сторону леса.
спущусь к морю". Команда "Синего тюленя" жила по-прежнему на берегу, в
палатках. Мошкары на открытом месте меньше, да и привольнее - не все на
глазах у начальства.
труднее, а реки все нет. Да и туман не думал редеть; взошло солнце, а стало
лишь чуть светлее. "Наверно, я из-за этой росомахи круто в сторону взял", -
подумал буфетчик. Он остановился, прислушался. Кругом тишина, ничего не
видно. Старик нерешительно повернул, как ему казалось, в сторону моря. Но в
тумане направления обманчивы. Будь Евграф Спиридонович лесным жителем или
охотником, он нашел бы дорогу, ориентируясь по многочисленным приметам. Но
он всю жизнь провел на пароходах, копаясь в посуде или в судовом белье. А
попробуй пойми что-нибудь в тайге... Ноги старика подгибались от усталости и
страха заблудиться. То вдруг ему казалось, что из тумана вылезает крылатое
чудище... Только рядом различишь: оказывается, это огромный корень,
вывороченный вместе с пластом земли... Евграф Спиридонович особенно боялся
диких кабанов, о которых много наслышался.
есть свой клочок". Буфетчик еще раз остановился, решая, куда держать дальше.
Почувствовав зуд, он с омерзением вытащил вцепившегося в шею клеща.
стволов ему почудился иной свет. Пожалуй, это костер, расплывшийся в тумане
мутным оранжевым пятном.
жарилось несколько лососевых половинок без костей. Вокруг расположились
орочи. Лица у всех олив-ково-бронзовые, скуластые. Узкие, чуть скошенные
глаза. Трое курили трубки с длинными чубуками. Сидели молча, как и подобает
мужчинам. Появление Евграфа Спиридоновича не вызвало среди них никакого
движения.
здравствовать.
были узкие штаны с кожаными наколенниками, русская рубаха и войлочная шляпа
с короткими полями.
вспыхнул жарче. Сиреневый дым, смешиваясь с туманом, медленно поднимался к
небу.
мертвое тело, завернутое в цветные тряпки. Голова обложена сухим мхом.
Взглянув в лицо покойника, Евграф Спиридонович признал того старика, что
приходил к ним в избушку выпить чаю... Только сейчас лицо его было строже -
как маска. Припухшие коричневые веки закрыты.
хороший люди... Русский поп крестил. Николай называй... Царь медаль подари.
- Она лежала теперь на груди покойного.
украшенный бусами.
держа револьвер, - пуля сюда попади. - Он показал, куда попала пуля. - Один
русский люди, - продолжал Бизанка, - говори офицер: "Плохо, плохо твоя
делай, зачем старика стреляй?" Офицер худой люди, что хочу делай, два люди
убивай. Плохо, шибко плохо.
тоже недовольны офицером-поручиком. Федю, юношу нашего, хочет убить. Я вот
бегу к своим, упредить, да заблудил в лесу...
пароход... муку, сахар, табак мне подари, соболя не проси, - неожиданно для
буфетчика сказал Бизанка и улыбнулся удивительно светло.
выбил пепел из трубки и произнес:
большим деревом с вырезанным на стволе человеческим лицом. Черты его были
грубы, примитивны. У подножия дерева-статуи лежали приношения: кусочки
сахару, несколько разноцветных бус, кучки табака и лоскутки соболиного меха.
На ветвях белели медвежьи черепа. За деревом - балаган, по-видимому
сколоченный наспех; у его дверей сидел привязанный за ногу веревкой филин.
Он смотрел желтыми круглыми глазами на буфетчика и тоже был неподвижен. Чуть
подальше виднелся второй балаган, возле которого хлопотали скуластые
черноволосые женщины с серьгами в ушах.
рыбы, жарившейся на вертеле, показался сок. Он капал на огонь, вспыхивал и
шипел.
чавыча была очень сочна и понравилась Евграфу Спиридоновичу. Потом опять
долго сидели молча, и буфетчик стал терять терпение.
Бизанка позвал и Евграфа Спиридоновича.
Бизанка. - Твоя мешай нету.
почти мальчик, снял с гвоздя кожаный пояс с побрякушками и надел на Бизанку.
Подал ему колотушку и бубен, надел на голову венец из тальниковой стружки.
дым столбом поднялся кверху и заполнил балаган. Старый ороч нагнулся к самой
жаровне, несколько раз вдохнул дым. Поднял седую голову, встрепенулся,
скрипнул зубами и затянул унылую, однотонную песню. Потом он подпрыгнул,
затряс побрякушками на поясе. Движения становились все быстрее. Бизанка
падал на колени, вздымал руки, кричал, ругался. Голос его стал резче,
тверже. Теперь он вел разговор с духом Севона, как равный с равным.
видеть камлания.
Бизанка, с перекошенным судорогой лицом, переломил палку, один конец которой
был копьем, а на другом вырезана человеческая голова. Сломать палку-жезл
означало объявить войну.
Севона, должно быть, дал ему свои указания.
быстро стали куда-то собираться.
Спиридоновичу. - Моя сынка тебе дорога покажи. - Он кивнул на
мальчика-подростка.
обрывист. Огромные валуны громоздились до самого леса. Там было тихо. Но
Федя неплохо подготовился к обороне. Прежде всего он сбил верхние крепления
трапа и сбросил его на камни. Солдатам забраться на пароход трудно: попробуй
влезть на отвесную стену в три сажени высотой. А зайти со стороны моря они
не догадаются. Тряпками из капитанской наволочки Великанов снял лишнее масло
с десятка винтовок, протер шомполом стволы и вскрыл два ящика патронов.
овладеть. "У солдат только винтовки и один пулемет, - прикидывал он. - Не
очень-то продырявишь пулей корабельный корпус или надстройки". В железной
стенке он нашел несколько дыр, через которые превосходно стрелять, высунув
винтовочный ствол. По-прежнему было неудобно без обуви и брюк. Правда, ноги
он обернул мешковиной, отыскавшейся в подполье, и обвязал веревкой.
деревянная или каменная, а железная и, во-вторых, полуморская, стоит и на
берегу, и в воде.
так с комфортом. Весело горела печь, Федя варил кофе капитана Гроссе и пил
его из надбитой Та-нинон чашки. Кофе казался особенно вкусным. Он
прихлебывал бодрящий напиток, вспоминал Таню, но не забывал и поглядывать в
иллюминатор на берег.
виднелись два маленьких человечка; на отцовской бритве были точно такие же.
Фабричная марка. Вертя в руках бритву. Великанов задумался и вдруг
улыбнулся. Он заглянул в зеркальце Оскара Казимировича, увидел большие серые
глаза, потом нос. Под носом и подбородком золотились частые волосики. Юноша
потрогал шелковистый ворс. "А что, если попробовать?" - спросил он себя.
Недолго раздумывая, согрел воды, намылился и стал скоблить лицо. Бритва была
острая, однако Федя немало помучился, два раза порезался, пока научился
правильно держать новое для него орудие.