ватило горло. Я стоял и свирепо глядел на старую даму, потом поклонился
и пошел было прочь.
шпиона! А за кого же мне вас принимать, если я про вас ровно ничего не
знаю? Но, видно, я все-таки ошиблась, а раз я не могу драться, придется
мне попросить извинения. Хороша бы я была со шпагой в руке! Ну, ну, -
продолжала она, - вы посвоему не такой уж скверный малый. Наверное, ваши
недостатки чем-то искупаются. Только, ох, Дэвид Бэлфур, вы ужасная дере-
венщина. Надо вам, дружок, пообтесаться, надо, чтобы вы ступали полегче
и чтобы вы поменьше мнили, о своей прекрасной особе; да еще постарайтесь
усвоить, что женщины не гренадеры. Хотя где уж вам! До последнего своего
дня вы будете смыслить в женщинах не больше, чем я в холощении кабанов.
всего двух женщин - свою мать и миссис Кемпбелл, и обе были весьма бла-
гочестивы и весьма деликатны. Должно быть, на моем лице отразилось изум-
ление, ибо миссис Огилви вдруг громко расхохоталась.
у вас физиономия, а еще хотите жениться на дочери горного разбойника!
Дэви, милый мой, надо вас непременно поженить - хотя бы для того, чтобы
посмотреть, какие у вас получатся детки! Ну, а теперь, - продолжала она,
- нечего вам здесь топтаться, вашей девицы нет дома, и боюсь, что стару-
ха Огилви не слишком подходящее общество для вашей милости. К тому же,
кроме меня самой, некому позаботиться о моем добром имени, а я и так
слишком долго пробыла наедине с весьма соблазнительным юношей. За шестью
пенсами зайдете в другой раз! - крикнула она мне уже вслед.
рой им сильно недоставало. Уже два дня, как образ Катрионы сливался со
всеми моими размышлениями; она была как бы фоном для них, и я почти не
оставался наедине с собой: она всегда присутствовала где-то в уголке мо-
его сознания. А сейчас она стала совсем близкой, ощутимой; казалось, я
мог дотронуться до нее, которой не касался еще ни разу. Я перестал сдер-
живать себя, и душа моя, счастливая этой слабостью, ринулась к ней; гля-
дя вокруг, вперед и назад, я понял, что мир - унылая пустыня, где люди,
как солдаты в походе, должны выполнять свой долг со всей стойкостью, на
какую они способны, и в этом мире одна лишь Катриона может внести ра-
дость в мою жизнь. Мне самому было удивительно, как я мог предаваться
таким мыслям перед лицом опасности и позора; а когда я вспомнил, какой я
еще юнец, мне стало стыдно. Я должен закончить образование, должен найти
себе какое-то полезное дело и пройти службу там, где все обязаны слу-
жить; я еще должен присмотреться к себе, понять себя и доказать, что я
мужчина, и здравый смысл заставлял меня краснеть оттого, что меня уже
искушают мысли о предстоящих мне святых восторгах и обязанностях. Во мне
заговорило мое воспитание: я вырос не на сладких бисквитах, а на
черством хлебе правды. Я знал, что не может быть мужем тот, кто еще не
готов стать отцом; а такой юнец, как я, в роли отца был бы просто сме-
шон.
мне навстречу девушку, и смятение мое возросло. Мне казалось, что я мог
так много сказать ей, но начать было не с чего; и, вспомнив, как я был
косноязычен сегодня утром в гостиной генерального прокурора, я думал,
что сейчас совсем онемею. Но стоило ей подойти ближе, как мои страхи
улетучились, и даже эти мои тайные мысли меня больше ничуть не смущали.
Оказалось, что я могу разговаривать с нею свободно и рассудительно, как
разговаривал бы с Аланом.
их получили?
зря.
плохо вижу вдаль. Я только слышала пение.
черей Престонгрэнджа.
столпились у окна, чтобы на вас посмотреть.
могла их увидеть. Значит, вы были там? Наверное, славно провели время:
хорошая музыка и хорошенькие барышни!
морская рыба на склоне холма. По правде сказать, компания грубых мужла-
нов подходит мне куда больше, чем общество хорошеньких барышень.
Грант мне хотелось поскорее сбежать. И вашу родственницу я тоже боюсь.
отец.
смотрел на нее и вспоминал этого человека, все немногое, что я о нем
знал, и то многое, что я в нем угадывал; я сопоставлял одно с другим и
понял, что молчать об этом нельзя, иначе я буду предателем.
годня утром.
ня укором. - Вы видели Джемса Мора? И, быть может, даже разговаривали с
ним?
полными благодарности глазами.
все же должен ей сказать. - Я говорил с ним довольно резко. Он мне не
очень понравился, поэтому я был с ним резок, и он рассердился.
ете ей про это! - воскликнула Катриона. - Я не желаю знаться с теми, кто
его не любит и кому он не дорог!
меня бросает в дрожь. - Вероятно, и вашему отцу и мне у Престонгрэнджа
было совсем не весело. Обоих нас мучила тревога, ибо это опасный дом.
Мне стало жаль вашего отца, и я заговорил с ним первый... Правда, я мог
бы разговаривать умнее. Одно могу вам сказать: по-моему, вы скоро убеди-
тесь, что дела его улучшаются.
ние он, конечно, вам очень признателен.
если вы хотите, уйду навсегда. Сегодня я пришел к вам в надежде услышать
доброе слово, мне так его не хватает! Знаю, то, что я сказал о вашем от-
це, вас обидело, и я знал это заранее. Было бы куда легче сказать вам
что-нибудь приятное - и солгать; разве вы не понимаете, как это было для
меня соблазнительно? Разве вы не видите, что я чистосердечно говорю вам
правду?
зала она. - Я думаю, что одной встречи достаточно и мы можем расстаться,
как благородные люди.
смогу жить! Весь мир словно в заговоре против меня. Как же я исполню
свой долг, - если судьба моя так ужасна? Ничего я не смогу сделать, если
никто в меня не поверит. И человек умрет, потому что я не смогу выручить
его!
или мой тон заставили ее остановиться.
мне не разрешают быть свидетелем. Как бы вы поступили на моем месте?
Вы-то знаете, каково это, вашему отцу тоже угрожает смерть. Покинули бы
вы человека в беде? Меня пытались уговорить всякими способами. Хотели
подкупить и сулили золотые горы. А сегодня этот цепной пес объяснил мне,
что я у него в руках, и рассказал, каким образом он меня погубит и опо-
зорит. Меня хотят сделать соучастником убийства; я будто бы разговором
задержал Гленура, польстившись на старое тряпье и несколько монет; я бу-
ду повешен и опозорен. Если меня ждет такая смерть - а я еще даже не
считаюсь взрослым, - если по всей Шотландии обо мне будут рассказывать
такую историю, если и вы тоже ей поверите, и мое имя станет притчей во
языцех, - как я могу, Катриона, довести свое дело до конца? Это невоз-
можно, этого не выдержит ни одна человеческая душа!
что она смотрит на меня испуганными глазами.
она.
мы почти дошли до вершины холма над деревней Дин. При этих ее словах я,
не помня себя, шагнул вперед и заступил ей дорогу.
лаками виски. - Что со мной? Как я мог проговориться, это просто наваж-
дение!
Василенко Иван
Гюго Виктор
Ковальчук Вера
Сертаков Виталий
Контровский Владимир
Смит Кордвейнер