своим талантом. Но приближаясь к критическому пункту вычислений и желая
показать тот тупик, в который всегда упиралась эта теория, Фабермахер
вдруг обнаружил, что вывода не получается. Он отступил от доски и
нахмурился.
через плечо. - Вы не видите, где я ошибся?
неожиданности. Фокс глядел на доску, но его усталый взгляд заволакивала
рассеянность.
ерундой?
обидеть, но с предельно жесткой откровенностью: - Мне просто неинтересно.
замечания, произнесенного вялым, безжизненным голосом, был слишком
очевиден. Слова совершенно точно выражали его отношение ко всему на свете.
Фабермахер совсем растерялся и вспыхнул от унижения. Через несколько дней
Фокс опять зашел к нему, снова вызвал на разговор о работе, заставил
увлечься и так же внезапно ушел, оставив Фабермахера вконец опустошенным.
Это повторялось снова и снова, точно интеллект Фабермахера являлся для
Фокса каким-то необходимым возбудительным средством. Но человеческий ум -
не изготовленная из химических веществ пилюля или таблетка, которую можно
разгрызть и проглотить; черпая для себя кратковременное подкрепление, Фокс
тем самым опустошал душу Фабермахера.
рассказал ей об этом. Она спокойно и внимательно выслушала, но совершенно
серьезно спросила:
заступаться. Знаешь, Эдна, я хоть иногда должен быть мужчиной.
что о тебе нужно заботиться. Если б не я, ты бы умер с голоду. Ты никогда
бы не менял костюмов. Ты был бы совершенно заброшен. Я непременно повезу
тебя к самым лучшим врачам. Да, да, и мне все равно, сколько бы ты ни
запрещал мне говорить об этом!
следует пойти к нему и поговорить, раз ты сам не хочешь этого сделать.
Фоксу... если ты позволишь себе такую сумасшедшую выходку, я тебя убью! Ты
знаешь, что я говорю совершенно серьезно. Боже мой, оставь же мне хоть
что-нибудь в жизни!
Фабермахера избавлением. Там, в Кемберленде, он снова станет хозяином
своей жизни. Он был уверен, что мать Эдны не пустит ее с ним и, конечно,
другого такого Фокса там не будет. Фокс отнесся к этому предложению
подозрительно, как к фальшивой монете.
состоянии Фабермахера. - Вас могут пригласить в Калифорнийский институт
или в Гарвард. А может быть, даже в Принстонский институт. Кемберленд вам
скоро надоест.
Нью-Йорка.
бабочек. При этом он сказал нечто очень для него характерное - то, чего не
мог выносить Фабермахер.
все равно, что делать.
конце концов он поддался уговорам Эрика, тем более что на него произвела
большое впечатление перемена, происшедшая в Горине за последние годы.
Фабермахера это очень заинтересовало, и он не знал, чему приписать
появление в Эрике новой внутренней силы - просто ли течению времени или
чьему-то успокоительному влиянию. И тут он обратил внимание на Сабину.
познакомился, но больше всего его поразила утонченная честность, с какой
она относилась ко всем, включая своего мужа, ребенка и себя самое.
заметил, что она стройна, что у нее мягкие темные волосы и неожиданно
светлые, спокойные глаза. Она накрывала на стол и хлопотала по хозяйству
точно так же, как это делала бы на ее месте всякая другая женщина, но у
нее была особая манера останавливаться и поворачивать голову, если она
слышала что-либо для нее интересное, и ее спокойная веселость заставляла
думать, что ей давно уже известен самый мудрый способ сохранять душевное
равновесие. Она не отличалась особым интеллектом, но инстинктивно
разбиралась в людях, и в этом отношении была умнее многих, кого он знал.
Фабермахера очаровало то, что она совершенно не сознавала, насколько
замечательны эти ее качества.
Фабермахер догадался, что в этом маленьком домике Эрику была отведена
отдельная комната не с целью подчеркнуть его значение как главы семьи, а
просто потому, что это было ему необходимо. Когда Эрик, обуреваемый
великодушием, предложил уступить эту комнату Фабермахеру, тот отказался,
даже не взглянув на Сабину.
сильно сомневался в том, что он ее интересует или сможет когда-либо
заинтересовать; кроме того, нельзя было не считаться и с другими. К тому
же Эдна устроила так, чтобы в сентябре перебраться в Чикаго. Фабермахеру
не хотелось думать о том, что будет, когда она приедет. Одно только он
отчетливо сознавал: давно уже он не был так спокоен и счастлив, как в это
лето. Он жил сегодняшним днем и не задумывался о будущем.
наступила мрачная полоса. Эдна появилась в начале октября, цветущая и
загорелая. Она приезжала из Чикаго когда вздумается, и избавиться от нее
было еще труднее, чем прежде. Лето породило в нем томительные желания,
которые могла утолить только женщина, и когда наступила зима, он оказался
связанным с Эдной еще крепче, чем раньше.
отставку; впрочем, Фабермахер уже и не ждал этого. Он попросту не обращал
внимания на Ригана и надеялся, что тот в свою очередь не будет обращать
внимания на него. Так оно, вероятно, и было бы, но, к несчастью, Эрик
оказался слишком хорошим другом, чтобы промолчать, когда нападают на
товарища, и в конце концов мирное спокойствие растаяло, как утренний туман
от лучей солнца, а Фабермахеру пришлось наяву пережить все ужасы, которые
мучили его в кошмарах.
было выстроено в форме буквы "П". В нижнем этаже находились аудитории,
учебные лаборатории и библиотека. Второй этаж занимала канцелярия,
преподавательская и лаборатория для исследовательской работы. Однако здесь
не чувствовалось той атмосферы взволнованности и напряженной спешки,
которая царила в лабораториях Мичиганского и Колумбийского университетов.
Четверо из пяти профессоров физического факультета были старше пятидесяти
пяти лет, и только двое из них пытались заниматься научными
исследованиями.
Тримейна. Сам Тримейн, седой, с солидным брюшком и приятной, всегда
немножко виноватой улыбкой, производил впечатление человека, совершенно
изнемогающего от усталости. Несколько лет назад, после долгих трудов, он
смастерил наконец камеру Вильсона, но с тех пор только и делал, что
ремонтировал ее; эта работа имела такую же научную ценность, как если бы
он беспрерывно заводил свои карманные часы.
за ним начинался ряд комнат, принадлежащих профессору Хэтчу,
преподававшему оптику и теорию света. А так как он к тому же был штатным
консультантом одной фирмы, выпускающей фотоаппараты, то пользовался
университетской лабораторией для разрешения интересующих эту фирму
проблем. Он был точен, аккуратен и деловит. Его рубашки неизменно сияли
белизной, а синий галстук бабочкой был безукоризненно опрятен. Хэтч всегда
быстро проходил через холл, нервно улыбаясь и потупив глаза. Однажды,
когда Фабермахер вышел из комнаты, Хэтч обернулся к Эрику с наивным
любопытством во взгляде.
и сейчас занимался исследованием применения сложных электронных ламп. Это
был маленький рыжеватый шотландец, получивший докторскую степень в
Лондонском университете. Он был холост, и выражение тайной и терпеливой
грусти на его лице объяснялось просто сосредоточенностью, но все жены
преподавателей и его студентки считали своим долгом проявлять участие и
заботиться о нем. Профессор Косгров, казалось, кротко удивлялся тому, что
не он, а нелюдимый Фабермахер занял в семье Горинов место друга-холостяка.
Свержин Владимир
Скальци Джон
Пехов Алексей
Каменистый Артем
Прозоров Александр
Шилова Юлия