заявила о себе в полную силу. Глеб запрокинул голову и стиснул зубы,
подумав, что Тараканов старался зря: добраться до своих в таком состоянии
ему все равно не удастся.
амазонка, сидела на корточках с автоматом на изготовку и во все глаза
смотрела по сторонам, держа палец на спусковом крючке. Ее светлые волосы
окончательно превратились в грязную паклю, лицо было разрисовано
замысловатыми разводами перемешанной с потом, а может быть, и со слезами
копоти.
срезал?
обломок доски, который он, вероятно, намеревался приспособить в качестве
шины. - Тебе, конечно, не до того было, но я их, козлов, человек десять
положил. Они, собаки, так и не поняли, что их с тыла кто-то мочит.
героя-одинонки. Только, понимаешь, намылишься в герои, как обязательно
придет какой-нибудь рыжий и все испортит...
поберечь, командир.
- Тут орать во всю глотку хочется, а всякие рыжие разгильдяи тебе рот
затыкают.
за камешком, смотрю, как наши орлы тебя с кирпичами перемешивают, а тут мне
сзади кто-то и говорит: руки, говорит, вверх, а автомат, наоборот, на
землю... И как он, змеюка, меня обошел?
таких, как ты, десятка три надо, и то еще вопрос... Значит, ушел наш майор.
Жалко.
успел. Напрасно старушка ждет сына домой.
сержанта.
переплете. - Документик я у него на всякий случай забрал. Вдруг, думаю,
пригодится? На нем же не написано, как он, бедолага, помер.
что ты с ним справился.
святому Петру обращусь: так, мол, и так, борода, пусти в царствие небесное,
а не хочешь, так и хрен с тобой. Пойду вниз, к ребятам, там веселее...
прямо по плеши, ей-богу, как снайпер. Ну с первого-то раза камера не
разбилась, японцы ее на совесть сработали, прямо как наши. А с третьего -
да, не выдержала. Прямо вдребезги. Стеклышки в одну сторону, корпус в
другую, а девица наша, натурально, в третью - блевать... Я за майора, а он
уже и не дышит. Только тогда и разобрался, что майор. Интересно, чего мне
теперь за него будет?
что наповал. Он мне живьем нужен был.
полегче. Потерпи маленько, сейчас шину наложим.
нога взорвалась такой вспышкой боли, что Слепой в ту же секунду потерял
сознание.
кабины, хрипло орал пилот, сообщая на базу, что с земли по нему ведут огонь,
рядом, замерев в напряженной позе, сидел, глядя в окно, бледный Тараканов, а
с другой стороны в предплечье Глеба вцепилась Марина. Глеб заметил в ее
неестественно синих глазах подозрительный блеск, собрался с силами и
заговорщицки подмигнул, сразу же отключившись снова и не успев даже
спросить, откуда взялся вертолет.
Разумеется, просьба никому, кроме сослуживцев, не известного генерал-майора
ФСБ вряд ли могла вслед за звеном истребителей-бомбардировщиков поднять в
воздух три боевых вертолета и отправить их в опасный рейд через набитые
стреляющим железом горы, чтобы проверить, не уцелел ли случайно кто-нибудь
там, где не должен был уцелеть никто. Глеб подозревал, что просьба Малахова
была основательно подкреплена поступившим с самого верха приказом, но это
уже были домыслы, которые генерал не стал ни подтверждать, ни опровергать.
затянулся сигаретой и подумал, что в целом жизнь - очень уравновешенная
система, в которой все обладает огромной инерцией и в конце концов рано или
поздно становится на свои места. Рыжий Тараканов незаметно растворился
где-то в горах, вернувшись в свою часть. Насколько было известно Глебу,
сержанта действительно представили к награде. Марина Шнайдер покинула Россию
так быстро, что это очень напоминало принудительную высылку, хотя Малахов
клялся и божился, что ни о какой высылке не было и речи. Она уехала, увозя с
собой ничем не подкрепленные воспоминания и видеокассету, с которой во время
их последней совместной ночевки Глеб украдкой стер запись. Сенсационного
репортажа у нее так и не получилось, но, когда Глеб видел Марину в последний
раз, та, похоже, была вполне довольна тем, что вообще осталась жива. Судья и
лысый майор погибли, удостоверение майора Глеб отдал лично в руки Малахову,
который, раскрыв корочки и пробежав глазами по строчкам, скорчил зверскую
гримасу и плотоядно ухмыльнулся. Теперь можно было расслабленно валяться на
кровати, курить в кулак, почитывать газеты и героически сражаться с
неиссякаемым запасом всевозможных фруктов, йогуртов и домашних пирожков,
которыми его снабжала не только Ирина, но и Малахов, всегда приносивший
огромные авоськи, упакованные его хозяйственной супругой. Госпожа генеральша
немного знала Глеба и очень хорошо к нему относилась, так что известие о
том, что ее любимец попал в автомобильную аварию, должным образом
поднесенное ей генералом, вызвало в ней мощный всплеск кулинарного
энтузиазма. Прикроватная тумбочка в палате Глеба была забита медленно
черствеющими плодами этого энтузиазма. Он не жаловался на аппетит, но
потреблять такое количество пищи был просто не в состоянии.
мелькнул белый докторский колпак, а за ним еще один. Глеб поспешно затолкал
окурок в кулек, а сам кулек сдавил в кулаке, чувствуя, как раскаленный
уголек жжет ладонь сквозь бумагу перед тем, как погаснуть. Он помахал
ладонью перед лицом, чтобы немного разогнать дым, но это было бесполезно:
подполковник медицинской службы Курлович, едва переступив порог бокса, сразу
же чутко повел длинным носом и принял охотничью стойку. Стоявшая за его
спиной улыбчивая медсестра Аллочка, мгновенно уловив перемену в настроении
начальства, сделала строгое лицо, поджав губки и попытавшись сдвинуть к
переносице выщипанные в ниточку брови. Впрочем, подполковник Курлович,
давным-давно ставший для Глеба просто Иваном Ивановичем, не стал поднимать
шум.
кондиционером, душ, собственный санузел, обслуживание, фрукты, пирсуки, а
теперь вот еще и сигареты... Ей-богу, неплохо! Можно только позавидовать. В
самом деле, чего вы там не видели?
кулек под матрас. Он знал - где, но решил немного подыграть доктору.
рассеянно ответил подполковник медицинской службы. - Ступайте, Алла, -
добавил он, обернувшись к медсестре. - Наш пациент передумал снимать гипс,
так что вы нам сегодня не понадобитесь.
краем глаза покосился на медсестру, которая нерешительно топталась на
пороге, будучи, как всегда, не в состоянии с уверенностью определить, шутит
подполковник или говорит всерьез. - А как мы договаривались? Что-то я не
припомню в нашем договоре пункта, который разрешал бы вам курить в постели.
Глеб. - Это на меня кто-то, извините, клепает.
причудами. Задохнуться можно, честное слово. Безобразие! Врачи дымят, а
пациентов за это распинают.
не курили в постели.
минуты, а у вас за это время нос вырос чуть ли не на полметра, как у
Пиноккио.
Аллочка за его спиной сдавленно прыснула в сложенные лодочкой ладони.
Курлович строго покосился на нее через плечо, потом повернулся к висевшему
на стене зеркалу и некоторое время критически разглядывал собственный нос,