Из Мемфиса, а в нем - почтовый перевод и ни слова. Так что я опять ниче-
го не узнала. А потом, в ноябре, пришел еще перевод и опять без письма.
А я до того замучилась... а потом за два дня до рождества вышла на зад-
ний двор дров наколоть, возвращаюсь домой, а мальчика нет. От силы на
час отлучилась, и кажется, должна была бы видеть, как он вошел и вышел.
А не заметила. Только записка лежит от Юфьюса - на подушке, которую с
краю подкладывала, чтобы мальчик не скатился с кровати... и до того я
измучилась. Все ждала, а после рождества приехал Юфьюс и ничего мне не
объяснял. Сказал только, что мы переезжаем, и я подумала, он ребенка
вперед увез, а теперь за мной вернулся. И не говорит, куда мы едем,
только - что недалеко, а я с ума схожу, волнуюсь, как там без нас ребе-
нок, а он все равно не говорит, и я прямо думала, никогда не доедем. По-
том приехали, а мальчика нет, я ему: "Говори, что ты сделал с моим Джо.
Говори сейчас же", - а он посмотрел на меня, как той ночью на Милли
смотрел, когда она лежала и умирала, и говорит: "Это омерзение Господне,
и я орудие Его воли". А на другой день пропал, и я не знала, куда он де-
вался, а потом пришел еще перевод, и на другой месяц Юфьюс приехал домой
и сказал, что работает в Мемфисе. И я поняла, что он спрятал Джо гдето в
Мемфисе, и подумала - хорошо, хоть так, хоть он там за ним присмотрит,
раз уж я не могу. Знала, что надо ждать, покуда Юфьюс сам не пожелает
сказать мне, и каждый раз думала, что, может быть, в другой раз он
возьмет меня с собой в Мемфис. И ждала. Шила, костюмчики делала для Джо,
все, бывало, подготовлю к приезду Юфьюса, все, бывало, допытываюсь, го-
дятся ли они моему Джо и как он там, здоров ли, а Юфьюс ничего не гово-
рил. Сядет, бывало, с Библией и начнет читать, громко, - а слушаю-то я
одна, - громко читает, кричит прямо, будто думает, не верю я тому, что в
Библии сказано. Пять лет ничего мне не говорил, и я не знала даже, отво-
зит он мальчику, что я нашила, или нет. А спрашивать боялась, не хотела
его сердить, думаю, ладно, хоть он там, где Джо, раз уж меня нету. Пять
лет прошло, и вот является он раз домой и говорит: "Мы переезжаем", - и
я подумала, что теперь-то я его увижу; если был грех, думаю, мы сполна
за него расплатились, и я даже Юфьюса простила. Потому что думала, на
этот раз мы наконец-то едем в Мемфис. Только не в Мемфис мы поехали. В
Мотстаун. Через Мемфис проезжать пришлось, и уж как я его упрашивала.
Первый раз за все время просила. Просила - хоть на минуту, на секунду;
не потрогать, не поговорить - так просто. А Юфьюс не позволил. Мы даже
со станции не вышли. Сошли с поезда и семь часов другого поезда ждали,
со станции не выходя, и приехали в Мотстаун. А Юфьюс больше не поехал в
Мемфис на работу, и я немного погодя сказала: "Юфьюс", - он на меня пос-
мотрел, а я говорю: "Я пять лет ждала и никогда к тебе не приставала.
Можешь ты хоть раз сказать мне, жив он или нет?" А он сказал: "Нет его в
живых", - и я спросила: "Нет в живых на свете или только для меня? Пус-
кай, если только для меня. Скажи мне хоть это, ведь я пять лет к тебе не
приставала", - а он сказал: "Ни для тебя его нет в живых, ни для меня,
ни для Бога, ни для всего света Божия - нет в живых и никогда не будет".
из-за стола Хайтауэр. Байрон тоже неподвижен, голова его слегка опущена.
Они трое - как три береговых камня, обнаженных отливом, - они, но не
старик. Сейчас он слушал почти внимательно, со свойственной ему способ-
ностью мгновенно переходить от полного внимания, когда он все равно, ка-
жется, не слышит, к полуобморочному забытью, когда взгляд его, по-види-
мому, обращенный внутрь, стесняет человека так, будто он держит его ру-
кой. Вдруг он разражается кудахтающим смехом, бодрым, громким, безумным;
невероятно старый, невероятно грязный, он начинает говорить.
Господь сказал старому Доку Хайнсу, что делать, и старый Док Хайнс сде-
лал. Тогда Господь сказал старому Доку Хайнсу: "Теперь следи. Следи, как
исполняется Моя воля". И старый Док Хайнс следил и слышал из уст дети-
шек, божьих сирот, куда Он вложил Свои слова и разумение, когда они сами
разуметь не мог" ли, потому что безгрешные, даже девочки, греха и
скотства не познавши: "Нигер! Нигер! - из уст детишек невинных. "Что я
тебе говорил? - сказал Господь старому Доку Хайнсу. "А теперь я постано-
вил Мою волю на исполнение, и я ухожу. Нет тут больше такого греха, что-
бы Мне с ним возжаться, потому что, какое Мне дело до блудодейства по-
таскухина, ежели и оно для Моей цели служит", - а старый Док Хайнс спро-
сил: "Как это - и блудодейство потаскухино для Вашей цели служит? - а
Господь сказал: "Жди, увидишь. Ты думаешь, случайно я послал молодого
доктора, чтобы он нашел омерзение Мое, в одеяло завернутое, на крыльце в
ночь под рождество? Ты думаешь, случайно начальница была тогда в отлуч-
ке, чтоб молодые потаскухи могли назвать его Кристмасом, над сыном Моим
кощунствуя? И теперь я ухожу, потому что наладил Мою волю исполняться, а
тебя оставляю здесь доглядывать". И старый Док Хайнс, он ждал и догляды-
вал. Из котельни Господней доглядывал за ними детишками, и дьявольское
семя ходячее, незнаемое между них, землю сквернило, и слово то на нем
сбывалось. Потому что с другими детишками он больше не играл. Все сам по
себе - стоит тихонько, и тогда понял старый Док Хайнс, понял, что слуша-
ет он тайное предупреждение о Божьей каре, и сказал ему старый Док
Хайнс: "Почему ты не играешь с другими детишками, как раньше? - а он
молчит, и старый Док Хайнс сказал ему: "Потому что Нигером кличут?" - а
он молчит, и старый Док Хайнс сказал ему: "Ты думаешь, ты нигер, потому
что Бог лицо твое отметил? - а он сказал: "А Бог - тоже нигер? - и ста-
рый Док Хайнс сказал ему: "Он - Господь Бог сил гневных, воля Его сбу-
дется. Не твоя и не моя, потому что ты и я для Его цели и Его отмщения
служим". И он пошел прочь, а старый Док Хайнс глядел, как он внемлет и
слушает карающую волю Божью, и увидел старый Док Хайнс, как следит он за
Нигером, что по двору работал, и ходит за ним во время работы, покуда
нигер ему не сказал: "Ты чего за мной надзираешь, мальчик? - а он спро-
сил: "Как вышло, что ты нигер? - и нигер сказал: "Кто сказал тебе, что я
нигер, белая сопливая рвань? - а он говорит: "Я не нигер", - а нигер го-
ворит: "Ты еще хуже. Ты сам не знаешь, кто ты есть. И еще того больше -
никогда не узнаешь. Будешь жить, умрешь, и все равно не узнаешь", - а он
говорит: "Бог не нигер", - а нигер говорит: "Тебе лучше знать, кто такой
Бог, потому что один Бог знает, кто ты сам такой". Но Бог не сказал, Его
там не было, потому что Он наладил Свою волю исполняться, а доглядывать
оставил старого Дока Хайнса. С той самой первой ночи, когда Он в святую
годовщину Сына Своего наладил ее исполняться, Он поставил старого Дока
Хайнса доглядывать. Холодная ночь была, и старый Док Хайнс стоял в тем-
ноте как раз за углом, чтобы видеть крыльцо и выполнение воли Божией, и
видел, как этот доктор молодой пришел в разврате и блудодействе, и
встал, и нагнулся, и поднял омерзение Господне, и внес его в дом. А ста-
рый Док Хайнс, он шел за ним, он видел и слышал. Он видел, как они одея-
ло разворачивали - молодые потаскухи те, святую годовщину Господню оск-
вернявшие гоголь-моголем ромовым и водкой, пока начальницы не было. И
она, Иезавель докторская, была орудием Господним, она сказала: "Назовем
его Кристмасом", - и другая сказала: "Кристмас-а еще? Кристмас-а дальше
как? - и Бог велел старому Доку Хайнсу: "Скажи им", - и все они, сквер-
ной дыша, поглядели на старого Дока Хайнса и загалдели: "А-а, это дядя
Док. Посмотри, дядя Док, что нам Дед Мороз принес и положил на сту-
пеньки", - а дядя Док сказал: "Его зовут Джозеф", - и тогда перестали
смеяться, поглядели на старого Дока Хайнса, и Иезавель та сказала: "От-
куда вы знаете? - а старый Док Хайнс сказал: "Так сказал Господь", - и
тогда они обратно засмеялись и загалдели: "И в Писании так: Кристмас,
сын Джо. Джо, сын Джо. Джо Кристмас", - они сказали: "За Джо Кристмаса",
- и хотели заставить старого Дока Хайнса тоже выпить за омерзение Гос-
подне, но он ихнюю чашу оттолкнул. Ему надо было только ждать и догляды-
вать, и он ждал, и пришел срок Господень выйти злу из зла. Прибежала Ие-
завель докторская от ложа похоти своей, смердящая грехом и страхом. "Он
спрятался за кроватью", - говорит, и старый Док Хайнс сказал ей: "Сама
пользовалась этим мылом надушенным, искусительным - себе на погибель,
Господу во омерзение и поругание. Сама и наказание понесешь", а она ска-
зала:
бы его убедить", - и старый Док Хайнс сказал ей: "Нет Ему дела до блуда
твоего, а мне и подавно", - а она говорит: "Он донесет, и меня уволят. Я
буду опозорена". Воняя похотью и блудом, стояла перед старым Доком Хайн-
сом, и воля Божья исполнялась над ней, потому что осквернила дом, где
Бог приютил Своих сирот. "Ты - ничто, - сказал старый Док Хайнс. - Ты и
все потаскухи. Вы орудие гневной цели Божией, а без нее малая птица не
упадет на землю. Ты орудие Бога, все равно как Джо Кристмас и старый Док
Хайнс". И она пошла прочь, а старый Док Хайнс, он ждал и доглядывал, и в
скором времени она опять пришла, и лицо у ней было, как у лютого зверя
пустынного. "Я его пристроила", - говорит, а старый Док Хайнс сказал:
"Как пристроила? - потому что никакой новости старому Доку Хайнсу она не
принесла, потому что Господь не таил Своей цели от избранного Своего
орудия, и старый Док Хайнс сказал: "Ты послужила предреченной воле Божь-
ей. Теперь ступай с миром и пакости до Судного дня", - и лицо у ней было
как у лютого зверя пустынного, и засмеялась раскрашенной грязью поганой
над Господом. И пришли и забрали его. Старый Док Хайнс видел, как его
увезли в коляске, и пошел обратно ждать Бога, и Бог пришел и сказал ста-
рому Доку Хайнсу: "Теперь и ты ступай. Ты Мою работу исполнил. Нет здесь
больше зла, кроме бабьего зла, и не стоит оно того, чтобы избранное Мое
орудие за ним доглядывало". И старый Док Хайнс ушел, когда Господь велел
ему уйти. Но с Господом связь держал и сказал Ему ночью: "А ублюдок,
Господи? - и Господь сказал: "Он еще ходит по Моей земле", - и старый
Док Хайнс держал связь с Господом и сказал Ему ночью: "А ублюдок, Госпо-
ди?" - и Господь сказал: "Он еще ходит по Моей земле", - и старый Док
Хайнс держал связь с Господом, и однажды ночью он бился, и боролся, и
воззвал громко: "А ублюдок, Господи? Чувствую! Чувствую клыки и когти
зла!" - и Господь сказал: "Это - он ублюдок. Твои труды еще не кончены.
Он - скверна и мерзость на земле Моей".
Адамов Григорий
Конюшевский Владислав
Володихин Дмитрий
Круз Андрей
Соломатина Татьяна
Шилова Юлия