Кто это говорит?
немедленный ответ. - Не выдавайте меня ему, умоляю, кому угодно, только не
ему...
тем оратор. И аудитория вдруг слаженно откликнулась, грозным рыком:
человечество."
кровь наших героев и отворачиваются от слез израилевых праведников. Все ли
герои здесь? Зигфрид?
сумасшедшие.
аудитория. "Оттон Первый!" "Здесь!" "Хорст Вессель!" "Здесь!.."
получили, и думают, что теперь чернее свастики.
вспомнил. Аненэрбе! [Аненэрбе - наследие предков, - (нем.)] Тот самый
таинственный институт! Вот, значит, куда его занесло - в один из
законспирированных филиалов, - вот, значит, кому в действительности
принадлежит замок... Он ободряюще похлопал шарфюрера по спине:
все-таки. Повысят, потом и тебя примут, наберись терпения.
такую родословную не могу представить.
Вестфальский мир, конец Тридцатилетней войны... А кого они теперь
вспоминают?
исправно отвечала: "Здесь, здесь, здесь..."
с нами.
- Клянемся быть достойными славной памяти предков!
с возвышения.
сделаете после того, как мы дойдем до тюрьмы?
твои зубы на весь зал слышны.
другой "священник", отличающийся тем, что на голове его громоздился
рогатый рыцарский шлем, скрывающий лицо, а на рукаве - выделялся шеврон с
несколько необычным рисунком. На шевроне был рунический знак, похожий на
букву "А", повернутую набок.
он.
нового оратора появилась ваза, точнее, чаша. Впрочем, больше речей не
было, все дальнейшее происходило без единого слова.
подходят и выдавливают в нее из ран по нескольку капель крови...
археологической души. - Который в шлеме - это Урбах?
руководитель, просто член партии, имеет право не участвовать в праздниках.
привлечь внимание или, например, промолчать, спасая служебные тайны от
посторонних посягательств. До сих пор он выполнял любой каприз
захватившего его в плен незнакомца. Однако сейчас послушание оставило его.
Заукер сжался, сморщился, словно бы ссохся, открыл и закрыл рот, затем
робким шажком отодвинулся назад к лестнице.
думаешь, - притянул труса к себе и взял его стальными пальцами за
подбородок.
Голова...
тоже не знают, и этот, из РСХА, тем более...
обходил строй будущих солдат Памяти и рисовал на лбу каждого кровавую
свастику - при помощи маленькой кисточки, смоченной в чаше. Стажеры в
ответ пригубляли чашу, пробовали на вкус собранную там жидкость, в
результате чего губы у всех присутствующих сделались жуткими, ирреальными,
бесформенно красными. После такого причастия логичным выглядел финальный
жест жреца - он клал свой кинжал на язык каждого из стажеров. Кинжал
вместо облатки - красиво придумано...
Обнаружив бочонок с пивом, обрадовались, загорланили, дружно обступили
неожиданную находку. Индиана так и не успел придумать, куда здесь можно
спрятаться, он остался, готовясь принять последний бой, однако никому не
было решительно никакого дела до скромно стоящих поодаль младших товарищей
по партии. Возможно, их просто не заметили, приняв за незначительную
деталь интерьера. Что ж, все правильно: раса хозяев естественным образом
разделяется на своих хозяев, разговаривающих с богами, и своих рабов,
недостойных и секунды внимания. Так было, есть и будет. Очень удобно быть
ничтожеством, - Индиана этого не подумал, надвинув пилотку до бровей, но
ощутил в полной мере. Особенно когда мимо проследовала пара нацистских
жрецов. Хорхер и его загадочный шеф удалились, не обратив высочайшего
внимания не только на жмущихся возле стены солдата с
фельдфебелем-шарфюрером, но и на собственных же "посвященных". Они
приглушенно беседовали.
И еще раз: "...Искендерон..." - от этого слова злое напряжение пошло в
суставы и жилы.
допросили, применив изощренные готические пытки?
не увидел его лица, зато разглядел на отвороте красно-черного плаща
зловещий значок со стилизованным черепом.
дурачась, окунали в благословенный напиток оскаленные хохочущие пасти.
Кровавый узор на лицах сменился аппетитной липкой пеной. Невероятно
вовремя здесь оказалось пиво, фантастически вовремя. И пусть никто не
отдавал приказа: в такой день можно забыть о формальностях. Рабы из
обслуги на то и существуют, чтобы угадать невысказанные желания хозяев.
Прихватив бочонок, новоиспеченные рыцари ушли вслед за вождями, оставив
только двух скучающих охранников возле надгробия.
улыбаясь, не отпуская от себя проводника Заукера, он спокойно приблизился
к охранникам и выключил их в два движения. Затем добил лежащих их же
кинжалами. Бесконечный стресс, в котором пребывал шарфюрер, вновь сменился
паникой, тоскливым причитанием: "...не меня, умоляю, только не меня...", и
доктор Джонс сказал ему: "Заткнись, ублюдок".
поднимались по лестнице на следующий ярус, Джонс бормотал: "Значит,
говоришь, дружеская попойка будет? Как обязательное завершение ритуала?
Как неотъемлемая часть рыцарского празднества? Ох, язычники, настоящие
язычники..." Затем он спросил перепуганного проводника: "У вас что, все
праздники такие?" - "Сегодня праздник не крупный, - ответил тот,
преодолевая пережитый минуту назад ужас. - Вот в конце декабря был День
зимнего солнцестояния. Видели бы вы, что тут делалось. Жгли во дворе
костры, голыми по снегу бегали, шлюх из Вены навезли." - "День
солнцестояния? - в который раз поразился рациональный археолог. - Что за
игры в архаику! Я всегда считал, что СС - это всего лишь "охранные
отряды", жестокие, но очень современные." - "Я не жестокий, нет, вы не