беспокойным раздумьем, Мартин редко умел почувствовать волшебную прелесть
такого часа, но теперь захватило и его и захлестнуло восторгом.
думал о романтике, потому что по-своему, на свой неуклюжий лад, был
романтичен. Но Мартин, который, как вернувшийся из похода воин,
расслабленный, умащенный благовониями, пленился девушкой в лунном свете, -
этот Мартин жадно тянулся теперь к романтике и был совершенно
неромантичен.
вздохнула: "Ах, прошу вас, не надо", - у него недостало безжалостной
убежденности, он не мог действовать дальше. Он подумал еще раз о лунном
свете, но подумал и о том, что рано утром надо на службу, и соображал,
нельзя ли украдкой достать из кармана часы и посмотреть, который час. Это
ему удалось. Он наклонился сказать Орхидее спокойной ночи и поцеловать ее
на прощанье, но как-то не совсем поцеловал и вскоре увидел, что шагает
домой.
спотыкался в жизни, не ожидал он от себя, - бесился он, - что окажется в
любви мелким воришкой, трусоватым, подленьким обольстителем, да еще
неудачливым в своих похождениях - менее удачливым, чем продавцы
газированных вод, которые по вечерам разгуливают под кленами со своими
девицами. Он говорил себе, что Орхидея - недалекая бабенка... вздыхает и
жеманится, - но едва очутился в своей одинокой квартире, снова стал
томиться по ней, измышляя чудесные и безнадежно глупые способы залучить ее
к себе сегодня же, и лег в постель, вздыхая: "Ах, Орхидея!"
потому что совершенно неожиданно, когда Орхидея в один прекрасный день
пропорхнула через всю лабораторию и, блеснув чулками, уселась на его
рабочем столе, он подошел к ней, властно схватил ее за руки и поцеловал
таким поцелуем, какого она заслуживала.
на нее уставился. В растерянности она широко раскрыла глаза, губы ее
вздрагивали.
безграничное любопытство и некоторое удовлетворение: - Мартин... ах!..
дорогой... ничего, по-вашему, что вы это сделали?
исчезло для них, и не было ни его, ни ее, ни лаборатории, не было ни
отцов, ни жен, ни установленных правил, - только напряженное чувство, что
вот они вместе.
осудили бы нас, и раньше я, может быть, и сама осудила бы, но... Ах, я
страшно рада, что у меня свободные взгляды. Конечно, я ни за что на свете
не стала бы огорчать милую Леору и делать что-нибудь _совсем_ дурное, но
не чудесно ли, что кругом нас столько мещан, а мы умеем подняться выше их
и следуем зову, который идет от сильного к сильному и... Но мне просто
_необходимо_ на собрание в ХАМЖ. Там сегодня одна женщина-адвокат из
Нью-Йорка прочтет нам доклад "Современная женщина и карьера".
удачей. "Она моя!" - возликовал он... Верно, никто никогда не ликовал так
плохо и так неуверенно.
дантистом школьной амбулатории и молодым врачом городской больницы,
раздался телефонный звонок и послышалось взволнованное, но сахарное:
влюбленного и вместе безразличие, достаточное, чтобы обмануть трех
пересмешников-врачей, которые, сняв пиджаки, потягивали пиво.
вы... Ах, я смешна, как младенец, что звоню вам, но папы нет дома и
Вербены нет... все ушли, и вечер такой чудесный, вот я и подумала... А вы
не считаете, что я ужасная глупышка?
моей стороны глупо...
что вы не считаете меня такой глупой, оттого, что я...
ухмылки, он от нее отделался. Партнеры изрекли все, что считается в
Наутилусе подходящим к такому случаю: "Ах, вы, тихоня!", "Все понятно:
жена уехала на недельку, а наш донжуан...", "Кто такая, доктор? Ну,
скряга, подавайте ее сюда". И наконец: "Ага, я знаю, кто она: модисточка с
Прери-авеню".
ночь не спала и после глубоких размышлений пришла к мысли, что "они больше
никогда не должны делать таких вещей" и... не встретится ли он с нею в
восемь часов на углу Криминс-стрит и Миссури-авеню, чтоб можно было обо
всем переговорить?
девятого.
человечески слаб и смятен для приличного экспериментатора, слишком холодно
рассудителен для приличного грешника и все время тосковал по спокойному
утешению, которое могла бы дать ему Леора.
чувствуют себя так же мерзко, как я?"
одноженцем. Это противно моим убеждениям. Я требую права на свободу..."
лучше своих папаш-методистов! Во мне вполне достаточно здоровой
естественной безнравственности, так что я могу позволить себе быть
нравственным. Я хочу сохранить ясность мысли для работы. Не желаю туманить
свой мозг, бегая, как нанятой, за каждой девчонкой, которую можно
поцеловать".
счастливым грешником, но я всегда шел прямой дорогой, знал только Леору и
свою работу, и я не хочу теперь вносить смуту в свою жизнь. Помоги господь
каждому, кто любит свою работу и свою жену! Он заранее побежден!"
некрасиво. Ему был одинаково противен вчерашний храбрый. Мартин и Мартин
сегодняшний - прозаичный и осторожный. Он вернулся домой печальным аскетом
и всю ночь протосковал по Орхидее.
семнадцать лет. Я - порядочный, нравственный молодой человек и, боже, как
мне это было бы тошно, если б не моя реакция преципитации и ты, и...
Почему ты всегда теряешь багажную квитанцию? Я, наверно, подаю дурной
пример другим, сдаваясь так легко. Нет, нет, родная, разве ты не видишь:
это не квитанция, а билетик, который выдал тебе проводник!
совершал небольшое турне от "Шатоквы" ["Шатоква" (по названию города) -
культурно-просветительная организация, устраивающая летние курсы в
г.Шатокве и рассылающая по всей стране своих лекторов] по Айове, Небраске
и Канзасу. Мартин убедился, что хотя Пиккербо по сравнению с Густавом
Сонделиусом - кретин, к несчастью наделенный даром речи, ему предназначено
судьбой стать в Америке в десять раз более известным, чем Сонделиус, и в
тысячу раз более известным, чем Макс Готлиб.
портреты и звучные афоризмы появлялись в журналах: с рекламистами,
писавшими брошюры о "Предприимчивости и оптимизме"; с редактором журнала,
поучавшего конторщиков, что можно сделаться вторым Гете или новым
Джексоном-Каменной Стеной [Джексон Томас Джонатан (1824-1863) - по
прозванию Каменная Стена, был генералом армии южан в гражданской войне
1861-1865 годов], если учиться на заочных курсах и никогда не прикасаться
к погубителю мужественности - пиву; и с сельским мудрецом, равно
компетентным в финансах, иностранной политике, биологии, издательском
деле, перуанской этнологии и в искусстве зарабатывать деньги ораторством.
Эти властители дум признавали в Пиккербо одного из своих; они ему писали
шутливые письма, и он, отвечая, подписывался "Пик" красным карандашом.
Добившихся Успеха, дал заметку о Пиккербо среди своих очерков о пасторе,
построившем собственный неоготический собор из консервных банок, о даме,
которая за семь лет удержала от вступления на путь позора 2698 фабричных
работниц, и об орегонском сапожнике, самоучкой научившемся читать