аварийной электростанцией. Что за жизнь здесь вел Профессор Овца - я даже гадать
не берусь...
И Крыса издал горлом странный звук: не разобрать - то ли сдавленный вздох, то ли
просто пивная отрыжка.
- С пятьдесят пятого по шестьдесят третий мы каждое лето приезжали сюда всей
семьей. Родители, мы с сестрой и наша гувернантка. Если подумать, то был самый
достойный период моей жизни... Пастбища перед домом - как и сейчас, впрочем -
сдавались городу в аренду, и летом вся долина заполнялась овцами. Докуда глаз
хватало - сплошное море овец! Так у меня и осталось в памяти на всю жизнь:
подумаю о лете - сразу овец вспоминаю...
Слушая Крысу, я вдруг почувствовал, что очень плохо понимаю, что значит иметь в
своем распоряжении загородную виллу. И, видимо, уже никогда не пойму.
- А к середине шестидесятых наши семейные приезды сюда прекратились. Купили
новую усадьбу поближе к дому, сестра вышла замуж, да и я стал реже в семье
появляться. У отца фирму долго лихорадило; да много всяких причин. В общем, это
место опять оказалось заброшено и забыто. Сам я последний раз приезжал сюда в
шестьдесят седьмом. Один приезжал. И жил здесь примерно месяц...
На этом Крыса споткнулся, будто вспомнив о чем-то, и замолчал.
- Не скучно было? - осторожно спросил я.
- Скучно? Ну, нет! Будь моя воля, я бы здесь на всю жизнь остался. Но как раз
этого я позволить себе не мог. Дом-то отцовский. А жить в долгу у родителей
тогда было не в моих правилах.
- Почему - "тогда"? Разве сейчас не так?
- Да, конечно... - согласился Крыса. - С тех пор я решил сюда больше не
приезжать. Но однажды заехал в Саппоро, и в холле отеля "Дельфин" увидал на
стене фотографию. И страшно захотелось взглянуть на эти места хотя бы еще разок.
Чего бы это ни стоило. Скажем так, из совершенно сентиментальных соображений. Ты
ведь тоже, наверное, иногда бываешь сентиментальным?
- Случается, - сказал я. И вспомнил про море, похороненное под бетонными
небоскребами.
- И вот я знакомлюсь с Профессором Овцой и выслушиваю его историю. Про овцу со
звездой на спине, которая явилась к нему во сне... Это ты знаешь?
- Да уж, знаю.
- Ну, тогда остальное рассказываю в трех словах. Вскоре у меня появилось
навязчивое желание провести в долине всю зиму. Желание дикое, сродни наваждению.
Отец, не отец - тут уже все равно. Я наспех собираюсь и мчу сюда, себя не помня.
Как будто кто-то специально заманивает меня, понимаешь?..
- И здесь ты встречаешь Овцу. Так?
- Именно так, - ответил Крыса.
- О том, что случилось дальше, рассказывать очень жутко, - сказал Крыса. -
Какими бы словами я ни описывал эту жуть, тебе ее все равно не постичь.
И он с хрустом смял одну за другой две опустевшие жестянки из-под пива.
- Так что давай лучше ты сам будешь задавать мне вопросы. Я ведь смотрю, тебе
уже почти все известно, на так ли?
- Можно спрашивать как попало?
- Можно, мне все равно.
- Ты уже умер, да?
Прошло много, до животного ужаса много времени, прежде чем я услышал ответ.
Может быть, на самом деле, эта пауза измерялась всего несколькими секундами - но
их было достаточно, чтобы я чуть не отдал Богу душу от страха. Во рту пересохло
так, будто его набили песком.
- Да, - очень тихо ответил Крыса. - Я уже умер.
12. КРЫСА, КОТОРЫЙ ЗАВЕЛ ЧАСЫ
- Я повесился в кухне. На балке под потолком, - ответил Крыса. - Человек-Овца
схоронил меня за гаражом. Умирая, особо не мучился. Если это тебя волнует.
Мне-то, в общем, было уже все равно.
- Когда?...
- За неделю до твоего прихода.
- Так значит, это ты завел часы?
И тут Крыса расхохотался.
- Прямо анекдот, а?! Человек тридцать лет живет на свете и последнее, что делает
перед смертью - заводит часы! Казалось бы, за каким чертом умирающему часы?
Прямо сумасшедший дом какой-то, ей-богу!...
Отсмеявшись, Крыса умолк - и пространство вокруг онемело. Было слышно лишь
тиканье часов; остальные звуки поглотил густой снег за окнами. Казалось, во всей
Вселенной остались лишь он да я.
- Значит, если бы...
- Перестань! - оборвал меня Крыса. - Нет больше никаких "если бы"! Ты что, еще
ничего не понял?!
Я покачал в темноте головой. Я действительно не понимал.
- Даже если бы ты пришел на неделю раньше - я бы все равно умер, какая разница!
Ну, может, поговорили бы мы с тобой в обстановке чуть потеплее и посветлее, чем
сейчас, вот и все. Ничего бы это не изменило. Я должен был умереть! Жить
становилось все страшней и мучительнее. И терпеть это было невыносимо...
- Но зачем нужно было умирать?!
В темноте я услышал, как он потер одну ладонь об другую.
- А этого я объяснять не хочу. Неохота выступать в идиотской роли собственного
адвоката. Надеюсь, ты не станешь заставлять покойника оправдываться за
собственную смерть?
- Но если ты не расскажешь, я же ничего не пойму.
- Ты давай, пиво пей!
- Холодно, - сказал я.
- Ну, сейчас-то уже не так холодно.
Дрожащей рукой я взял со стола очередную банку пива, откупорил и сделал глоток.
Мне и в самом деле почудилось, будто стало немного теплее.
- Короче говоря... Только обещай, что не проболтаешься!
- Да если и проболтаюсь - кто мне поверит?!
- Это уж точно, - усмехнулся Крыса.
Часы у камина пробили половину десятого.
- Не возражаешь, если я остановлю часы? На нервы действуют...
- Давай, конечно. Это же твои часы.
Он подошел к часам, открыл стеклянную крышку на циферблате и остановил рукой
стрелки. Звуки и Время прекратили свое существование на Земле.
- Короче говоря, я умер с Овцой внутри. Подождал, когда она заснет покрепче,
перекинул веревку через балку под потолком - и голову в петлю. Так, что скотина
удрать не успела...
- Что обязательно нужно было умирать?
- Другого выхода просто не оставалось. Опоздай я на день - и Овца завладела бы
мной целиком... Это был мой последний шанс.
И он снова потер ладони.
- Я так хотел с тобой встретиться - в те минуты, когда был самим собой. Самим
собой, понимаешь? С собственной памятью - и собственной слабостью
одновременно... Вот и послал тебе фотографию - как подсказку. Надеялся, что ты
успеешь найти дорогу сюда, пока я еще принадлежу себе хоть немного...
- И это тебя спасло бы?
- Тогда спасло бы, - очень тихо ответил он.
- Вся загвоздка здесь - именно в слабости, - продолжал Крыса. - С нее-то все и
начинается. Сколько бы я тебе ни рассказывал, тебе этой слабости не понять.
- Все люди, в принципе - слабые...
- Это - обобщение! - Крыса нервно защелкал пальцами. - Если всех людей подводить
под общий знаменатель - ни у кого вообще ни черта не получится. Я же сейчас
говорю об индивидууме и о вещах очень личного плана.
Я молчал.
- Слабость внутри человека гниет, и гниль эта разрастается. Как гангрена. Я в
себе это обнаружил еще подростком. Психовал страшно... Знаешь, что происходит с
душой, когда что-то медленно, годами разлагается у тебя внутри - и ты это все
время чувствуешь?
Я продолжал молчать, лишь поплотнее закутался в одеяло.
- Тебе, пожалуй, этого не понять, - продолжал он. - У тебя с этим все в
порядке... А между тем, это и есть Слабость. Все равно что генетическая болезнь.
Сколько ни изучай ее в себе - вылечиться невозможно. И сама она не проходит в
одно прекрасное утро. Только становится хуже и хуже с годами, и все...
- Погоди. Слабость чего конкретно?
- А всего. Слабость морали. Слабость сознания. Слабость человека из самого факта
его существования...
Я рассмеялся. На этот раз, черт возьми, у меня получилось-таки рассмеяться.
- Тогда получается, что сильных людей вообще не бывает!
- Опять ты обобщаешь! Конечно, у всех есть свои слабые стороны. Но Настоящая
Слабость, так же как и настоящая сила, встречается крайне редко. Всепожирающая
Слабость, от которой душа утопает в беспросветном мраке - такая слабость тебе
неведома. Но она встречается у других людей. Люди-то разные. Всех под одну
гребенку не пострижешь...
Я молчал.
- Потому я и уехал из города. Чтобы, опускаясь все ниже, гниль свою людям не
показывать. Тебе, в том числе... Здесь, по крайней мере, можно было жить в
одиночку и не доставлять никому неприятностей. И, в конечном итоге...
Крыса выдержал паузу, и чернота вокруг нас еще больше сгустилась.
- ... В конечном итоге, от Овцы убежать, пока можно было, я не решался из той же
проклятой Слабости. А однажды понял, что уже не выберусь. И с этого дня даже
твой приход уже ничего бы не изменил. Даже если б я сам себя взял за шиворот и
заставил спуститься с гор - очень скоро прибежал бы обратно. Вот что это такое,
Настоящая Слабость..
- Чего от тебя хотела Овца?
- Меня. Всего - от начала и до конца. Мое тело, мою память, мою проклятую
Слабость, мои споры с самим собой... Все это она страсть как любила. У твари
была целая куча щупалец; эти щупальца она вонзала мне то в нос, то в уши - и