миллионов зрителей и слушателей прочтет свое сочинение. В паузах раздавались
счастливые охи и ахи Мэри. Я взглянул на Марджи Янг-Хант. Она казалась
непроницаемой, как тогда, во время гаданья. И сумрачная тишина вползла к нам
в гостиную.
всю компанию.
все благодаря вам.
нас и от Аллена и убежала.
на первом месте. Куда девалась Эллен?
стороны, ты прав, милый. Аллен, сегодня у тебя столько волнений. Пойди ляг.
ему возможность восторжествовать и над нами?
слышала, чтобы дети умирали от переутомления? Нет! Но со взрослыми это
случается. Дети народ хитрый. Когда отдых им необходим, тогда они и
отдыхают.
тобой встанем в шесть.
проберется тайком к себе в гнездышко, я обязуюсь заплатить тебе сорок семь
миллионов восемьсот двадцать шесть долларов и восемьдесят центов.
скрипнули под ногами нашей знаменитости через тридцать пять минут после
того, как мы попрощались с ним на ночь.
собиралась всю ночь не спать, прислушиваясь.
в его возрасте.
лестнице, а я слышал. Я лежал и всматривался в красные пятнышки, плавающие в
темноте. Но я не пошел за ней, так как услышал легкое звяканье медного ключа
в замке горки и понял, что моя дочь заряжает свою батарею.
сторону и, когда я пытался сосредоточиться на них, исчезали без следа.
Старый шкипер избегал меня. Он не являлся мне, с тех пор как... да, с самой
Пасхи. Он не то что тетушка Гарриэт - "иже еси на небесех", - Старый шкипер
никогда не является мне, если я не в ладах с самим собой. Это служит своего
рода мерилом моих взаимоотношений с собственной персоной.
вытянулся во весь рост. Я напряг все мускулы, особенно мускулы шеи и
подбородка, Крепко сжал кулаки, вдавил их в живот, и он пришел я увидел
холодные маленькие глазки, седые торчащие усы и наклон плеч вперед,
свидетельствующий о том, что когда-то он был очень сильным и нередко пускал
в ход свою силу. Я даже заставил его надеть синюю фуражку с маленьким
лакированным козырьком и золотой буквой "X", составленной из двух якорей, -
фуражку, которую он почти никогда не носил. Старик сопротивлялся, но я силой
привел его и усадил на полуразрушенный парапет у Старой гавани возле
Убежища. Я велел ему сесть на груду балластных камней и положил его руки на
набалдашник нарваловой трости. Этой тростью можно было сбить с ног слона.
хочу возненавидеть, чтобы избавиться от того, что меня жжет.
какой-нибудь одной детали, и все оживает, а дальше и пошло, точно кинолента,
которую можно крутить как угодно - и вперед и назад.
высшей точки прилива. На полкабельтова вдоль этой черты лежит она - или то,
что от нее осталось.
неудачных года. Китового жира мало - половина бочек пустые. Когда она
загорелась около полуночи, я был на берегу. Жир вспыхнул так, что весь город
осветило будто днем. Пламя достигло чуть ли не мыса Оспри. Подогнать к
берегу побоялись - доки займутся. За какой-нибудь час она сгорела до
ватерлинии. А ее киль и фальшкиль и теперь там лежат - целые, крепкие. Они
были дубовые, и кницы тоже дубовые. а дуб - с Шелтер-Айленда.
сейчас на те шпангоуты... посмотреть бы, в каком они состоянии.
киль. Сделаю это ради вас. Проведу черту от третьего выступа до мыса Порти в
прилив, отложу триста футов вдоль этой черты. - Я не спал. Руки у меня были
напряжены. Кулаки стиснуты и прижаты к животу, чтобы Старый шкипер не
растаял, но, отпустив его, я сразу уснул.
что случилось и что случится в его царство, и все было правильно, ибо
царство его - это был он сам. Когда сны снятся кому-нибудь из нас, мы тоже
идем к психоаналитикам, и они объясняют нам, что происходит в стране,
которая есть мы сами. Мне психоаналитики не требовались. Как и большинство
современных людей, я не верю ни в пророчества, ни в магию, но чуть не
полжизни отдаю тому и другому.
Господу Богу и нам, родителям. Я посоветовал ему не хватать через край,
потому что, став атеистом, он не сможет плевать через левое плечо при виде
черных кошек, бояться ходить под лестницами и загадывать желания при виде
молодого месяца.
никогда ничего не снится. Мой сон объяснить нетрудно, но от этого он не
станет менее страшным.
самолетом и требовал кое-какие вещи, которые я должен был сделать сам. Ему
понадобилась шапочка, чтобы подарить Мэри, - темно-коричневая, на меху, из
овчины под замшу, как мои старые домашние туфли, с длинным козырьком, как
бейсбольная каскетка. И еще ветромер, только не металлический, с маленькими
вращающимися чашечками, а самодельный, из тонкого картона, какой идет на
почтовые открытки, и чтобы этот ветромер был насажен на бамбуковые палки.
Кроме того, он хотел встретиться со мной перед отъездом. Я захватил
нарваловую трость Старого шкипера. Она стоит у нас в холле в слоновой ноге,
куда ставят зонтики.
желтоватые ногти и сказал детям:
ногти ярко-красным лаком, взятым у Мэри с ее гаремного туалетного столика.
нью-бэйтаунским почтамтом. Поставив "понтиак", я положил нарваловую трость
на заднее сиденье, и тогда ко мне подъехала полицейская машина с двумя
отвратительными полисменами. Они сказали:
голове у Дэнни сидела замшевая шапка, и он крутил картонный ветромер. Лицо у
него было осунувшееся, губы запеклись, а кисти рук толстые, как грелки,
точно от пчелиных укусов.
резинистую массу. Он дал мне что-то - маленькое, тяжелое и холодноватое,
вроде ключа, но это был не ключ, а какая-то металлическая штучка, гладко