внуков белому гаду руку отдал до плеча... Вон зять мой говорит, что у нас
все детишки будут школу заканчивать, а потом вуз, а потом - все в
чистеньком - командовать рабочим производством...
внукам этот самый вуз. Может, им простая жизнь нужна - как в мирное время:
вот те пятерка, а ты мне - корову. Не всякий человек жаждет управлять
этим, как его...
него! С притопом...
которой он так удобно расположился. - Это ты что ж такое городишь? Ты с
чьего голоса поешь, паразит?!
наган нацепил - сразу клеймо норовит на лбу прижечь! Свобода! Ты мне
заместо этой вашей свободы порядок дай...
верил: он мне говорил - рабом быть удобно, беспокоиться не надо; как
корова в стойле - дадут ей сена, она себе и жует! Ну и жуй! А я не желаю!
возразил Карпов. - Как при барине служил сторожем, так и при комиссарах им
стою.
от свободы куска хотите, а на ее саму вам насрать! Вот что я тебе скажу,
не знаю, как там тебя...
бы сказал, а с тебя, с темноты, какой спрос? Я вона за свободу руку отдал
по плечо и ничего заместо не прошу, окромя чтобы мечты мои сбылись и чтоб
твои, дуралея, внуки жили в царстве всемирной свободы, где все люди
вровень!
полные: как раньше, так и сейчас.
вертится такое говорить, а?! Ну где ж нам бандита держать? В церкви, что
ль?
если по ночам на улицах только собаки воют - какая тут свобода? Раньше-то
на улицах - фонари до утра, и трещотка дворницкая, и трактир...
только расстраиваешь меня!
появились двое: черти не черти, но лица коричневые и вроде бы прозрачные,
а разглядеть за этой прозрачностью ничего и не разглядишь.
взвел курок:
трожь дуру...
поднимаете. Лучше подобру уходите, а то ведь всех к стенке, щадить не
станут.
дуре не прикасайся, она мне пригодится.
стрелять, шум погубил бы все дело.
кушетки на пол, успел ударить грабителя мыском сапога в живот. Тот взвыл.
Евпланов начал скрести пальцами кобуру, чтобы достать маузер, и не видел,
как Карпов, схватив грабителя, который стоял скорчившись, поднял его перед
собой и бросился на того, что замер у двери.
другой рукой ткнул наганом что есть силы в живот Карпова. Он не хотел и не
думал стрелять, но палец нажал курок, и прогрохотал выстрел, и в это время
Евпланов, достав маузер, несколько раз выстрелил. Один упал молча, а
второй закричал изумленно, тонким голосом:
отвести взгляд от сахарно-белой кости, торчавшей из голенища сапога.
разглядеть - и кинулся к выходу, ступая мягко, на носках, словно весной,
когда скрадывал глухаря на току.
Ленькой-кривым, который успел набрать несколько пригоршней бриллиантов.
Воронцов проскользнул мимо освещенной двери, где были сторожа, успев
крикнуть:
хотел было броситься следом за своими, но тут в него вошла острая боль, а
только потом он услышал выстрел и ощутил запах гари - как в детстве, когда
жгли серу со спичек в подвале на Бронной.
вторая вот-вот повернула бы на Дмитровку. Он вскинул маузер и три раза
выстрелил по двум седокам: один был на козлах, а второй, словно поп, в
рясе или в юбке: он не мог и представить себе, что стреляет в женщину.
пистолет, целя в них. Она бросилась на спину Воронцову, схватила его
голову руками и закричала:
это была пуля, пробившая легонькое тело женщины.
него со спины. - Аннушка, больно?
была мертва. Где-то неподалеку загрохотали выстрелы. "По Крутову, - понял
он, - сейчас начнется облава".
заперт. Он побежал в переулок и спрятался во дворе маленького домика.
Огляделся: в углу темнел сарай. "Переждать до утра? А мешок где? В
пролетке. Конец? Нет, надо идти. Если остановят - отстреливаться, а
последний - себе".
громадных, узловатых рук сторожа: они менялись, делаясь из бурых
желто-белыми, чистыми, будто кто их отмывал мягким мылом.
сейчас, - много смертей пересмотрел в своей жизни и никогда не плакал,
только разве зубами скрипел и мотал головой...
происшествия и взял расписку с Харькова и Бекматуллина, что они будут
молчать о происшедшем вплоть до особого на то разрешения, он понял, отчего
так горько было ему и тянуло сердце. Он вспомнил последние слова свои,
сказанные Карпову, и понял он, что никогда не сможет покаяться перед
сторожем в дурости своей и темноте, а "спи спокойно" и дурак любой скажет,
в ком и вины нет и боли, а только жадное любопытство до похорон и чужих
кладбищенских слез.
в Псков, к эстонской границе. Он все делал механически, подчиняясь кому-то
второму, отстраненному, который руководил его поступками сегодня, начиная
с выстрелов в комнате сторожей. Он механически снял свой казакин и
оглядел, нет ли на спине пятен крови; так же механически объяснил
извозчику, куда его доставить, - сказал, на Каланчевку, вокзал не назвал,
опасаясь чего-то неосознанно, но, видимо, так надо было, - он доверился
тому, кто сейчас руководил им в нем самом. Так же спокойно зашел в вагон,
не обращая внимания на шпиков и милицейских, которые цепко оглядывали
пассажиров, особенно с багажом. Раздевшись, он залез на верхнюю полку и
сразу же забылся, будто упал в темную теплоту. Снились ему какие-то
сладостные картины, а когда проснулся, перед ним появилось лицо Анны
Викторовны. Он до того явственно увидел ее, что даже выставил перед собой
руки. А она исчезла. И он заплакал. Он вспомнил нежное, доброе лицо жены,
а потом увидел Анну Викторовну, а после ему пригрезилась мать и дети.