действий, настолько нелепых, что теперь краснею, вспоминая о них.
грязным улицам. У меня не было никаких особых планов, но мне не хотелось
дать ускользнуть моему мошеннику, и кончилось тем, что я поехал в ту же
гостиницу, что и он, пообедал с ним, отправился с ним гулять под дождем
и вместе с ним сидел на галерке, наслаждаясь весьма древней пьесой: Быв-
ший каторжник".
развлечения греховными), и его наивные замечания приводили меня в вос-
торг.
адвоката, и, пожалуй, преувеличивая это удовольствие, я стараюсь как-то
оправдать себя. А в оправданиях я нуждаюсь: ведь я лег спать, так ни ра-
зу и не поговорив с ним о Картью, хотя мы и условились отправиться на
другой день в Честер.
поговорили о Шекспире - и условились назавтра отправиться куда-то еще. Я
забыл (и, по правде говоря, рад этому), сколько времени продолжалась на-
ша поездка. Во всяком случае, мы побывали в Стратфорде, Уорике, Ковент-
ри, Глостере, Бристоле и Бате. Всюду мы вели беседы об исторических со-
бытиях, связанных с этими местами, я делал наброски в своем альбоме, а
Бэллерс цитировал стихи и списывал интересные эпитафии с могильных плит.
Кто усомнился бы в том, что мы обыкновенные американцы, путешествующие с
образовательными целями? Кто догадался бы, что один из нас - шантажист,
робко подбирающийся к месту, где живет его жертва, а Другой - беспомощ-
ный сыщик-любитель, ожидающий развития событий?
способа защитить Картью, и тщетно ждал какого-нибудь случая, который по-
мог бы мне в этом. Но ничего не произошло, если не считать двух пустяч-
ных событий, которые помогли мне окончательно разобраться в характере
Бэллерса. Первое из них случилось в Глостере, куда мы приехали в воскре-
сенье. Я предложил Бэллерсу пойти в собор послушать службу, но, к моему
удивлению, выяснилось, что он не то баптист, не то методист, и, оставив
меня, он отправился искать молельню своих братьев по вере.
мурился.
Если не ошибаюсь, вы, к моему величайшему сожалению, считаете меня лице-
мером.
поэтому грубо.
но скажите: если вы считаете, что я веду жизнь неправильную, то, по-ва-
шему, я не должен заботиться о спасении своей души? Раз вы думаете, что
я заблуждаюсь в одном, вы хотели бы, чтобы я заблуждался во всем? А ведь
вы знаете, сэр, что церковь - это прибежище грешника.
теперь занимаетесь? - спросил я зло.
веркали.
ном человеке и о бедной женщине, которой он старается помочь.
куда-то исчез на несколько часов. Когда мы снова с ним увиделись, язык у
него заплетался, ноги не слушались, а спина была белая от штукатурки. Я
давно уже подозревал его в склонности к крепким напиткам, и все же меня
охватила глубокая жалость. На долю этого слабого человека выпало слишком
много испытаний - несчастный брак, нервная болезнь, неприятная внеш-
ность, нищета и, наконец, скверная привычка, которая сделала его рабом
алкоголя.
взаимной трусостью. Каждый из нас боялся расстаться с другим, каждый бо-
ялся начать откровенный разговор, да и не знал, что сказать. Если не
считать моих запальчивых слов в Глостере, мы ни разу не касались темы,
которая интересовала нас больше всего. В наших разговорах мы ни разу не
упомянули Картью, Столлбридж-ле-Картью, Столлбридж-Минстер (эта станция,
как мы узнали - каждый в отдельности, - была ближайшей от вышеупомянуто-
го поместья) и даже названия графства Дорсетшир. Но все это время мы по-
немногу, кружным путем, приближались к месту нашего назначения, и нако-
нец, уже не помню как, мы вышли из последнего вагона местного поезда на
пустынную платформу Столлбридж-Минстера.
обнесенные высокими стенами сады кажутся совсем маленькими из-за со-
седства огромного собора. С любого места главной улицы, которая разделя-
ет городок пополам, можно видеть поля и рощицы, лежащие за обоими ее
концами, а боковые улочки, словно шлюзы, впускают в город потоки зеленой
травы. Пчелы и птицы кажутся главными обитателями города, в каждом саду
стоят ряды ульев, карнизы каждого дома облеплены ласточкиными гнездами,
а над шпилями собора весь день кружат тучи птиц.
гостиницы, совсем не был бы удивлен, если бы вдруг увидел на улице цен-
туриона, шагающего во главе отряда усталых легионеров.
Англия, словно нарочно, сохраняет на радость и поучение американскому
путешественнику, а тот отыскивает их благодаря какому-то удивительному,
прямо собачьему инстинкту и, восхитившись ими, покидает с не меньшей ра-
достью.
дель и ничего не добился, не сегодня-завтра предстояло решительное сра-
жение, а у меня не было ни плана, ни союзников; я взял на себя роль неп-
рошеного защитника и сыщика-любителя; я бросал деньги на ветер и вел се-
бя позорно. Все это время я убеждал себя, что мне надо наконец объяс-
ниться с Бэллерсом, что мне давно уже следовало это сделать и, уж во
всяком случае, теперь откладывать больше нельзя. Мне следовало погово-
рить с ним, когда он предложил поехать в Столлбридж-Минстер; мне следо-
вало поговорить с ним в поезде; мне следовало поговорить с ним сейчас
же, вот здесь, на ступеньках гостиницы, едва только отъехал извозчик.
Тут я повернулся к Бэллерсу. Он как-то побледнел и весь съежился, слова
замерли у меня на губах, и я вдруг предложил, чтобы мы пошли осмотреть
собор.
вень. Сверкали молнии, грохотал гром, из всех водосточных труб хлестали
водопады, и когда мы наконец добрались до гостиницы, то были мокры наск-
возь. Потом мы долго сидели в общем зале, прислушиваясь к монотонному
шуму дождя. В течение двух часов я говорил на самые разнообразные темы,
лишь бы поддержать разговор. В течение двух часов я уговаривал себя ис-
полнить свой долг - и откладывал его исполнение еще на одну минуту. Что-
бы как-то подбодриться, я за обедом заказал шампанского. Оно оказалось
отвратительным, так что я не допил даже и первого бокала, но Бэллерс, не
отличавшийся большой разборчивостью и в этом отношении, с удовольствием
докончил бутылку. Несомненно, вино ударило ему в голову. Несомненно, он
заметил, что я весь день смущался и колебался. Несомненно, он сознавал,
что наступает кризис и что в этот вечер, если я не захочу стать его со-
юзником, я открыто объявлю себя его врагом.
так. Когда мы кончили есть, я, твердо решив приступить к решительному
объяснению, поднялся к себе в номер за табаком (я надеялся, что трубка
поможет мне успокоить нервы), а когда вернулся, Бэллерса в столовой уже
не было. Официант сообщил мне, что он ушел из гостиницы.
Ночь выдалась темная, безветренная, и мокрые мостовые отражали огни фо-
нарей и свет окон. Из трактира напротив доносились звуки арфы и унылый
голос, распевавший популярные матросские песни. Куда мог деваться Бэл-
лерс? Скорее всего он отправился в этот музыкальный трактир. Других
развлечений Столлбридж-Минстер в дождливый вечер не предлагал: здесь бы-
ло уныло, как в загоне для овец.
тить в ход (во время нашей поездки я проделывал это каждый раз, когда
оставался один), и снова они показывались мне неубедительными.
листать железнодорожный справочник, но, узнав, с каким поездом я смогу
быстрее всего покинуть Столлбридж и сколько времени мне понадобится для
того, чтобы добраться до Парижа, лениво отложил его в сторону. Альбом,
рекламирующий различные отели, окончательно вверг меня в уныние, а когда
дело дошло до местной газеты, я чуть не расплакался.
вокруг пальца? Что, если он катит теперь по дороге в
Столлбридж-ле-Картью? А может быть уже добрался туда и как раз в эту ми-
нуту излагает свои требования бледному как смерть хозяину дома, подкреп-
ляя их угрозами. Человек порывистый, вероятно, бросился бы за ним в по-
гоню, но, каков бы я ни был, порывистым меня назвать нельзя. Я сразу на-
шел три серьезные причины, по которым мне не следовало этого делать.
Во-первых, я не знал точно, куда отправился Бэллерс. Во-вторых, меня
вовсе не привлекала перспектива ехать по темным дорогам в такой поздний
час, да еще под проливным дождем. В-третьих, я не имел ни малейшего
представления ни о том, как я смогу попасть к Картью, ни о том, что ска-
жу ему, если он согласится меня принять. "Короче говоря, - сказал я се-
бе, - более нелепое положение трудно придумать. Ты сам виноват, что очу-
Николаев Андрей
Свержин Владимир
Посняков Андрей
Андреев Николай
Шилова Юлия
Лукьяненко Сергей