом. Стрела со шмелиным гудением так
близко прошла у правого уха, что Анфимий дернул головой. Сзади кто-то
хрипло крикнул, будто откашливаясь.
встать плечо к плечу и сделать стену щитов без разрыва. - Пер-рвая
центурия! В поле! Втор-рая! Кр-р-ру-гом! Крайние - пол-оборот!
конницу со всех сторон. Теперь, когда определится направление удара,
останется только сдвоить ряды в обеих шеренгах и повернуть кругом одну из
центурий. Тогда конницу встретят глубокий строй и четыре залпа дротиков.
преодолеет это расстояние за время, в которое человек успеет сделать почти
сто шагов. Время, достаточное для любого перестроения. Анфимий отметил
ошибку славян - они не сумели броситься сразу на отдыхающие манипулы. И
сейчас они чего-то ждут, давая время пехоте освоиться с их видом,
успокоиться, прийти в себя. Все это ошибки. День, который казался Анфимию
полным угрозы, может кончиться удачей Геракледа.
манипулой и замыкающей манипулой Анфимия сохранялся походный разрыв -
половина стадии, или сто двадцать шагов. Комес собирал манипулы в кулак.
Он правильно поступает.
лежит на боку. На месте отдыха манипулы осталось и несколько солдат.
Славяне стреляли метко. Их конные стрелки наскочили, когда Анфимий еще не
опомнился ото сна.
среди славян. Отделившись от обеих опушек, они пошли наискось, сближаясь с
дорогой. Остановиться и сбить щиты, чтобы встретить удар? Старый центурион
не успел принять решение, как с обеих сторон полетели стрелы. Железные
наконечники резко ударяли о доспехи, каски, щиты. Анфимий слышал вскрики
раненых. Нет, нужно стараться влить манипулу в общий строй.
Анфимий. Он шел между рядами обеих центурий, прикрытый своими. - Ускорь!
Чаще! Шире шагать! Шире!
Воинство сатаны. Все победы Велизария, Нарзеса и других полководцев
империи в Италии были победами конных стрелков-федератов, то есть гуннов,
гепидов, герулов, славян. Что пехота! Тяжелая, панцирная конница готов не
могла выстоять против стреляющих всадников.
Манипула теряла людей, раненных в лицо, ноги. Скорее, скорее! Манипула
передвигалась самым широким шагом: чтобы сравняться с таким, лошадь
переходит в рысь. "Хороший был у меня мерин, - помянул своего конька
Анфимий. - Да будет воля твоя, Христос, бог мой!"
ничтожества, которых он превратил в солдат. Его связывал с манипулой
высокий долг начальника. Втащить их в общий строй. Под святую хоругвь.
Христа Пантократора, с монограммой "INRI", со святым крестом, заменившим
римского орла.
брешь. Тяжелая стрела вонзилась Анфимию в скулу под обводом каски. Удар
был так силен, что центурион упал. Опираясь на руки, он хотел подняться.
Мелькали быстрые ноги в начищенном железе. Почему он не истратил раньше
сорок статеров, натерших ему бедра до боли! Анфимий подвел под себя
колено, чтобы вскочить. Встал, не понимая, почему так темно. А! Ночной
бой! Нет даже звезд. Манипула! Дротики! Слушай! Они видят, как кошки...
Первая центурия! Он воевал...
неотступно лезло на ум. Цена всей жизни. Цена всей крови. Да святится имя
твое...
из числа тех, кому давалось это труднейшее искусство и кто обладал более
верным глазом.
летели на триста шагов, славяне же, не сближаясь, участили стрельбу. Сотни
стрел били тесный строй ромеев. Железные острия находили лица и шеи,
вонзались в колени над наголенниками, в ступни ног. Так не могло длиться.
далекой, а к лесу, чтобы, живой силой пробив конницу, найти укрытие за
деревьями.
ромейских лучников, которые не умели стрелять на ходу, славяне
приблизились спереди, сзади. Щелканье тетив, треск, свист стрел. Удары,
удары, удары...
бросались на землю, прекращая сопротивление. Только бы дышать. Лег и комес
Гераклед, ожидая воли победителя.
веревке на шее. По его приказу ночью ворота крепости открылись для
россичей и уголичей, наряженных в ромейские доспехи.
большой и малой крепостей и все внутренние постройки. Дерево сожгли. Камни
сбросили в ямы, раскидали подальше.
прекратила свое недолгое существование.
деревьев и трав. Лошадям хватало сочных пастбищ, обильных ручьев. Вода в
чужой земле была сладка. Чистые ключи выбивались из-под планинских отрогов
и, радуясь освобождению от каменного гнета, шипели, искрились встречей с
солнцем.
таинственно устремляясь в лицо всаднику, как ветер, волновало сердца.
Тесно вместе трем тысячам всадников и в пути, и у водопоев, и на ночных
выпасах. Но и без того пора пришла союзникам разделить войска.
североднепровских славян, составивших общее войско под управой Владана.
Союзники казались россичам буйными, распущенными, как плохо выезженные
лошади. На пути между Дунаем и Планинами случались ссоры. У россичей
недосчитались нескольких коней: не уследили за ними по доверчивому
незнанию. Уголические старшие руками разводили: дескать, сами лошади
отбились. Князь-жупан Владан просил Ратибора не гневаться на малую обиду:
так-де у нас и между родами случается.
справедливости, союзники хватали себе все, на что успевали первыми
наложить руку. Не будь у росских воинов крепкого послушания Ратибору и
сотникам, мог бы получиться кровопролитный раздор.
Ратибору проводников из опытных воинов и постарше возрастом. На них
жаловаться не приходилось. А о других что сказать! Уклад слабый у здешних
славян, еще плохо люди уделаны. В старое время и на Роси не было порядка,
как старшие рассказывали младшим.
железными когтями крепостей, каменные пальцы вцепились в Дунай. Наше все,
наше! А где же ромеи, такие люди, каких россичи привыкли встречать на
Торжке-острове? Нет их.
тиверцами, с речью, понятной и для россичей. Их, как родных, задунайские
славяне не разоряли.
оседлости на имперской земле. Одни сами пришли, силой устроились. Другие
же - по договору с ромеями. Привлекала земля своим плодородием. Ромейские
славяне жили в плохих избах, в скудости, как уголичи. Может быть, они
тоже, как уголичи, умели скрывать свое достояние от чужих глаз. Глядя на
чужую жизнь с седла, узнаешь лишь то, что тебе люди сами скажут.
мена-торговля. От них за Дунаем много знали о случившемся по всей империи.
С их слов Владан рассказал Ратибору, где и какие войска стоят во Фракии.
скот был мелкий, но крепкий. По осени приходили сборщики и собирали дань.
Фракийские славяне за золото служили в имперских войсках.
россичей ни добрых чувств, ни вражды. Чем-то дурным, унизительным казалось
подчинение ромеям, плата подати за землю. Пашня принадлежит тому роду,