относительно других таким образом, чтобы они могли взаимодействовать в
движении. То есть части должны как бы оказаться в месте заданного
расположения, и тогда можно вводить движение. Эти движения физические,
причинные. Но есть еще "животные духи". Это уровень, который не
прослеживается в виде анатомического локального различения, но он так же
допустим, как в мире допустим свет - физическое действие, но расположенное
на обоих концах своего луча одновременно. Действие в палке ведь тоже
физическое состояние, расположенное на двух ее концах одинаково или
мгновенно. Так и "животные духи" - состояние, связываемое с сознанием, -
вовсе не есть какая-нибудь умозаключающая инстанция внутри нашего тела. Оно
характеризуется вне терминов каких-либо специальных ментальных "состояний".
Это главный пункт. Иногда Декарт называет это просто надутием, а не духами,
расширением, т.е. захватом одновременно нескольких точек пространства. Но во
всех случаях "животные духи" - это "геометроподобное" состояние, что и
позволяет говорить, что они движутся. Кстати, даже в нашей физиологии мы
предполагаем какой-то уровень, отличный от уровня анатомической структуры
наших органов и нервов, называемый условно "уровнем синапсов", или,
выражаясь современным языком, - уровнем "полей". И здесь я хотел бы сделать
одно замечание.
обращаемся к Декарту, например к Декарту-физиологу, в надежде встретить у
него нашу батардную психологию (и физиологию - тоже батардную), а находим
физическую теорию. У Декарта физиология есть физика; речь идет о движении
частей относительно друг друга, о расположении протяженностей, которые как
бы пришли в соприкосновение или в место, где возможна между ними механика
движений. Таким образом, мы находим у него грамотную физиологию, то бишь
физику, а считаем, что нашли редукционистскую психологию. Такой вывод мы
обычно делаем. Но во-первых, у него не редукционистская психология, у него
физическая физиология. И во-вторых, он последовательно выдерживает тот
уровень aiaeeca, о котором я говорил. Прочитайте целиком четaa?oia, пятое и
шестое рассуждения в его "Диоптрики". Я не могу сказать, что я перечитал всю
психологическую литературу, существующую по проблеме психологии восприятия,
и в частности зрительного восприятия, во какие-то стандартные вещи, которые
считаются типичными, представительными для современной психологии, я
прочитал. Так вот, по поводу картины, нарисованной Декартом, и картины,
которая рисуется сейчас, я могу сказать только одно: Декарт не знал и
тысячной доли того, что знают сейчас, но он прошел над бездной незнания. И
прошел потому, что ввел строгое различение души и тела, и держался на луче
этого различения, и поэтому не сбивался.
образы предметов, рассуждает Декарт. Но поскольку восприятие есть нечто
такое, о чем мы должны рассуждать, не требуя никаких образов, которые
походили бы на объекты, представленные восприятием, то, скажем, большее или
меньшее совершенство качества изображения не должно привлекаться в качестве
аргумента. Потому что вопрос состоит только в том, в какой мере то, что
прочерчено в органах чувств, может давать средства для души чувствовать
различные качества объекта, к которому восприятие относится, а вовсе не в
том, чтобы образ в себе был на предметы похож. Это опять операция выделения
состояния (условно назовем его карандашным, палочным или световым), но уже
как состояния сознания. Любые образы как бы палкой прощупаны. И Декарт,
вводя далее понятие естественное геометрии (т.е. определенного рода знания,
не являющегося внутренней ментальностью), говорит следующее: слепому, при
непосредственной связи ощущаемого и ощущающего, совершенно нет необходимости
думать о том, где находятся его руки (держащие палку), ему нет никакой
необходимости локализовывать точку, в которой он держит эту палку. Думать об
этом ему не нужно, точка прикосновения палки и точка в сознании связаны
непосредственно, помимо его мысли об этом.
как тему геометрии ума, исключающей какой-либо его анализ путем
интроспекции. Скажу лишь, что для характеристики состояния сознания Декарт
вводит здесь еще и то, что он называет простым действием мысли, являющейся
лишь "простым воображением". Он вводит воображение как нечто, что я назвал
бы - характер декартовских описаний это позволяет - "телом различения".
Вводит вполне физически. Скажем, расстояние мы измеряем не путем
мыслительного акта (или акта сравнения), а сокращением глазного яблока. То
есть конфигурацией "умного тела" глаза. Для этого не требуется никакого
рассуждения, никакой рефлексии, ибо это дано самой природой. Это и есть
действие мысли как "простого воображения". Поскольку в нас есть какая-то
организация, называемая естественной геометрией, которая, будучи геометрией,
в то же время не предполагает совершения рефлексивного акта мысли. И в
анализе этого "тела" Декарт снова возвращается к постулату
непосредственности сознания или неразделенности сущности и существования. Он
пишет, что если мы видим "фигуру", то видим ее на основе совмещения как бы
двух фактов: во-первых, у нас два глаза (т.е. две глазные оси), и,
во-вторых, наш зрачок способен к сокращению. И этим "расположением", этой
"фигурой" оцениваем расстояние. Оценка есть знание. Декарт употребляет в
этой связи странное слово: opinion (мнение) - и в то же время это - тело,
"тело различения". Или, другими словами, нечто, непосредственно различающее,
или "различительное мнение". И это мнение, которое имеется относительно
расположения различных частей тела, не нуждается ни в каком "сходстве"
картин, нарисованных на сетчатке глаза.
тему завершить следующим образом. Скажем, мы видим дерево, или куб, или
мексиканца, которого я рисовал, и предполагаем, что есть некоторое
наглядное, чувственное проявление, например дерева, и есть дерево в мире,
обозначенное и имеющее значения. Но где же оно находится, когда мы его
видим? В нашей голове, в виде маленькой копии, составленной в свою очередь
из чувственного материала нашего психического устройства? Хорошо, допустим,
мы присвоили себе "дерево", оно в нашей голове. Но тогда - оно может быть
одновременно и в другой голове, и в третьей, и в пятой? Сколько же их, этих
деревьев? Но Декарт-то даже о сущности своей философии говорил, что она не
есть еще какой-то предмет, помимо своих проявлений в тех или иных мыслях или
конкретных экземпляров своего существования. Так и в нашем случае приходится
думать, что "дерево" - одно. И оно там, где оно есть. Мы его видим там, где
- дерево, и оно не раздваивается, не расчетверяется, не размиллионивается в
миллионах зрачков и сознательных состояний - оно одно. Мы - в нем и во всех,
кто его видит. Состояние не зависит от пространственных отношений и от
разделения временных моментов.
едином с рассуждением о простейшем восприятии дерева) случае мог - я сейчас
связываю воедино оба рассуждения - рассматривать проблему "Бога" вне
каких-либо суждений о нем как о чем-то, существующем еще по отношению к
опыту и предметам опыта. Он есть текстура или ткань самого опыта в той мере,
в какой Он нами осуществляется как постижимый для нас опыт, опыт живых
сознательных существ, которые организованы именно таким образом. Например,
текстура опыта в той мере, в какой он может осмысленно осуществиться,
пронизана тавтологиями. И в этом смысле сущность несет существование, и мы
не можем ставить вопрос отдельно об одном и другом. Стоит на досуге
посмотреть вновь пятое и шестое рассуждения в "Диоптрике", особенно обращая
внимание на то, какими конкретными знаниями мог обладать Декарт о зрительном
восприятии, и сопоставляя с этим то, на чем держится внутренний
умозрительный механизм рассуждения, который позволяет ему утверждать одно -
и не утверждать другое, вводить одни вещи и исключать другие.
завершающий вираж моих размышлений - в определенную ситуацию по отношению к
тому корню, к той основной вещи, на осмыслении и анализе которой держится
вся конкретная психология Декарта. Настоящая психология, - не психология,
скажем, восприятия, а психология, как сказали бы сегодня, личности, в
трактате "Страсти души". Для этого я напомню, что физическое описание
явлений строится таким образом, что включает в себя некоторые допущения или
некоторые, если выразиться на птичьем методологическом языке,
"задействования" сознания. То есть если мы построили хорошее физическое
описание, то в нем сознание определенным образом задействовано. Не в том
смысле, что это мы его построили (это само собой разумеется), а в том
смысле, в каком объект задан относительно некоторым образом организованного
поля наблюдения этого же объекта. Например, энное число наблюдений должно
быть воспроизводимо по всему полю наблюдения. А воспроизведение наблюдений
предполагает, что есть некоторая непрерывность опыта; это постулат или
предписание для организации опыта множеством субъектов, а не эмпирический
факт или его описание, ибо эмпирически сознание не непрерывно. Это и
означает, что мы определенным образом ввели действующее сознание, организуя
опыт именно так, что оказываются возможными объективные и всеобщие
физические утверждения. Декарт, исходя из своего дуализма, формулирует
гениальный вывод как раз в этой ситуации, в которой мы оказываемся как
познающие и в то же время чувствующие и испытующие существа, своим сознанием
ткущие нити своей же судьбы.
того компота, в который мы уже вляпались. И извольте видеть вытекающие из
этого следствия. От Декарта мы можем услышать: если вы физическое знание
строите таким образом и если это физическое знание совпадает с наукой как
таковой, то вы не должны претендовать на научное высказывание о сознании.
Почему? По той простой причине, что в объяснении физической причинной связи
в общем виде вы уже предположили сознание, чтобы иметь ее формулу, и теперь
вы уже не можете с невинным видом из нее вывести еще сознание, получить его
как бы впервые. Иными словами, дуализм Декарта означает, конечно, не
непостижимость сознания. Потому что оно - основной инструмент философии, и в
таких ее понятиях, как "бытие", "мысль", "личность", "Бог" и т.д., сознание
тем или иным образом уже постигается философией. К тому же аксиома сознания
в построении физики, как и "универсальной математики", гласит: знать A
означает и знать себя. Дуализм Декарта означает, что невозможна - ив этом