ужина. Гости переговаривались за аперитивом, прежде чем пройти к столу.
Все изумленно воззрились на меня.
берег рыбу. Его жена, как всегда, выглядела безмятежной. На удлиненном
лице Диаса застыло ехидное выражение. Гарсиа больше чем когда-либо
напоминал школьного учителя. Он щурился за стеклами своих очков и
улыбался, приветствуя меня. Еще в комнате находились женщина, которая
могла быть женой Диаса, и несколько слуг.
приборы: для Вадоса, его жены, для Гарсиа, Диаса и незнакомой мне женщины.
Я почувствовал, как холод сдавил мне сердце.
чтобы заговорить со мной, я произнес самую весомую в своей жизни фразу:
женщина ахнули в унисон. Вадос внешне уже владел собой, только на лбу у
него выступили капли пота. Голос его был тверд, когда он спросил:
необычное спокойствие.
восемь часов - подходящее время для ужина. Сейчас... - я бросил взгляд на
часы, - без четырех минут восемь. Однако в отличие от охраны вы уже
перестали меня ждать.
приборы. Но я смотрел не на него, а на Диаса. На его крупном, будто
высеченном из камня, лице было написано разочарование.
вам времени ужина, - то я приношу свои извинения. Что касается остального,
то не следует делать из мухи слона. Полиция известила нас, что сегодня вас
не могли найти, что вы исчезли из отеля. Был даже анонимный звонок о вашей
пропаже. И никто не доложил, что вы появились вновь.
резко. - Я скажу вам о городе, в отцах которого вы ходите. Вы пытались
распоряжаться им так, как распоряжаются фигурами на шахматной доске. Вы
низвели граждан до статуса пешек и пытались направлять их действия и даже
мысли, словно они были кусками резного дерева. Вы пытались сделать это и
со мной, и тут вы совершили свою самую большую и, надеюсь, последнюю
ошибку. Я пришел сюда не за тем, чтобы наслаждаться трапезой с вами. Я
пришел сказать вам, что человек не пешка, и если вы пытаетесь превратить
человека в пешку, то должны ожидать, что рано или поздно он повернется и
плюнет вам в лицо.
корнями дерево, - схватился за сердце, колени его подогнулись, глаза
закатились, и он рухнул на пол без сознания.
убраться из Сьюдад-де-Вадоса. Поступи я так, я никогда бы, наверное, не
узнал, что сделали с Вадосом мои случайно выбранные слова.
дивану. Тишину нарушали лишь шарканье ног и тяжелое дыхание.
будто тяжелое бремя сняли с его плеч.
отрываясь смотрел на президента.
узнает кто-нибудь из них, то всему придет конец. Алехандро говорил нам
это, разве не так, Эстебан?
лице.
какая-нибудь пешка, вы конь.
32
к происшедшему. Но от меня явно ждали ответа. Пауза, в течение которой я
старался постичь смысл сказанного Вадосом, затянулась... Я глупо
пробормотал:
поднимаясь на ноги.
новый спазм, заставивший гиганта схватиться за спинку кресла, чтобы не
упасть.
не знал!
констатировал Вадос. - Мне уже все равно, Эстебан. Ты говоришь, что он не
знал, а я говорю, он знал - знал достаточно, чтобы разрушить то, что мы
сделали. В последние дни бремя забот оказалось тяжелее, нежели можно
вынести. Я уверял себя вначале, что так будет лучше, лучше, чем позволить
разрушить в огне гражданской войны мой прекрасный город. Те, кто погиб
из-за нас, умерли, ничего не зная и не имея выбора. Те же, кто погибнут на
войне, по крайней мере будут знать, за что они отдают жизнь.
тревожить тебя, или Пабло Гарсиа, или вас, мадам, - добавил он с
полупоклоном в сторону второй дамы. - Я хотел бы, чтобы вы приступили к
ужину. Хаим! - рявкнул он одному из слуг. - Отведите сеньора Диаса в
другую комнату и дайте ему отдохнуть. Принесите ему лекарства и бренди,
позвоните доктору Руису, если приступ возобновится. А вы, сеньор Хаклют...
Я очень хотел бы, чтобы вы пошли со мной.
передумал, расстегнул ворот рубашки и сжал в руке маленький золотой
крестик, висевший у него на груди.
комнаты. Я последовал за ним, все еще не понимая до конца смысла
происшедшего, но начиная подозревать. Подозрение было сродни кошмару.
открыл замки и включил свет.
столики, правда, здесь было много книжных шкафов. В одном из них скрывался
большой сейф. Тяжело дыша, Вадос повернул номерной замок.
оружие.
которой были расставлены фигуры.
схватил ее и с силой швырнул о стену. Фигуры разлетелись по всей комнате.
дрожащей рукой по лбу.
моего спасения. Я нес непосильное бремя. Я покушался на власть бога. Вот!
Смотрите! Вы все поймете.
- что Вадос сумасшедший.
понять, достаточно несколько папок.
в руки. Она была набита бумагами. Я прочел на наклейке: "Фелипе Мендоса";
ниже от руки добавлены были две надписи: первая - "Черный королевский
слон" и вторая - "Взят".
значилось мое имя. Ее содержание было разделено на две части. Одна
представляла собой толстую пачку исписанных от руки страниц, которые
трудно было читать. Там было много сокращений, а почерк был неразборчивым
и неровным. Другую часть составляло мое досье. Оно включало фотокопии
письма, которое я послал, когда сделал заявку на работу в
Сьюдад-де-Вадосе, анкеты, которые я заполнил в то же время, письма о
назначении и подписанный со мною договор. Я знал о существовании этих
документов, и они меня не удивили.
моим приездом сюда. Кто-то не поленился съездить в Нью-Йорк и встретиться
с моим последним работодателем. Кто-то взял интервью у полудюжины моих