в кисет.
заполненных убористым шрифтом портативной пишущей машинки. А какой страшной
силы взрывной заряд таят они! Часть, конечно, попадет в руки врагов. Ну и
что же? И из врагов не все знают, что случилось под Сталинградом. В печати
оккупантов пока только намеки и недомолвки. Ну, а те, что минуют вражеские
руки, те сделают свое дело. Пойдут цепочкой, от одного к другому, из дома в
дом, из квартала в квартал, обойдут весь город, попадут в деревню. Сколько
раздумий, светлых надежд, слез радости, доверительных бесед, откровений
вызовет эта короткая правда! Вести с фронта поднимут опущенные головы,
выпрямят согнутые спины, изменят походку людей, вольют уверенность в их
сердца, зажгут огонь надежды в глазах!
за гитлеровцами, не закладывает мин, не совершает поджогов. У нее свое дело.
Она несет людям правду, ту правду, ради которой надо жить, бороться,
побеждать.
писчебумажных магазинах. И то и другое надо было найти. И ребята Челнока
находили. Глухими ночами, при свете коптилки, в холодном подвале стучали
чьи-то замерзшие пальцы по клавишам старенькой, разболтанной машинки. На это
нужно не только терпение, но и мужество. Однако напечатать листовки -
полдела. Надо их распространить. А за обнаруженную листовку, как и за
оружие, - расстрел. За все расстрел.
справляется. И ребята его молодцы! Хотя что значит "ребята"? Это же
неправильно. В группе Челнока, кроме него самого, нет ни одного мужчины.
Одни женщины. Именно женщины. Самой молодой из них сорок два года, а самой
старшей - самой проворной и бесстрашной - шестьдесят четыре. Это она,
старуха, изловчилась под носом эсэсовцев забросить несколько листовок за
колючую проволоку пересыльного лагеря. А всего в группе Челнока четырнадцать
женщин. И каждая из них с достоинством называет себя пропагандисткой...
за столом.
накануне.
хозяин.
хотя дороги наши расходились в следующем квартале.
Энска.
разъезженные дороги. Распутица улеглась. По реке пошло "сало". Окоченевшие
деревья жалко съежились. На обочинах и под заборами белела высохшая и
поседевшая от мороза трава. По небу вяло текли облака. Пахло зимой.
сожаление Трофим Герасимович. - Сейчас бы снегу по пояс. Запели бы они, как
в сорок первом.
прихваченные морозом.
ее, а за пятнадцать минут до пяти остановился возле одного из домов на
тихой, обсаженной деревьями Минской улице. Дом имел вполне серьезный,
немного скучноватый вид. Старой кладки из темно-красного кирпича, под
расшивку, на высоком фундаменте, с четырьмя окнами и ставнями и скромным
парадным входом посередине, он напоминал всем своим обликом далекие,
дореволюционные годы. На бронзовой, до блеска начищенной дощечке,
привинченной к тяжелым резным дверям, значилось:
курносая девушка в идеально чистом белом халате.
единственная клиентка, довольно пожилая женщина с испитым размалеванным
лицом и большими нагловатыми глазами. Нетрудно было сообразить, что доктор
занят и она ждет своей очереди.
Старое, местами проржавевшее зеркало, более пригодное для комнаты смеха, чем
для приемной врача, не давало никакой возможности сделать правильный вывод о
своей внешности. В светлых, самой разнообразной формы пятнах приходилось
ловить то ухо, то глаз, то подбородок.
перелистывать немецкий иллюстрированный журнал. И теперь я ощущал на себе
все тот же любопытно-изучающий взгляд.
отбили пять ударов. Каждый удар звучал по-разному.
смерть мужчина средних лет. Женщина с нагловатыми глазами шмыгнула в
приоткрытую дверь.
проводила на улицу. Потом она подошла ко мне и молча подала маленький темный
флакончик с этикеткой. Точно такой же флакончик отдал ей я. Девушка кивнула
и скрылась в боковой двери.
оправдывал так своей клички, как она. Рост ее - сто сорок сантиметров. Ни
больше ни меньше. Щупленькая, узкоплечая, с лицом, усыпанным веснушками, она
не была ни интересной, ни привлекательной. Светлые, широко поставленные
глаза чуть-чуть косили. Она обладала высшим для радистки достоинством -
даром молчания. Неулыбчивая, неразговорчивая, она без надобности никогда не
вступала в разговор. Люди, умеющие молчать, обычно настораживают и
отпугивают. К Жене это не относилось. Ее молчание вызывало любопытство, и с
ней легко заговаривали.
1925 году в семье шофера. Отец и брат на фронте. Мать живет в эвакуации в
Муроме. Женя в начале войны бросила школу и с трудом попала на курсы
радистов. Уже была в тылу врага и имеет медаль "За отвагу". И все. А теперь
живет у доктора Франкенберга. О том, как это произошло, стоит рассказать.
вместе с женой по нашей просьбе. Под кличкой Аристократ он стал участником
разведгруппы.
Почти месяц Карл Фридрихович прожил один. Он сам готовил себе, убирал три
большие комнаты, мыл полы, ходил по воду. Ему было тяжело. Тогда-то и
появился курьер Решетова и сообщил, что в Минске нас ожидает Женя.
нашей тройки не сомневался. Доктор прошел испытательный срок и блестяще
оправдал наши надежды. Не сомневались мы и в том, что дом одинокого доктора
является для радистки прекрасным укрытием. И тогда родилась идея водворить
Женю к Аристократу, легализовать ее. Но для этого требовались документы.
заверить меня, что все обойдется как нельзя лучше. Разве он не соплеменник
всех этих обер-лейтенантов, гауптманов, шарфюреров и прочих фюреров? Разве
не течет в его жилах такая же, как и у них, арийская кровь? А это не
тяп-ляп... А то, что он и его отец родились не в Германии, а в России,
ровным счетом ничего не значит. Немец, где бы он ни родился я жил, не
перестает быть немцем. Так сказал сам фюрер. Он больше сказал: десятки тысяч
немцев, разбросанных по всему свету, - это его опора и потенциальная сила.
Были и другие положительные факторы. Кто, как не бургомистр города господин
Купейкин, разрешил ему, доктору, частную практику? Кто, как не комендант
города, уговорил его, Карла Фридриховича, работать в немецком офицерском
госпитале? Кто, как не комендант, освободил его дом от постоев? Кто,
наконец, как не тот же комендант, выразил письменное персональное
соболезнование в связи с кончиной супруги доктора?
грозные очи самого коменданта города майора Гильдмайстера и слезно излил
перед ним свою душу. Излил - и нашел отклик в сердобольной душе майора. Карл
Фридрихович получил пропуск для проезда по железной дороге в Минск и