Чтение 57–й страницы книги ~Преисподняя~

обретающихся под землей. Не знающие жалости, непримиримые, оголтелые в
своей несуразной вере, укоренившиеся в ненависти, обреченные навсегда на
существование под землей, непоколебимые в злобном своем фанатизме, стоящие
насмерть за нелепые химеры, они были сродни безумцам - что можно было им
объяснить, до чего достучаться, как втолковать?

Они были смертельно опасны, потому что не могли ни с кем ужиться, не
могли смириться с чем-то иным, кроме своей веры, и всюду несли ненависть и
кровь. И неужели только и оставалось, что уничтожить их, как чумных крыс?
Неужели только так и можно было с ними - гнать, травить, жечь? Однако
другого было не дано: стоило промедлить, они губили все, к чему
прикасались.

Пока Бирс, Ключников и Хартман стояли над умирающим, где-то в
стороне, поодаль, за стенами послышались голоса. Они росли, превратились в
ропот, в сбивчивый гомон и вдруг, как обвал, вырвались в крик. У Бирса,
Ключникова и Хартмана мороз пошел по коже.

Это был истошный крик многих людей, пронзительный многоголосый вопль
- ужас, смертельный страх, отчаяние были в этом хоре, от которого волосы
становились дыбом.

Бирс и Ключников рванулись в узкую дверь, вышибли ее ногами,
стремглав пронеслись по коридору и ворвались в тесное помещение,
заполненное людьми; следом за разведчиками прибежал Хартман. Едва они
появились, в мгновение стало тихо, толпа в сто или двести человек смотрела
на них, не отрываясь. Вероятно, помещение было не таким маленьким, просто
людей было очень много - скопище лиц и глаз.

Это были те, кто исчез. Альбиносы держали их в подземной тюрьме, изо
дня в день учили уму-разуму, читая вслух краткий курс истории большевиков,
кормили скудно, впроголодь и сулили скорый революционный трибунал и
расправу. Поняв, что они спасены, пленники облепили разведчиков, толпа
сжала их, сдавила, многие обезумели от счастья, у некоторых сдали нервы:
рыдая, они обессиленно опустились на пол.

Женщин содержали в другом помещении, приспособленном под тюрьму.
Расспросив пленников, Бирс стремглав кинулся в коридор, Ключников погнался
за ним - насилу догнал, чтобы прикрыть в случае нужды.

Они миновали несколько технических отсеков и вышибли дверь, закрытую
на замок. В тусклом свете им открылась печальная картина: бледные,
забившиеся в угол женщины, испуганная толпа; в полумраке на серых,
землистых лицах выделялись расширенные от страха глаза.

В отличие от мужчин, женщины молчали. Немая, теснящаяся в углу толпа
напоминала скопление теней. И когда Бирс вспоминал впоследствии, как они с
Ключниковым ворвались в камеру, он мог вспомнить лишь бледные неподвижные
лица и неестественно большие, просто огромные взирающие на него глаза.

Без единого звука, окаменев, женщины напряженно и выжидающе смотрели
на застывших у входа вооруженных людей: разрисованные камуфляжной краской,
с автоматами наперевес, те настороженно и цепко обшаривали взглядами
помещение. Автоматчики весьма отличались от тюремной охраны и подземного
гарнизона - ростом, пятнистой формой, оружием и снаряжением; до узниц
постепенно доходило, что это - свобода.

И когда они это поняли - поняли и поверили, глаза их наполнились
тихим сиянием, которое залило, затопило камеру и потоком хлынуло на
разведчиков.

Теперь пленницы не сдерживались. После невероятного напряжения
наступила разрядка, все обмякли и заплакали: кто в голос, навзрыд, кто
обессиленно всхлипывал, иные молча и неподвижно смотрели на освободителей
глазами, полными слез.

Внимательным взглядом Бирс обвел лица пленниц, у него упало сердце:
Джуди среди них не было.

Получив донесение, Першин приказал выставить охрану, чтобы альбиносы
напоследок не расправились с пленниками. Он поинтересовался, как им
жилось, они рассказывали наперебой.

Всех живущих наверху альбиносы определили в предатели. Лишь здесь,
внизу, чтились идеалы, завещанные вождями, лишь здесь хранили верность и
блюли чистоту, лишь здесь жили по ним и за них умирали. Живущих наверху
альбиносы намеревались перевоспитать, неподдающихся - уничтожить.

Своей жизнью альбиносы гордились: каждый день они без устали рыли
землю, занимались военной и политической подготовкой и каждый день
проводили собрания, на которых все говорили, как плохо, как ужасно жить
наверху и какое счастье жить в бункере.

- Что ж, они построили, что хотели, - сказал Першин. - Как раз то, о
чем все мечтали.

Бирс расспросил пленниц: Джуди до последнего дня находилась вместе со
всеми, накануне освобождения ее увели, больше ее никто не встречал.

В поисках Джуди Бирс и Ключников обходили одно помещение за другим.
Хартман увязался за ними; после происшествия в тоннеле, где он едва не
погиб, прогнать его они не смогли.

Втроем они забрели в увешанное трубами и заставленное баками и
цистернами машинное отделение, где гудели старые насосы и компрессоры и
мелко дрожали стрелки допотопных манометров.

Приходилось соблюдать осторожность. Здесь полным-полно было укромных
мест, где могла таиться засада: ничего не стоило схорониться в
бесчисленных закутках, тупиках и отсеках, соединенных переходами,
мостиками и лестницами.

Подстраховывая друг друга, они с автоматами наперевес поочередно
выдвигались вперед, проходя открытые участки, внимательно осматривали
сумрачные углы, забирались в заброшенные темные помещения, освещали
фонарями глухое цокольное пространство под насосами и черную пустоту
всевозможных емкостей и резервуаров.

Как ни старались, они нигде никого не нашли. Даже следов, что здесь
кто-то есть, не было, хотя ощущение опасности и чужого присутствия внятно
угадывалось в пространстве; по мере движения ощущение то усиливалось, то
слабело, но не исчезало.

Опасность отчетливо понималась повсюду, и похоже, исходила сразу со
всех сторон; они ощутимо улавливали ее, и потому нельзя было дать себе
передышку или расслабиться хоть на миг.

Обойдя все и осмотрев, они добрались до огромных баков, опоясанных
металлическими трапами и маленькими площадками из прутьев. Стараясь не
шуметь, Бирс и Ключников осторожно поднялись наверх. Баки были заполнены
водой, гладкая ее поверхность неподвижно темнела в широких горловинах.
Ключников сунул руку, зачерпнул горсть воды, понюхал, попробовал на язык.

Это была обычная вода, запас на случай осады или для других нужд;
резервуары, вероятно, выполняли роль водонапорных башен и особого интереса
не представляли. Разведчики собирались уже спуститься, как вдруг Ключников
тронул Бирса и молча показал глазами на воду: снизу, из глубины, на
поверхность поднимались пузыри.

Хартман наклонился над горловиной, потом сунул голову в воду и
застыл, всматриваясь пристально в непроницаемую темноту.

- Нужен акваланг, - сказал Ключников, а Хартман понял без перевода и
отрицательно покачал головой.

- Я так нырну, - предложил он, Бирс перевел ответ.

- Он что, спятил? - пожал плечами Ключников. - Не хватает, чтобы его
утопили.

- Он нырнет, - подтвердил Бирс.

Хартман принялся торопливо раздеваться и вскоре был готов. Бирс отдал
ему свой ремень, к которому прикрепил нож, Хартман надел ремень, взял
фонарь, несколько раз энергично продышался, сделал напоследок глубокий
вдох и мягко, бесшумно погрузился в воду. Бирс и Ключников видели, как он
быстро уходит вниз, похожий на большую белую рыбу, тело его потеряло
четкие очертания, превратилось в размытое светлое пятно, которое таяло с
каждой секундой, пока не исчезло совсем. Вода в горловине успокоилась,
плеск угас, темная поверхность застыла гладко, словно ничего не произошло.

Время тянулось мучительно долго. Они ничем не могли помочь Хартману,
только и оставалось, что набраться терпения. Но как раз терпения оказалось
у них ни на грош, ждать было невмоготу.

Они изнывали от неведенья, и много бы дали, чтобы узнать, что
происходит под водой. Прошло уже довольно много времени, запас воздуха у
Хартмана, вероятно, был на исходе, но ни намека не было на появление
американца, ни малейшего признака. И по мере того, как шло время, росла
тревога.

- Я говорил, нужен акваланг, - сказал Ключников, слова его прозвучали
упреком.

Они уже тревожились не на шутку. Бирс не выдержал, зажег фонарь и
сунул его в воду, стараясь что-нибудь разглядеть.

Их разбирало отчаяние, непонятно было, что следует предпринять. В
глубине души еще теплилась надежда, но слабела, слабела, угасала с каждой
секундой.

Вскоре стало понятно, что Хартман погиб: то ли утонул, то ли его
утопили; ни один человек не мог так долго оставаться под водой. И теперь
следовало организовать поиски.

Когда прошли все разумные сроки, они все еще не двигались. Тянули,
как бы сознавая, что если они уйдут, то все, конец, его уже не спасти.

Они уже совсем поверили, что он погиб, и собрались позвать на помощь,
как вдруг из воды вынырнули две головы - так неожиданно и так
стремительно, что можно было решить, будто снизу их выстрелили на
поверхность. Отфыркиваясь и отдуваясь, Хартман поддерживал на плаву
молодого альбиноса, которого он приволок из глубины.

Они сообща вытащили пленника из цистерны, с его старого комбинезона