явление, есть все то, о чем нам дано судить лишь задним числом.
возможности эмпирического научного опыта мы как бы можем нейтрализовать эту
скорость необратимости, превращая явления мира в феномен, в этой связи я
говорил о феномене осознавания, о событийном существовании самого этого
сознания, сознающего сознание. Я мыслю - это не только содержание, но и
существование, феномен существования, или, точнее, существующий феномен,
онтологическое явление. У Канта - онтологический, а не гносеологический
смысл термина "явление". Без этого фундамента нельзя понять, что такое
трансцендентальная апперцепция. Часто открытие онтологической стороны
явлений, или феноменов, приписывается Гуссерлю. Это не так. Во многом то,
что есть глубокого и истинного в философии XX века, - лишь воспоминание и
осознавание действительных идей классической философии. Если, конечно, идеи
классической философии отличать от их культурных эквивалентов, шаблонов,
которые получили хождение в широкой философской культуре в XVIII и XIX
веках. Действительное содержание мышления Декарта и Канта было ими скрыто, и
вот под видом так называемой модернистской философии происходит вгпядывание
и вычитывание, восстановление некоторых глубинных смыслов классической
философии. Это происходит; конечно, уже в других терминах, на другом языке и
потому кажется открытием - но таковым не является. Не являются открытиями ни
экзистенциальная философия, ни феноменология Гуссерля. Они просто своего
рода возрождение некоторых элементов классики, способ ее жизни, ее длящееся
существование.
трансцендентальной возможности эмпирического научного опыта, то есть того,
что вообще может эмпирически совершиться, мы не можем нейтрализовать
скорость необратимости. Скорость большая, и мы всегда после феномена.
Феномен - это то, о чем нам дано судить лишь задним числом. И наука
превращает феномены существования, позади которых мы всегда находимся, в то,
что она, и мы вслед за нею, называем явлениями в гносеологическом смысле
этого слова. Явление - это уже нечто контролируемо воспроизводимое и
повторяемое в универсальных и однородных условиях. Повторяемое неограниченно
и массово. Кант называет это эмпирическим опытом и говорит об этом в
терминах воспроизводства опыта. Материалом науки являются массово
размноженные и массово воспроизведенные явления - воспроизведенные с
добавкой усиления трансцендентального сознания. На место явлений мира
поставлены их сознательные контролируемые эквиваленты. Например, эксперимент
есть один из способов такого контроля - это то, что другой в другом
пространстве и времени может воспроизвести. Любой эксперимент должен
подчиняться критерию воспроизводимости и повторимости. Тем самым в этой
операции превращения феномена в явление элиминируется элемент X,
неопределенности, или исторический элемент мира. Кантонское философствование
осуществляется с четким сознанием того, что о внутренних элементах (до Канта
и после Канта это называли также душой, монадой, чувствующим иди сознающим
состоянием вещи, внутренним представлением вещи, в терминах которого она
определяет себя к действию) можно говорить, только никогда не заходя в
догадки о внутреннем - об этом можно говорить, например, в терминах движения
по двусторонней плоскости. Внутрь мы не заходим, но, тем не менее, начав в
одной точке плоскости Мебиуса, с неконгруирующего, то есть с внутреннего н
неразложимого в отношениях, мы приходим к тому, что в самом конце движения
по ленте Мебиуса можем говорить в терминах только относительных, то есть в
терминах симметрий физических законов.
элемента мира. Я хочу пояснить, почему я выбираю термин "исторический
элемент миря". Вспомните пример с марсианским наблюдателем, который видит на
Земле разыгрываемый в каком-то помещении спектакль - то, что известно людям
как театральное представление. И вот я, марсианский наблюдатель, вижу
относительные события, то есть действия и движения людей друг относительно
друга на сцене, вижу взаимоотношения, которые возникают между ними, - на
основе того, что я могу понимать язык в той мере, в какой могу соотносить
звучащее слово с жестом, указывающим на предмет, который выбирается из
множества предметов. Но если нет знания, что это театр, а это знание не
вытекает из содержания наблюдаемых действий, то такое зрелище останется для
марсианина мистическим и непостижимым в принципе. Знание, что это театр,
является внутренним элементом мира, в котором театр постижим как театр, и
этот внутренний элемент мира далее неразложим - нужно знать несводимым и
конечным образом, что это театр. В других контекстах и срезах независимое
знание называется у Канта априорным. Теперь я называю это историческим
элементом мира.
чего-то, что мы могли бы разложить в терминах нашего опыта. Потому что в
терминах нашего опыта мы всегда все располагаем в виде последовательности
явлений, а исторический элемент называется мною историческим именно потому,
что он не поддается расположению в последовательности явлений. Он не
явление. Знание, что это театр, не есть явление, точнее, не есть знание о
явлении. Оно само есть условие явленности мира - того, в котором видим
театр. Условие видимости театра в моем мире лежит не в содержании того, что
я вижу, - я извлек знание о том, что это театр, не из содержания наблюдаемых
мною на сцене событий. Знание, что это театр, закодировано в каком-то
топосе, лежащем над терминами, в которых я законом или зависимостью связываю
наблюдаемые явления. И наоборот, чтобы понять наблюдаемые явления в терминах
причинной связи, то есть применить категорию причинности, я должен сначала
ввести наблюдаемые явления в какой-то топос, где наличное знание
кристаллизуется в терминах законов и причинных связей. Иными словами, у
причинной связи есть какое-то невидимое скрытое условие, называемое мной
топосом.
звучит у Канта следующим словосочетанием (вслушайтесь в аккорд): "В понятиях
мир определился (я в несколько вольном переводе передаю смысл, и это уже
интерпретация, не требующая дальнейшей интерпретации) лишь настолько,
насколько простиралось до этого наше восприятие"[E53]. Иначе говоря, дело в
том, какая была история. В содержании она не дана, но содержание определено
лишь настолько, насколько простиралось до этого наше восприятие. В других
местах Кант говорит фактически то же самое, просто набор слов другой и
проблема не узнается, а это проблема внутреннего исторического элемента
мира. Например, в "Критике чистого разума" Кант говорит, что
естествоиспытатели поняли - разум видит только то, что сам создает по
собственному плану, что мы сами вложили и прочитали в понятии. В немецком
тексте стоит "вглядываются в понятия", иди разглядывают свое понятие с точки
зрения того, что сами вложили в него. Кант требует, чтобы наше познание не
понималось как чтение понятий, и в то же время он говорит, что мы должны
видеть, вычитывать в понятии то, что мы вложили в него.
языке, как кажется, означают одно и то же: вглядываться в понятия, читать
понятия, сами вложили в понятия, и поэтому должны прочитать, увидеть то, что
создали по собственному плану... Кант говорит не о чтении понятий, а о
разглядывании их. Какая разница? Ясно, что под чтением понятий Кант имеет в
виду аналитическую экспликацию содержания понятий. Посредством аналитической
экспликации содержания понятия, как я уже показывал, мы не имеем полной
определенности предмета понятия. Скажем, описывая пространственно-временной
процесс в понятиях, фиксирующих относительные смещения или перемещения, мы
не определяем движение, потому что для полного его определения наше описание
должно дополниться независимо данными умными телами, вовлеченными в это
движение, то есть пространственно-временными формами чистого созерцания как
априорным, и которые суть вcегда добавляемый и независимый акт. Это какая-то
внелогическая основа, добавляемая к логическим содержаниям и тем самым
доопределяющая до полного описания те предметы, которые даются понятиями. Я
уже говорил об этом, сейчас же только коротко повторил.
элементом. По Канту, нужно было бы сначала вложиться в объект, и потом можно
знать. Вложившееся в объект есть исторический элемент, остающийся одной
ногой в неопределенности сознания, или в X-мире, а второй ногой (простите за
неуклюжее выражение) - эксплицируемый. И если мы его эксплицируем, тогда мы
что-то знаем - знаем ровно настолько, насколько далеко до того простиралось
восприятие. То есть все то, что сделано в виде действий в мире, упакованных
во внутреннем содержании сферы как ее исторический элемент, мы потом можем
держать в акте познания посредством экспликации этого исторического
элемента, то есть на уровне трансцендентальной апперцепции или представления
я мыслю. Кант говорит: я сознаю свою деятельность связывания и поэтому я
умопостигаемый субъект.
далеко простиралось до этого то, что мы тянем за собой. Тем самым, по Канту,
эмпирия входит в мышление дважды. Первый раз на уровне того, как определился
сам исторический элемент в промежутке между первым и вторым шагом мира; на
втором шаге эмпирия входит в наше мышление на уровне явлений в пространстве
мира, определившегося в наших возможностях его понимания. И там мы соотносим
теоретические понятия с эмпирическими данностями, но в действительности то,
что мы видим, наблюдаем, зависит от топоса теории. Топос теории определяет
то, что будет видимым и наблюдаемым. Видимое и наблюдаемое и есть вхождение
эмпирии второй раз, а первичное вхождение эмпирии эксплицируется нами теперь
лишь на уровне сознавання действия трансцендентального элемента, или
трансцендентальной материи, или трансцендентального Я. Мы имеем сознание
связывания, или обратное отражение наших собственных движений в мире.
Движения в мире совершились, провзаимодействовали в системной связи со всеми
другими предметами и физическими фактами в мире, и теперь мы обратным ходом
воспринимаем на уровне сознания эти совершившиеся наши движения, по
содержанию своему невосстановимые, но упакованные в историческом элементе,
который дает внешней своей стороной определенность всего того, что мы вообще
можем выразить...
Василенко Иван
Пехов Алексей
Володихин Дмитрий
Прозоров Александр
Каргалов Вадим
Сертаков Виталий