расквашу ваш немецкий нос.
ответ. - Я вас проучу. Знаю я вас, чуть что - в драку, да со мной не
выйдет. Не желаю иметь ничего общего с таким хулиганьем. Бездельник, ло-
дырь, меня не проведешь. Не удастся вам меня доить, хоть я и женюсь на
вашей сестре. Почему вы не хотите работать и честно зарабатывать на
жизнь, а? Отвечайте!
насмешливо присвистнул и повесил трубку. Но потом ему стало не до смеха,
всей тяжестью навалилось одиночество. Никто его не понимает, никому он,
видно, не нужен, кроме Бриссендена, а Бриссенден исчез неведомо куда.
му. На углу остановился трамвай, и сердце Мартина радостно забилось при
виде знакомой тощей фигуры. То был Бриссенден, и, прежде чем трамвай
двинулся и заслонил его, Мартин успел приметить оттопыренные карманы
пальто - в одном явно были книги, в другом бутылка виски.
допытываться. Сквозь пар, поднимающийся над пуншем, отрадно было видеть
бледное, изнуренное лицо друга.
о том, что он успел написать.
прочитал заглавие и удивленно посмотрел на Бриссендена.
рида"... то самое слово. Я от вас его услышал, вы так назвали человека,
он у вас всегда несгибаемый, одухотворенная материя, последний из эфеме-
рид, гордый своим существованием в краткий миг, отведенный ему под солн-
цем. Это гвоздем засело у меня в голове - и пришлось написать, чтобы от
этого избавиться. Скажите, каково это на ваш взгляд.
само совершенство. Форма одержала победу над содержанием, если это можно
назвать победой - все содержание, до последнего атома, было выражено с
таким мастерством, что у Мартина от восторга закружилась голова, на гла-
за навернулись жаркие слезы, по спине пошел холодок. То была большая по-
эма, в шестьсот или семьсот строк, - причудливая, поразительная, зага-
дочная. Необычайные, невероятные стихи, однако вот они, небрежно напи-
санные черным по белому. Они - о человеке и его напряженнейших духовных
исканиях, о его мысли, проникающей в бездны космоса в поисках отдален-
нейших солнц и спектров радуги. То был безумный разгул воображения уми-
рающего, чье дыхание прерывается всхлипом и слабеющее сердце неистово
трепещет перед тем, как остановиться навсегда. В этом величавом ритме с
громом восставали друг на друга холодные светила, проносились вихри
звездной пыли, сталкивались угасшие солнца, и вспыхивали в черной пусто-
те новые галактики; и тонкой серебряной нитью пронизывал все это немолч-
ный, слабый, чуть слышный голос человеческий, жалобное лепетанье средь
воплей планет и грохота миров.
конец вернулся дар речи. - Потрясающие стихи!.. потрясающие! Мне просто
в голову ударило. Я как пьяный. Этот великий и тщетный вопрос... Я ни о
чем другом думать не могу. Этот вопрошающий вечный голое человеческий,
неустанная тихая жалоба все заучит в ушах. Он словно комариный похорон-
ный марш среди трубного зова слонов, и львиного рыка. Голос едва слышен,
а жажда его неутолима. Я говорю глупо, знаю, но поэма чудо, вот что. Ну
как вам это удается? Как?
бота настоящего мастера. Гений! Это не просто гениально. Это больше, чем
гениально. Это обезумевшая истина. Это настоящее, дружище, в каждой
строчке настоящее. Хотел бы я знать, понимаете ли вы это, вы, философ.
Сама наука не может вас опровергнуть. Это прозрение, выкованное из чер-
ного металла космоса и обращенное в великолепные звучные ритмы. Вот,
больше я не скажу ни слова! Я потрясен, раздавлен. Хотя нет, еще одно.
Позвольте, я найду для нее издателя.
сами понимаете.
тианском мире мигом за нее ухватится. Такое на дороге не валяется. Это
не просто поэма года. Это поэма века.
торы журналов не сплошь болваны. Я-то знаю. Давайте держать пари. Спорю
на что угодно - вашу "Эфемериду" примет если не первый же, так второй
журнал.
сказал Бриссенден и, помолчав, продолжал: - Вещь хороша... лучше всего,
что я написал. Я-то знаю. Это моя лебединая песнь. Я чертовски ею гор-
жусь. Боготворю ее. Это получше виски. Великолепная вещь, совершенство,
о такой я мечтал, когда был молод и простодушен, полон прелестных иллю-
зий и чистейших идеалов. И вот теперь, на пороге смерти я ее написал. И
не хочу я, чтобы ею завладело, осквернило стадо свиней. Нет, я не иду на
пари. "Эфемерида" моя. Я создал ее и поделился с вами.
человечеству радость.
раз, когда он бывал доволен тем, что готово было слететь с его тонких
губ. - Я щедр и самоотвержен, как изголодавшийся боров.
висть к журналам - сумасбродство, фанатизм, он в тысячу раз достойнее
презрения, чем юнец, который сжег храм Дианы в Эфесе. Под градом обвине-
ний Бриссенден преспокойно прихлебывал пунш и соглашался: да, все так,
все справедливо, за исключением того, что касается журнальных редакто-
ров. Его ненависть к ним не знала границ, и нападал он на них еще ярост-
нее Мартина.
это сделаете в тысячу раз лучше любой машинистки. А теперь я хочу вам
кое-что посоветовать. - Он вытащил из кармана пальто пухлую рукопись. -
Вот ваш "Позор солнца". Я его прочел, и не один раз, а дважды, трижды...
Это высшая похвала, на какую я способен. После ваших слов об "Эфемериде"
мне следует молчать. Но одно я вам скажу: когда "Позор солнца" напечата-
ют, то-то будет шуму. Разгорятся споры, которые принесут вам тысячи дол-
ларов, так как сделают вас знаменитым.
ли. Предложите рукопись первоклассным издательствам. Найдется рецензент,
который будет достаточно безумен или достаточно пьян, в даст о ней бла-
гоприятный отзыв. Вы много читали. Суть прочитанного переплавилась в ва-
шем мозгу и вылилась в "Позор солнца", настанет день, когда Мартин Иден
прославится, и не последнюю роль в этом сыграет "Позор Солнца". Итак,
найдите для нее издателя... чем скорее, тем лучше.
обернулся к Мартину и сунул ему в руку скомканную бумажку.
зали, какая лошадь придет первой. Зазвенел звонок, трамвай тронулся, ос-
тавив. Мартина в недоумении, что за измятая, засаленная бумажка зажата у
него в руке. Вернувшись к себе, он разгладил, ее и увидел, что это сто-
долларовый билет.
полно денег, и знал также, был глубоко уверен, что дождется успеха, и
сможет вернуть долг. Наутро он заплатил по всем счетам, дал Марии за
комнату за три месяца вперед и выкупил у ростовщика все свои вещи. Потом
выбрал свадебный подарок Мэриан и рождественские подарки поскромней для
Руфи и Гертруды. И наконец, на оставшиеся деньги повез в Окленд все се-
мейство Сильва. С опозданием на год, он все-таки исполнил свое обещание,
и все от мала до велика, включая Марию, получили по паре обуви. А в при-
дачу свистки, куклы, всевозможные игрушки, пакеты и фунтики со сластями
и орехами, так что они едва могли все это удержать.
кондитерскую в поискал самых больших леденцов на палочке и неожиданно
увидел там Руфь с матерью. Миссис Морз оторопела. Даже Руфь была задета,
ибо приличия кое-что значили и для нее, а ее возлюбленный бок о бок с
Марией, во главе этой команды португальских оборвышей, - зрелище не из
приятных. Но сильней задело ее другое, она сочла, что Мартину недостает
гордости и чувства собственного достоинства. А еще того хужеслучай этот
показал ей, что никогда Мартину не подняться над средой, из которой он
вышел. Бедняк, рабочий - само происхождение Мартина уже клеймо, но так
бесстыдно выставлять его напоказ перед всем миром, перед ее миром - это
уже слишком. Хотя ее помолвка держалась в тайне, об их давних, постоян-
ных встречах не могли не судачить; а в кондитерской оказалось несколько
ее знакомых, и они украдкой поглядывали на ее поклонника и его свиту.
Руфь не обладала душевной широтой Мартина и не способна была стать выше
своего окружения. Случившееся уязвило ее, чувствительная душа ее содро-
галась от стыда. И приехав к ней позднее в тот же день с подарком в наг-
рудном кармане, Мартин решил отдать его как-нибудь в другой раз. Плачу-
Орлов Алекс
Роллинс Джеймс
Акунин Борис
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Посняков Андрей