предупредить мать. Молчал и Хасар. Мать опустилась перед сыновьями на
колени, непослушными руками раздернула полы халата, вытолкнула вялую
грудь.
колыбели. В дождь укрывала своими волосами, в холод согревала своим телом.
Кого вскормила, поставила на ноги? Ненавистников, способных на
братоубийство! Пожирателей материнской утробы вскормила я этой грудью. О
небо, избавь всех матерей от того, что видят мои глаза.
отпускала его. В ожесточенном сердце не было раскаяния. Углом глаза видел
затылок Хасара, его черную, как старый котел, шею, его красные, как
степные маки, уши, и ненавидел брата больше, чем когда-либо. Мать говорит
о них двоих, но слова ее предназначены не Хасару - ему одному. То
страшное, что должно было случиться, отодвинуто матерью, но им оно уже
было как бы пережито, и он ничего не сможет забыть. Надо было что-то
сказать, и он проговорил не своим голосом:
трону.
Злобные выкрики Хасара, укоры матери все еще звучали в ушах. Они его
обвиняют... Да, он казнил родичей, губил друзей. А как иначе?! Будь он
ласковым барашком, его давно бы сожрали. И Хасар не восседал бы с чашей в
руке на мягких войлоках, а пас чужие стада, все, что есть у братьев, у
матери, добыл он. И они его обвиняют!
нойону его длинный язык. Но повеление осталось неисполненным. Тайные
недруги помогли Джэбке бежать в Баргуджин-Токум.
ему из четырех тысяч юрт всего тысячу четыреста. Мать, донесли ему, сильно
разгневалась и тяжко заболела. Она не позвала его к себе. Сам он из
гордости не поехал.
собственные хлопоты. С запоздалым раскаянием припоминал то немногое
доброе, что сделал для спокойствия души ее. Не смог, не сумел сделать
большего...
урочища, возвращался усталый, без дичи, шел ночевать к Борте. Ночами
ворочался в постели, с растущей обидой думал о людях, которым он дает все,
а они ему лишь причиняют боль.
боли и обиде, как почувствовал, что власть над улусом переходит в чужие
руки. Сторонники Хасара, правда, примолкли. Зато начал своевольничать
Теб-тэнгри. Он пригревал возле себя обманутых, обласкивал обиженных,
примирял спорящих, защищал преследуемых... К нему отовсюду тянулись люди.
Шихи-Хутаг, верховный блюститель ханских установлении, остался почти без
дела: право разбирать тяжбы присвоил себе шаман. Тесно становилось у
коновязи Мунлика, отца Теб-тэнгри, и пусто у ханской.
Теб-тэнгри, ничего не страшась, к неизбежному столкновению с ханом. Он
пренебрег его коренным установлением, долженствующим навсегда покончить с
усобицами, соперничеством нойонов,- никто не смеет принимать под свою руку
перебежчиков. К шаману стали переходить люди со скотом и юртами не только
от простых нойонов-тысячников, но и от братьев, от ближних друзей хана.
Если же нойон приезжал требовать людей обратно, дружки шамана его срамила,
избивали и прогоняли.
рушит другой. Э-эх... Когда я был маленьким, моя бабушка говорила мне:
если двое правят одной повозкой, она опрокидывается.
Хасара, не отправишь в дальний курень на отдых, как Джэлмэ. Что делать?
Позвал к себе Мунлика, попросил: образумь сына. Старик развел руками - сын
не в его власти.
бороду, подолгу смотрел через дымовое отверстие в бездонную синь неба,
пытаясь прозреть волю силы, властвующей над всеми живущими на земле, и
страх втекал в его душу, выстуживал ее. Он привык бороться с людьми, знал
их, умел в каждом найти слабое место. Шаман, как все люди, рожден матерью,
но он стоит над людьми; его уши внимают голосу неба...
нойонам: Тэмуджин наречен Чингисханом на курилтае, воля курилтая выше
ханской. Установления для улуса и для хана должны исходить от курилтая.
Шаман знал, чем привлечь к себе нойонов. Каждый прожитый день усиливал его
и ослаблял хана. И Теб-тэнгри, видимо, решил, что пришел час бросить
повелителю открытый вызов.
нойона Сохора. Шаман не захотел его даже выслушать. А братья шамана побили
Сохора, привязали на его спину седло, на голову надели узду и, подгоняя
бранью, ударами плетей, вытолкали из куреня.
и осуждающе покачивая головой:
самому? А?
шаман. Должно, не ведаешь, что за это бывает.
полете кречета, мне не понятно. Кто позволил тебе говорить со мной через
послов, будто хану? Твой брат?
виновен, становись на колени и проси прощения. Может быть, я смилуюсь над
тобой.
кулаками в затылок, принудили склонить голову. Кто-то за него писклявым,
плачущим голосом сказал:
заступиться за униженного, оскорбленного ханского брата.
постели. В юрту его впустила Борте.
жгла его - едва удержался от слез. Борте хлопала себя по бедрам, колыхаясь
оплывшим телом, горестно говорила:
расправился с Хасаром. Теперь опозорил Тэмугэ. Скоро он и за тебя самого
возьмется. Уйдешь вслед за своей матерью - что будет с нашими детьми?
пальцы сами по себе мяли и рвали шерсть мерлушкового одеяла. Он знал, что
надлежит сделать, и страшно было перед неведомой, не подвластной человеку
силой. <Делаешь - не бойся, боишься - не делай>,- сказал он себе, но это
присловье не укрепило его дуя, в леденеющей душе теплилась трусливая
надежда, что все как-то утрясется само собой, как утряслось с Хасаром,
небо отвратит неотвратимое. Давя в себе и страх, и эту надежду, он
поднялся, быстро оделся.
Там все обдумаем.
сам расставил в орду и вокруг юрты усиленные караулы, собрал самых
надежных и храбрых людей, каждому определил его место. Все продумал,
предусмотрел. Из-за хлопот на время даже позабыл, к чему готовится, и,
когда пришла пора ожидания, тревоги, сомнения, страхи вновь овладели им,
он уже не думал о том, какой будет конец всего этого, а желал лишь одного
- скорее бы все произошло.
обрадовало хана, к нему пришло чувство уверенности. Как обычно, Теб-тэнгри
сел по правую руку, буднично спросил:
мои люди. Ты тоже.
По небесному соизволению - да, но люди. А между смертным человеком и
вечным небом стоим мы, шаманы, как поводья, связывающие лошадь и всадника.
Когда лошадь рвет поводья, всадник бьет ее кнутом.
раскается хотя бы для вида, а он его станет обличать. Неуступчивость
шамана и унижала, и пугала, лишала уверенности, без того невеликой.
Говорок Теб-тэнгри, уместный разве в беседе старшего с младшим, вел хана
туда, куда он идти не желал, оплетал, как муху паутиной, его мятущуюся
душу, и, разрывая эту паутину, он грубо спросил:
ответить:- Почему же моими людьми повелеваешь ты? Почему топчешь мои
Шломо Вульф
Гуревич Георгий
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Контровский Владимир
Орлов Алекс