фронтовой, день за три. Значит, больше века длится жизнь.
могут быть знамением: мудрость дает защиту, как дают защиту деньги, но
мудрость лучше любых денег, ибо может спасти жизнь...
почему-то не в Звездном городке и не на мысе Канаверал, штат Флорида, а в
зажиточном, купеческого вида особнячке в Козицком переулке. Естественно,
чтобы мировая закулиса не ляпнула эти бесценные знания и не присвоила
корыстно себе достижения этих таинственных астроанальных наук, охранял их на
входе в особнячок здоровенный свиноморд в рейнджерской амуниции.
представился я.
носу в рот.
гасконский армянин Дертаньянц. Давай шевелись - она ждет, а я опаздываю...
мозгов, потом он махнул рукой, труд этот явно был страшно громаден,
совершенно не по плечу одному. Он позвонил и кому-то сказал:
армянин... - Повернулся ко мне и для надежности переспросил: - Как фамилия?
толстыми лапами тупого лентяя другому охраннику, маячившему в глубине холла,
распорядились наверху категорически.
солдату удачи. - К президенту его!
усердия. Даже странно - почему они мне так противны? Почему я испытываю к
этим караульным животным такое злобное отвращение? Может быть, это волчий
рефлекс на сторожевого пса? Как говорил вор Лодыга: овчарка - это вонючий
мент в лохматом тулупе...
Ма-аленький такой, субтильный генеральчик - с херову душу полководец, с
гривой развевающихся черных волос. С красными лампасами на портках, в
золотых трехзвездных эполетах, под звон и дребезг каких-то самодельных
медалей - Джина Бадаян, великая экстрасенска, предсказательница счастья,
прорицательница побед, ясно видящая, как заработать,
хиромант-хиропрактик-херотеоретик, президент всякой нежити, академик любой
небывальщины, предводитель проходимцев всех стран, кумир мира идиотов, а
теперь, оказывается, еще и генерал-полковник.
оголтелая!.. - крикнул я, принимая ее в объятия.
давеча вознес меня Карабас. А она целовала меня в обе щеки, гладила по
голове, как маленького, приговаривала, захлебываясь словами:
брат мой Дертаньянц! Как ты жив?..
меня разжаловали из капитана мушкетеров...
его, и силы нижнего черного мира поглотят...
не пролезают! Ты генерал понарошечный, а он демон настоящий...
всамделишный! Генерал-полковник медицинской службы...
но не настолько же, - усомнился я.
звезд насовали?
министром обороны! Или в МВД! Ты бы там такого шороху навела - вся страна бы
зачесалась! Чеченцы завтра же самораспустились - столицу свою из Грозного
переименовали бы в город Жалобный...
смотри - чакры порву! В астрал вышвырну, к чертовой матери!
умного, верного, добропамятного дружочка Джин-Джину, которого я выпустил из
бутылки давным-давно.
кучковаться с разного рода недостоверными людьми, проходимцами, маргиналами,
мистификаторами и самозванцами. Я в них ощущаю родную душу, я опознаю их
мгновенно, как Буратино признал родными кукол в театре
плебейская потребность предводительствовать стаей оборванцев и импосторов".
Я не знал, что импосторы - это и есть самозванцы, и очень обижался, и
отвечал ему очень находчиво и тоже по-заграничному: "А ты сам жлоб, сноб и
понтовила".
что никого, кроме этих прекрасных импосторов, у меня и не осталось.
тютюшкали. И все-таки невезуха подкараулила - на слаломном спуске вышиб диск
в позвоночнике. Вообще-то я любую боль терплю - с детства мне доходчиво
объяснили, что боль - это спасительный рефлекс организма, и закрепляли во
мне этот полезный рефлекс долго, основательно и разнообразно.
боль согласится терпеть меня самого. От любого ничтожного движения меня
пронзал - от затылка до копчика - чудовищной силы электрический удар, и я
впервые по-настоящему посочувствовал нашим несчастным шпионам супругам
Розенберг, сожженным на электрическом стуле в тюрьме Синг-Синг. Но они-то
хоть атомную бомбу сперли, а мне за что?
черт их знает, кого там только не было! Шухер стоял невероятный - нависла
реальная угроза потерять чемпиона страны, нашу светлую олимпийскую надежду.
Меня бесперечь катали, как дерьмо на тачке, по кабинетам - на рентгены,
просвечивания и осмотры, мне делали по пять уколов промедола, загнали
инфекцию и вырастили флегмону в арбуз величиной - и все это вместе помогало
мне, как мертвому банки. От наркотиков я был все время под балдой, но не в
кайфе.
как нимбами, многозначительно перешептывались, вздыхали и объявили в конце
концов утешительный диагноз - операция на позвоночнике неотвратима. Надежда,
что со временем смогу двигаться на костылях, не исключалась. Консилиум -
одно слово! Спасибо, эскулапы дорогие, йог вашу мать!
все равно: режьте, вправляйте, рвите на части - только пусть уймется в жопе
это ГОЭЛРО проклятое!
задремал. Потом услышал шорох, приоткрыл глаз и увидел около своей страшной
ортопедической кровати тощую патлатую девку, которая вежливо сказала:
я не шевелился и молчал, как партизан в гестапо.
смотрел на нее, как из засады высунув голову из-под одеяла. И сестричка
палатная, зараза, провалилась куда-то! Шевельнуться не могу - эта
ненормальная чего хошь теперь может вытворять со мной.
спокойно объясняла придурочная шабашовка. - Дотрагиваться до вас я не буду,
напрасно ежитесь, я работаю бесконтактно... Сейчас вы ощутите в спине тепло
от моих рук... Боль незаметно легко уйдет...
просто закрыл глаза от страха.
бормотала, тихонько сопела - по-моему, моей полоумной целительнице не мешало
самой подлечить аденоиды. Потом она положила мне ладони на хребтину, еле-еле
касаясь спины, - я начал авансом подвывать от ужаса предстоящей боли.
прорыв чакры между седьмым и восьмым позвонком... Сейчас я вам помогу...
меня, вправила выскочивший диск. Костяной треск, мгновенная мгла от
невероятной вопящей боли, глухота, мой животный рев и пещерный порыв - как у
Сертаков Виталий
Максимов Альберт
Шилова Юлия
Майер Стефани
Посняков Андрей
Орловский Гай Юлий