сразу. Две дискеты без наклеек могли быть и не моими, но с какой тогда стати
им лежать вместе с ключами? Больше в кульке я ничего не обнаружил. Права
тетенька - небогато.
все в крови да в дырках. Ты не волнуйся, если родные не объявятся, при
выписке новые получишь. Брюки, ботинки, белья пару - голым не уйдешь.
зря?
твои штуки. Тоже, наверно, выбросили.
пока она не отрыгнет мои дыроколы.
дома принесу, у меня таких знаешь сколько?
прилавка свое добро и распихал его по карманам.
Ха-ха! Если она и пустит, то лишь для того, чтобы сдать меня своему
начальству. Оставаться тоже нельзя. Как только всплывет, что Куцапов не
единственный, кто погиб при взрыве, меня моментально перевезут туда, откуда
уже не вырваться. А потом они докопаются до моего происхождения, и я по гроб
жизни буду куковать взаперти. Это еще в лучшем случае.
коридору, будто кого-то ждал.
ручки.
они чего-то недоговаривают и втайне надо мною глумятся, а несмышлеными
только притворяются, чтобы легче жилось.
подонком с огненными бакенбардами. "Жаль, но мне придется тебя убить, прямо
под портретом великого Склифосовского", - подумал я, не особо веря, что
смогу это сделать. Кнута понарошку - и то не решился, а здесь ребенок. И
всерьез. Так, чтоб не спасли, не откачали. Кстати, следователь Петр уже на
месте, протокол и наручники обеспечены. Давненько меня не арестовывали.
оказались размера на два меньше, но все же застегнулись. Я задышал неглубоко
и часто, как астматик, однако смущало меня не это. Модель была явно женская:
узкие штанины плотно обтянули ноги - получилось даже слегка сексуально,
впрочем, оценить это мог не каждый. Еще хуже дело обстояло с пахом. Покрой
предусматривал полное отсутствие того, что у мужчин, как правило,
присутствует, и жесткий шов немилосердно впился в плоть, пытаясь разделить
ее надвое. Однако, надев жмущие кроссовки, я понял, что маленькие джинсы -
это ерунда. Пальцы ног спрессовались и при ходьбе закручивались в подобие
кукиша. Я глянул в зеркало и начал раздеваться.
и ссадиной на носу он придал мне сходство с обычным пьющим художником.
разные, можно в кузове спрятаться.
щами и половой тряпкой, послышался глухой звон алюминиевых крышек. На
ближних подступах к пищеблоку стали различимы более деликатные звуки: стук
тарелок, шум льющейся воды и незлобивая ругань поваров. В воздухе повис чад
от перегоревшего растительного масла.
ступенями.
безропотно поднял пустую картонную коробку и отнес ее к большому баку.
стояли три грузовика. Я обошел их вокруг, изучая обстановку. В первом
дремал, укрывшись газетой, водитель, во втором никого не было. Мужчина на
крыльце отбросил окурок и скрылся на кухне. Где-то далеко заиграло радио, и
объявили четырнадцать часов тридцать минут. Пешком уже не успеть.
полно народу. Из-за кирпичного строения появились спешащие женщины в шубах
поверх белых халатов, откуда-то вышел хмельной рабочий в грязной тельняшке,
за ним - двое грузчиков и даже несколько собак.
Это не просто угон, это грабеж.
корпусами, и разогнаться я не мог. Рука в тельняшке пыталась ухватиться за
руль, но машина, наскакивая на бордюрные камни, так прыгала, что рабочий еле
держался сам.
встает и вновь устремляется за машиной, но я уже выехал на прямой отрезок,
упиравшийся в решетчатые ворота с красным восьмиугольником "STOP". Я
просигналил, и подвешенная на двутавре створка поползла вбок. Можно было
притормозить и дождаться, пока ворота не откроются полностью, но сзади
догонял настырный рабочий.
армейской палатки. Звякнуло сорванное вместе с креплениями наружное зеркало,
взвизгнул, продираясь сквозь торчащие прутья, обитый жестью кузов. Я
оказался за пределами больницы, но ощущения свободы это не принесло.
силища не пропала, она рассредоточилась по городу и нервно замерла, ожидая
то ли президентского обращения, то ли красной ракеты, то ли еще чего
знаменательного.
Ступни вопили от боли, и бежать было невозможно. Меня занимали только две
мысли: добраться до "Третьяковской" и переобуться.
Фирсов вряд ли ухитрился меня сфотографировать, а в ориентировке, которую он
мог раздать подчиненным, наверняка значился кто угодно, только не
взлохмаченный педераст в бабьем наряде.
поверхности, приблизиться к нему было бы трудно.
спросить я, но решил его не травмировать. Вместо свитера на Тишке была
аккуратная курточка, на голове - оттеняющая спартаковская бейсболка. Ни дать
ни взять сынок с папашей. Я оглянулся на микроавтобус. Задержать двоих