водорослей, неподвижно. Тело его с голыми грудью и шеей, прикрытыми лишь
одной этой епитрахилью, возложенной на него трясиной, покоилось на песке,
окоченевшее, напоминавшее те, что летом нежатся тут под солнцем, но такое
ненужное!
вздувшееся-то ли это обида на смерть, надругавшуюся над телом, то ли гнев
на бытие за то, что оно позволило сломить себя.
спокойная и сдержанная работа выдавали в нем-так можно было бы
подумать-мастера в этом деле, относящегося к своему ремеслу серьезно и
добродушно, верящего в то, что его навыку все под силу, и в то также, что,
как правило, тело поддается искушению ожить снова. Сотни раз поднимал он
ему руки, одной из своих толстых ладоней проходился, словно рубанком, по
груди ребенка и превращал это водное, холоднокровное создание в дитя
человеческое. Сач опустил голову: а что же тогда делал он?
разумеется, речь идет о Черском. Он очистился от обвинений в денежных
махинациях и теперь вторично очищается как человек. Ну так что? Что из
того? Не он важен для нее, а ее свобода, ее покой, которые он стеснял
собою, как однажды в годовом табеле об успеваемости ее стесняла
переэкзаменовка по латыни. Стесняла, пока она йе сдала. Лето было тогда
такое чудное, но только не для нее из-за этой соринки в глазу. А Черский
для ее мира-вечное затмение. И какое огромное. Она и знала в жизни лишь
эту завесу, да тоску об отце, которого едва-едва помнила. И тоска не о нем
конкретно. Самое дорогое для нее существо-мать, но такое забитое и слабое!
Все лучшее и ничего худого-таким должен был быть ее отец, которого убили.
колено, может, умолял, может, его кто толкнул, может, о чем-то он просил?
Принял ли он пулю в лоб на коленях, или это она свалила его на колени? Он
вроде бы никогда не молился, но как знать, что видишь, умирая, - наверное,
какой-нибудь другой берег. В школьной часовне она не раз получала нагоняй.
Да и чего только она там не вытворяла. Падала на одно колено, хваталась
рукой за лоб, пошатывалась, словно была без чувств. Так бывает иногда:
возьмет человек в руки фотографию любимого, давно умершего, и принимает
его позу. В памяти Ани, правда только по полицейским протоколам, навсегда
запечатлелась эта застывшая картина, когда отец угасал. Парнишка с
сигаретами, зеленый и легкий, как кукла, скользил между столиками. Многого
ли он стоит? Слишком мало, чтобы рассчитаться ^а отца!
Черского. Я не могу поверить, что это чистый человек.
заработать столько законным путем.
неверному пути?
под кожей! Между темно-красными ее губами показался кончик языка, коснулся
маленького бриллиантового камушка на колечке. И этот бессмысленный
поступок, выдававший ее возбуждение, можно было истолковать так, что ей
страшно хочется пить, раз уж ее маленький язычок соблазнился камушком,
напоминавшим замерзшую каплю. Только глаза ее оставались холодными, этого
Юлек вынести уже не мог.
упал на пол. Оглушительно загремел. Из-под стола показалось его лицо с
вытаращенными глазами. Тяжело дыша, он проговорил:
я ведь тоже человек. И должен защищаться.
на его лице. Как же он мог не предвидеть такого вопроса! А она плакала.
Нервно, устало. Всю оставшуюся жизнь будет ее терзать невыносимая боль от
зла, причиненного отцу, за которое она так и не сумела рассчитаться. И еще
это! Нет уже больше преданного, пылкого существа, которое шло вместе с ней
по следу, объединенного с нею тем, что более всего сближает, узами общей
мести. Он хотел ответить на ее вопрос. Пожатием плеч она освободила его от
такой необходимости. Зачем?
в ваших глазах...
Выбил оружие у меня из рук.
отпускаете. Из-за этого мальчика? - спросила она.
другого. Ну!
неподвижно. Наконец стал отводить руки от лица, да так медленно, будто
опасался показать его. И действительно, оно было страшно.
Черский будет мертв!
для вас герой.
мокрые усы, все в капельках дождя, которые напоминали стеклянные шарики на
проволочках, какие бывают снизу у елочных лампочек. Аню вдруг что-то
осенило.
того, как я поступил к нему.
заставил его переменить мнение о Черском.
тех пор тысячу раз говорили о Черском. Вы всегда были так уверены, что на
чем-нибудь его да поймаете.
ждете очевидных улик, хотя сами все хорошо знае.^.
прибавил: - И знаю!
столике: пудреницу, кошелек-она .обиралась заплатить за сигареты, -
спички, деревянный мундштук. С шумом защелкнула замок. Хотела встать, но
стулья сзади так тесно прижали ее к столику, что она вскакивала и опять
садилась, теряя равновесие.
не отпускал ее.
так больше не могу.
разобиженная, мечтающая унизить.
достать денег из кошелька. Монетки, лежавшие на кожаном его дне, не
давались в руки. Он удивленно смотрел на нее. С самого же начала был у них
такой товарищеский уговор, что каждый платит за себя. Что с ней случилось?
К чему такая демонстрация?
друг друга людей, когда они ссорятся. Никогда гнев так стремительно не
выливается в слова, никогда желание убежать не бывает таким сильным, как
во время таких скандалов.
горле. Даже если оно уже вертится на языке, не соскакивает с него, неловко
ему как-то. А-нет! Ведь все равно сердца, мысли, уши закрыты перед ним.
Часто одни только уши, их просто заткнули руками.
пространства, словно молния, растапливающая металлический предмет.
Возрождаются они не скоро. Сам он был готов сказать все, но не было у него
для этого готовых слов. Он достал бумажник. Начал рыться в нем.